Любовь... Любовь?
Шрифт:
— Как некоторые другие, так, что ли?
— Я ведь ничего не сказал.
— Но ты же это имел в виду?
— Послушай, — промолвил он, неловко переминаясь с ноги на ногу, — ну, к чему ты это завела? Сначала обвинила меня в том, что я злопамятный, а теперь говоришь за меня то, чего я не говорил. Мы с тобой пятнадцать лет не видались, Энни. Зачем ты так?
— Да, ты прав. — Она подняла корзинку, надела ее на руку. — Прости меня, Артур. Просто уж очень мне обидно было, что ты не поспел вовремя.
— Как это случилось?
— Бронхит. Застарелый недуг.
318
Они снова вышли на асфальтовую дорожку и начали взбираться по склону холма, направляясь к воротам кладбища.
— Интересно, — сказала она, помолчав, — что ты почувствовал, возвратившись сюда после стольких лет?
— Странно как-то, конечно, поначалу... — Он нахмурился. — А в общем-то, мало что здесь изменилось: два три новых дома... Хотя что-то все же стало вроде бы по-иному.
— Это тебе так кажется просто оттого, что ты давно здесь не был.
— Да, конечно, все уже кажется каким-то другим, если ты долго был в отсутствии.
Она опять бросила на него искоса быстрый взгляд снизу вверх.
— Все?
— Да нет, пожалуй, — неуверенно сказал он. — Пожалуй, не все.
Она глубоко вздохнула, и, когда он снова заговорил, голос его звучал чуть резче — в нем, сквозила досада.
— Все мы какими были, такими и остались, Энни. Ты, может, думала, увидав меня, что Генри и Сисси примут блудного сына с распростертыми объятиями? Я был отсюда далеко, вы по-прежнему жили здесь, но все равно, и вы и я — мы все те же, те же самые люди.
— А он уже не был прежним.
— Кто?
— Отец... Ты бы просто глазам своим не поверил, как он переменился. Никогда бы ты не подумал, что эта женщина может сотворить с ним такое — это нужно было видеть. Но я-то видела. Я все время наблюдала, как происходила в нем эта перемена — из месяца в месяц, изо дня в день даже.
— Что же это такое она с ним сотворила?
— Она смягчила его сердце, Артур. Научила его кротости. Через несколько лет после женитьбы на ней он был уже совсем другим человеком. Точно вся эта злоба и ожесточенность капля по капле испарилась из него. И тогда он, снова захотел тебя видеть. Это стало самым заветным его желанием — повидаться с тобой перед смертью.
— Я был в море, — пробормотал он. — Что же я мог сделать?
319
— Но ведь ты приехал, — сказала она, — сразу приехал, как только смог.
— Ну да, как только смог.
Он не сказал ей, что, сойдя с корабля, он еще целую неделю раздумывал — стоит ли ему ехать сюда. Впрочем, ему почему-то казалось, что она догадывается об этом. Но так или иначе, он ведь все равно опоздал бы. Он достал сигарету, которую не решался закурить раньше, и они в молчании дошли до ворот.
— Ты пока ступай один... — начала было она, когда они вышли на улицу, но он взял ее за руку, не дав ей договорить.
— Давай посидим здесь минутку, — сказал он, — давай потолкуем еще немножко.
Она послушно направилась следом за ним к скамейке и села рядом; откинувшись на спинку
скамейки, он вытянул ноги и закурил сигарету; она сидела выпрямившись, поставив на колени корзину, опираясь на нее.Несколько минут прошли в молчании; казалось, им нечего было больше сказать друг другу. Моряк поежился и поднял воротник своего плаща.
— Тебе холодно?
— Да как-то прохладно здесь наверху.
— А мне показалось, что сегодня совсем тепло, — сказала она. — Такой погожий весенний денек.
— Весенний! — насмешливо хмыкнул он. — Вот она — английская погодка! Всякий раз, как возвращусь из плавания, так продрогну здесь до костей.
— Должно быть, ты просто очень уж привык к этим жарким странам.
— Я люблю солнце, люблю тепло, — сказал он. — По мне, так никогда не может быть слишком жарко. Другие плохо переносят жару в Южной Америке, а по мне, так ничего не может быть лучше. Верно, я все же осяду где-нибудь там, а пока я — перекати-поле.
Она опять помолчала, потом спросила:
— Ты, видно, никогда не думал о том, чтобы вернуться на родину?
— Куда на родину — сюда? — сказал он. — А что я тут буду делать?
— То же, что и в любом другом месте.
— А мне пока и так хорошо: гоняю себе по белу свету,
320
вижу много всякого разного. Я же матрос. Ничем не связан, никаких забот. Куда захочу, туда и зафрахтуюсь.
— Ну, а потом?
— Что потом? — спросил он.
— Когда ты побываешь всюду и все поглядишь. Что потом?
— Ну, а потом, как я сказал: осяду где-нибудь в Южной Америке, а то так подамся и еще куда-нибудь подале.
— А по-моему, везде и всюду одно и то же, Артур, — сказала она. — Повсюду такие же люди и так же занимаются каждый своим делом, как и здесь.
Он швырнул окурок в траву за дорожкой.
— Здешней жизнью я был сыт по горло уже давным-давно.
— Вот ты и уехал.
— Ну да, вот я и уехал. И как раз вовремя.
Она хотела еще что-то сказать, но промолчала и повернула голову, прислушиваясь.
— Полдвенадцатого пробило, — сказала она. — Мне надо идти. Сейчас будет перерыв на обед, а я еще должна купить кое-что.
Они встали и пошли дальше по улице. Потом она сказала:
— А тебе совсем не обязательно таскаться со мной по магазинам, если нет охоты. Ступай домой и подожди меня. Люси сейчас нет дома, но я дам тебе свой ключ.
Однако он покачал головой:
— Нет, Энни, мой визит окончен. Я повидал все, что мне хотелось повидать. А насчет всего прочего, так я уже опоздал.
— Но ведь ты только-только приехал... Не можешь же ты уехать так сразу. Люси будет очень рада познакомиться с тобой.
— Да на кой это ляд? — сказал он. — Она меня не знает, для чего это я вдруг свалюсь к ней как снег на голову.
— Ну, а Генри и Сисси?
— Ах да, старина Генри и наша милейшая Сисси! — Как, кстати, они поживают?
— Ничего, неплохо. Генри открыл паяльную мастерскую, а муж Сисси служит теперь управляющим в кооперативном бакалейном магазине. Генри подумывает