Любовь.ru. Любовь и смерть всегда вдвоем.
Шрифт:
— Зачем?!
— Ну, он же такой умный! Сережа! Как ты не понимаешь! Я тоже хочу ему письма по электронной почте слать. Вот будет здорово, если однажды мы с Сережей заговорим на одном языке.
— Лучше бы это был твой язык, Апельсинчик, — улыбнулась Люба, и в этот момент раздался звонок в дверь.
— Ты кого-то ждешь? — встрепенулась подруга.
— Нет. Не жду. Даже не знаю, кто бы это мог быть.
— Мужчина, — тут же среагировала Люська.
— Перестань!
Но когда Люба посмотрела в глазок, она и в самом деле увидела мужчину. Капитана Самохвалова.
— Любка,
Если бы не она, Люба ни за что не открыла дверь. Но Люська не допустит, чтоб симпатичный мужчина остался за порогом. Пришлось открыть.
— Проходи, — посторонилась она.
Стас протянул ей белую розу, завернутую в газету:
— Вот. Я не знал, какие цветы предпочитают психологи. Если не угодил — извини.
— Класс! — сказала выскочившая в прихожую Люська. — Роза! Белая! Одна! Класс! Люба, когда тебе в последний раз дарили цветы?!
— Здрасьте, — выдавил капитан Самохвалов.
— Добрый день. То есть вечер. Сосисок хотите?
— Люся! — одернула ее Люба.
— А что? Это мои сосиски. А мужчина всегда голоден. Даже если он сыт.
— Вообще-то я не ожидал…
— Меня, да? — встрепенулась Люська. — А я сейчас уйду.
— Нет-нет, — замахал руками он. — Не стоит.
— Да брось… те, — хихикнула Люська. — Не буду вам мешать. У вас амуры.
— Да я по делу, — засмущался Стас.
— А я что говорю? В восемь вечера, с цветком в газете, самые дела. Вам хорошо, у вас рыжего нет.
— Какого рыжего? — вытаращил глаза капитан Самохвалов.
— Это она про сына. Надевай тапочки и проходи на кухню, Стас. — Подтолкнув его по направлению к кухне, Люба сурово сказала подруге: — Люся, перестань! Что ты себе позволяешь!
— Все поняла, улетаю! — чмокнула ее в щеку подруга. — Желаю счастья!
— Никто тебя не гонит! — отчаянно воскликнула Люба.
— Да мне и в самом деле пора домой! Сына кормить!
— А Интернет?
— Я как-нибудь заскочу. Ну, пока!
Уже на пороге Люська обернулась и подмигнула голубым глазом:
— Потом расскажешь.
… — Не обращай на нее внимания, — сказала Люба, заходя на кухню.
Стас, поддев на вилку сосиску, задумчиво ее разглядывал:
— Отчего же? Милая женщина. А почему такая толстая и бледная?
— Кто? — обиделась Люба за лучшую подругу.
— Сосиска.
— Молочная потому что.
— А… А, ничего, — вздохнул он, проглотив сосиску. — Вполне съедобно.
— Ты, вроде, по делу.
— Так что, и кормить меня не надо? Твоя подруга, между прочим, добрее.
— А ты осмелел.
— Так нас же только что благословили. В прихожей.
— Люська мне не мать, — хмуро заметила Люба. И в рифму добавила: — Чтобы благословлять.
— А я думал, ты с ней советуешься, когда дело касается личной жизни. Уж она-то в этом разбирается больше.
— В чем?
— В мужчинах. По ней видать.
— А серьезно?
— Серьезно, я навел справки о Михаиле Стрельцове. Как ты и просила. И пришел об этом поговорить.
— Почему же так поздно?
— Ты психолог. Догадайся. Хотя бы с трех раз.
Вместо того, чтобы выставить
его за дверь, Люба развернула газету и освободила белую розу. Оглянулась в поисках вазы. Сердце не камень. Покойный муж ей цветов не дарил, Люська права.— Ну, давай поговорим о Стрельцове, — вздохнула она.
Роза нашла пристанище в бутылке из-под вина. Люба села напротив капитана Самохвалова и стала смотреть, как он ест сосиски, рассуждая об убийстве.
— Давай, — охотно согласился Стас. — Во-первых, ты так и не сказала, откуда знаешь, что его убили. Только на этот раз обойдемся без цыганки. Дело серьезное. Не говори, что тебе нагадали труп Михаила Стрельцова.
— Я веду частные консультации через Интернет. Павел Петрович Стрельцов, его отец один из моих пациентов. Эту историю мне поведал он.
— Ты ведешь частные… Люба, ты это серьезно?
— А что, закон запрещает?
— Нет, конечно. Но почему не в поликлинике, как раньше? Почему через Интернет?
— Мне так удобнее.
— И ты лечишь Стрельцова-старшего от психической травмы? Есть от чего!
— Да?
— Его молодая жена третий месяц находится в следственном изоляторе! Не за горами суд.
Стас перестал шутить. Люба тоже стала серьезной. И спросила:
— И ни у кого не возникает сомнений в том, что Михаила Стрельцова убила его юная мачеха?
— Не возникает. Представь себе картину: вспыхнувшая за столом ссора, Стрельцов-младший пьян, да и мачеха выпила пару бокалов шампанского, слово за слово, они вылетают на площадку перед лестницей, а в кадке с пальмой торчит огромный ржавый нож. Она хватает нож и изо всех сил втыкает его в спину Михаила Стрельцова. Он падает вниз, неудачно, и в довершение всего ломает себе шею. На ноже, между прочим, нашли только ее отпечатки пальцев. Заметь, только ее. И ничьих больше. И наконец свидетели.
— А кто свидетели?
— Ее родители, вот кто! Мать, конечно, сразу же начала Полину выгораживать: «Ах, я только вошла, ничего не видела, ничего не знаю. Вошла и сразу же наткнулась на труп. А моя дочь — она святая!»
— А отец?
— То же самое. Утверждает, что зашел в дом одновременно с бывшей женой. И тоже увидел труп. А в доме, между прочим, никого больше не было.
— А прислуга?
— Ах, кухарка! Но она была в другом крыле. Нанимал ее старший Стрельцов, в его доме женщина проработала два месяца, причин ненавидеть молодую хозяйку у нее не было. Напротив, все говорят, что Полина ей помогала, и сама с хозяйством управлялась неплохо. Женщина считала, что ей повезло. Кухарка здесь ни при чем. И она ничего не видела. И не слышала.
— Она призналась?
— Кто? Полина Стрельцова? Нет. Третий месяц в тюрьме и все одно и тоже твердит: «Когда я выскочила из гостиной на шум, Миша уже лежал внизу. Мертвый».
— А о том, что ругалась с ним перед этим, сказала?
— Факт ссоры не отрицает.
— А из-за чего она вспыхнула?
— Вот об этом она молчит. Почему они враждовали со Стрельцовым-младшим — это загадка.
— Как почему? А наследство? То бы ему все досталось, случись что с отцом, а то молодой вдове.