Любовь.ru. Любовь и смерть в социальных сетях
Шрифт:
– Странная у вас семья, – осторожно сказала Люба. Надо поскорее перевести разговор с глобального на личное.
– Обычная. Муж, жена, двое детей. Дети уже взрослые. Мальчик и мальчик. Старший учится в институте, младший школу заканчивает. Я рано вышла замуж. – Она затушила сигарету. – Просто у меня, в отличие от многих, мозги еще не отключились. И я делаю все, чтобы убить их алкоголем. Думать вредно. – Женщина встала и запахнула халат.
Любе не хотелось ее отпускать. Она тоже встала.
– Возьмите мою визитку. – Она полезла в сумочку. – Я с вас денег не возьму за консультацию, не беспокойтесь. Просто искренне хочу помочь.
Женщина не стала с ней спорить. Молча сунула
– До свиданья.
«Не придет», – подумала Люба. И уже хотела броситься следом за пациенткой Василия Федоровича, как ее окликнул он сам:
– Любонька! Ну где же ты ходишь? Идемте на осмотр, Любовь Александровна, – поправился нарколог, заметив, что они не одни. – Это еще один запущенный случай, – шепнул он Любе на ушко. – По твоей части.
– Я уже поняла.
– Вот что бывает, когда люди книжек обчитаются. Я уже муженьку ее посоветовал сменить мою клинику на психиатрическую. Идем же! Ольга Ивановна пришла!
Паша
– Ольга Ивановна, разрешите вам представить… – Нарколог погладил Любино плечо. – Моя ассистентка. Петрова Любовь Александровна, кандидат психологических наук. Мы теперь будем работать в паре.
– Здравствуйте, – сдержанно сказала кладовщица.
Люба же не отрываясь смотрела на больничную койку, где лежал Паша. Василий Федорович слегка приврал: в палате стояла не вонь, а так, запашок. Но в остальном он сказал чистую правду, парень умирал. Это было видно по его отрешенному лицу, заострившемуся носу и по рукам, которые, в отличие от дергающегося тела, были спокойны. Паша выложил их поверх одеяла, сжав кулаки. «Готов», – красноречиво говорила его поза.
Он не хотел жить. Последнее одолжение матери – умереть не в чужой квартире от передозировки, а на больничной койке в элитной клинике.
Ольга Ивановна держалась хорошо. Никакой истерики, хватания за руки ангелов в белых халатах, медсестер и лечащих врачей: сделайте же что-нибудь! Безразличный взгляд в сторону Любы: еще одна. Петровой стало неловко. Допрашивать убитую горем женщину? Допытываться, не она ли украла деньги у своего босса, пытаясь спасти единственного сына? Даже если она. Устрой суд присяжных здесь, в больничной палате, он Ольгу Ивановну единодушно оправдает. Ох как же все непросто!
Люба молчала. Не знала, с чего начать разговор.
– Для кого психолог? – спросила вдруг Ольга Ивановна. – Для меня или для него? – Она кивнула на сына.
– Э-э-э… – замялся Василий Федорович.
– Я хотела бы поговорить с вами, – выручила его Люба.
– Я сейчас немного занята, – высокомерно взглянула на нее Ольга Ивановна. – Если только вы подождете с полчаса.
– Иди, мама, – еле слышно сказал Паша. – Мне хорошо.
Люба видела, как дернулась кладовщица. Как сглотнула застрявший в горле комок. Но характер у Ольги Ивановны и в самом деле был кремень. Ни слезинки не пролилось. Неслышно вошла медсестра, держа в руках шприц. Паша посмотрел на нее с благодарностью.
– Он сейчас уснет, – шепнул Василий Федорович. – Ему так легче.
– Я знаю, – огрызнулась кладовщица и бросила на него злой взгляд.
Когда измученный парень закрыл глаза, они втроем потихоньку вышли из палаты.
– Я вас оставлю, – засуетился нарколог. – Меня там ждут.
– Сволочь! – сказала Ольга Ивановна ему в спину. Он слышал, Люба была в этом уверена, но не отреагировал.
В конце коридора нарколога остановила какая-то женщина с бледным, взволнованным лицом, схватила за руки и потащила в ВИП-палату. Василий Федорович и в самом деле был нарасхват.
Люба с Ольгой Ивановной уселись под бра
в форме цветка орхидеи. Мягкий свет золотил обивку кресел и ковровое покрытие с толстым ворсом. Здешние стены деликатно молчали, Люба тоже молчала, раздумывая, с чего бы начать этот непростой разговор?– Ну-с, – с откровенной неприязнью посмотрела на нее кладовщица. – А вы с чем ко мне? Утешать будете? Да что вы об этом знаете! О чувствах, которые испытывает мать, когда ее ребенок умирает!
– Знаю, – неожиданно для себя сказала Люба.
Видимо, в такие моменты между людьми устанавливается какая-то особая доверительная связь. Они общаются на уровне чувств, и если обе матери испытали огромное горе, то эти два отчаяния, похожие на облака невыплаканных слез, наползают одно на другое, схлестываются и превращаются в грозовую тучу. Она либо мечет молнии гнева, либо проливается благодатным дождем.
Ольга Ивановна наконец расплакалась. Люба невольно погладила ее по руке. Вспомнила себя в момент, когда узнала, что потеряла ребенка. О чем тут говорить? Какое-то время обе молчали.
Врать не хотелось. Сочинять «правдоподобную» историю, чтобы выпытать источник, из которого Ольга Ивановна черпает деньги на содержание в элитной клинике умирающего сына, – тоже.
«Надо мне это?» – подумала Люба и хотела уже уйти.
– Сидите, – остановила ее Ольга Ивановна, видимо что-то почувствовав. – Мне так легче.
Они еще какое-то время сидели молча. Каждая думала о своем.
– Говорите, – сказала наконец кладовщица. – Вы ведь не просто так сюда пришли.
– Да. Я по делу. И я не ассистент Василия Федоровича.
– Я уже поняла. И не психолог?
– Психолог. Я… скажите, вы очень дорожите своей работой?
– Ах, вот вы о чем… – Ольга Ивановна вытерла слезы. – И кто вас послал?
– Мой друг. Новый начальник вашей службы безопасности – Стас Самохвалов, – призналась Люба. – Знаете, что? Я ухожу. У меня, как-никак, есть совесть. – Она встала.
– Сидите, – опять потянула ее за руку кладовщица. – Вы спросили: дорожу ли я своей работой? Теперь уже нет. Мне она безразлична. Если меня уволят даже. Хотя меня вряд ли уволят. – Она горько усмехнулась.
– Почему?
– Ведь я взяла деньги у своего двоюродного племянника. Он же хозяин фирмы Федор Бабичев, мой босс. Ничто не связывает хозяина и слугу прочнее долгов. Я ему должна, и я буду отрабатывать долг, пока хватит моих сил.
– Хозяин дал вам денег?! Тридцать тысяч долларов?!
– Да, а что?
– Почему же вы в списке подозреваемых?
– Я не прошла проверку на детекторе.
– Бывает, что техника ошибается.
– Она не ошиблась, – равнодушно сказала Ольга Ивановна.
– Выходит, это все-таки вы… берете со склада комплектующие? – Люба не решилась сказать «крадете».
– Нет. Но я знаю, кто это делает. Более того, покрываю вора.
– Господи помилуй, почему?!
– Вы психолог?
– Да.
– Тогда должны понять. Да, Федор дал мне денег. Я пришла к нему в отчаянии, плакала даже, что со мной нечасто случается, напомнила, что мы родственники. Сказала: «Ты же знаешь, какая у меня зарплата! И сколько денег надо на лечение! Ну что мне, воровать?» И он дал. Тридцать тысяч долларов. Поэтому теперь половина моей зарплаты списывается в счет долга. На руки я получаю тысячу долларов. У меня, как вы поняли, хорошая зарплата. Я и на пятьсот долларов в месяц могу прожить. Могу и на половину этой суммы. Я экономная. Поэтому я и сказала Василию Федоровичу, что могу достать еще денег. Тысяч десять-пятнадцать у.е. Это я потяну. Надо отдать должное Феде, он не положил мне процентов. Это по-божески. А лучше сказать, по-родственному. Но… Ведь это он во всем виноват.