Любовь
Шрифт:
Такое же возражение можно высказать и сегодня в лицо окситоцинистам. В «Трансценденции эго» Сартр исходит из того, что в нашей психике мы никогда не сталкиваемся с телесным возбуждением в его чистой форме, но всегда с осознанными эмоциями и осознанными чувствами. Для того чтобы испытывать ностальгию, я должен сознавать, что такое ностальгия. В противном случае я буду лишь мучиться от смутного плохого настроения.
Наше осознанное мышление интерпретирует телесные возбуждения и придает им определенную форму. Самое досадное здесь то, что для того, чтобы говорить об ощущениях, я должен подвергнуть их рефлексии. А это опять-таки означает, что я должен отстраниться от моих ощущений. Таким образом, наши ощущения и интерпретация этих ощущений — не всегда одно и то же. Наше сознание
Именно это незнание, по мнению Сартра, делает людей свободными. Но разве не приходится констатировать, что оно же делает людей и несвободными? Ибо, если я якобы ничто по своей природе, то значит, я целиком зависим от суждений других людей. Только в обмене и сравнении с другими я открываю и познаю, что я собой представляю. Если бы мы находились в абсолютном одиночестве, то, вероятно, были бы начистолишены собственного «я». Ибо я знаю, кто я и каков я, только благодаря тому, что знаю, кем и каковым я не являюсь.
Наша самость и наше самоощущение подкрепляются самоутверждением. Свойства и качества, которые мы себе приписываем, сильные и слабые стороны, представления о нашей привлекательности, нашем очаровании, нашем влиянии обязаны своим возникновением той игре, которую мы ведем с окружающим нас миром. Ни один человек не может полностью вырваться из круга своих сравнений. Мы наблюдаем других людей и одновременно наблюдаем, как наблюдают за нами. Этот сложный процесс духовный учитель Сартра Эдмунд Гуссерль называл «возвращенной эмпатией»: возвращенное человеку сочувствие. Способности человека в этой области развились до головокружительного совершенства; он — единственный в этом отношении вид во всем животном царстве: я понимаю, что ты понимаешь, что я тебя понял.
Мы знаем, кто мы, потому что отличаем себя от других. Наши таланты, способности и положительные качества бросаются нам в глаза, потому что мы видим, что остальные люди обладают ими в меньшей степени, или лишены их вовсе. То же самое касается и наших недостатков и слабостей. Люди реагируют на нас не так, как на других людей. Из всего этого строится наше знание о нас самих, наше представление о нас самих, наш образ в наших глазах. На самом деле это не что иное, как многократно отфильтрованное отражение нашего образа, в каком нас видят другие. При этом мы располагаем некоторой свободой взвешивать различные суждения посторонних людей о нас. Образ, который мы внушаем своим близким, важнее для нас, чем представление, которое имеют о нас посторонние люди. Тем не менее не всегда это так. Но у того, кто обычно больше интересуется тем, как произвести благоприятное впечатление на посторонних, а не на близких, скорее всего, есть большие проблемы с собственным образом: видимость заменяет реальное бытие.
Мы познаем себя как человека, за которого сами себя держим. А за кого мы себя держим, зависит от того, за кого нас держат другие. Именно поэтому чувство неуважения со стороны других так плохо переносится людьми. Внимание со стороны других есть важнейший источник нашей собственной самооценки. Для многих (если не для всех!) немаловажной является сексуальная привлекательность. «Этот безразличный взгляд!» — сокрушенно вздыхает одна моя знакомая, которая очень сожалеет о том, что мужчины (из-за ее возраста) уже не воспринимают ее как сексуально привлекательную женщину.
Образ в глазах окружающих придает нам определенный контур. Самый важный из этих образов — это тот, который отбрасывает нам человек, которого мы ценим больше других. Человек, которого мы любим и который любит нас.
Твоя рука лежит на том, что было мною
лежать… с тобою рядом
я лежу, с тобою, и руки
твои держат меня, твои руки
держат что-то большее, чем я.
Твой
руки держат то, что было мною,Когда я лежу рядом с тобой и
Твои руки обнимают меня.
«Говорить и писать о любви должны, собственно, только влюбленные и поэты, т. е. те, кто ее понимает. Ибо, если за любовь берется наука, то от любви не остается ничего, кроме влечений, рефлексов и воспроизводимых стилей поведения, кроме биологических данных, зарегистрированных физиологических реакций и результатов психологических тестов; все это, конечно, имеет какое-то отношение к любви, но не позволяет ее понять» (70). Это напоминание принадлежит мюнхенскому психоаналитику Фрицу Риману, который и сам написал весьма непоэтичную книгу о любви. К словам Римана стоит прислушаться. Собственно, если целью написания настоящей книги не является сведение любви к влечениям, рефлексам и результатам психологических тестов, то на моем месте должен находиться поэт и влюбленный.
Приведенные в эпиграфе строки австрийского лирика Эрнста Яндля (1925–2000) представляются мне не только самым прекрасным, но и самым правдивым любовным стихотворением современности. Так же, как Сартр, Яндль был учителем гимназии и тоже страдал депрессией. В каком-то смысле его стихотворение есть «трансценденция эго». Двух глаголов — «лежать» и «держать» — достаточно для того, чтобы создать атмосферу теснейшей близости и доверия. В становлении содержания в глазах другого сохраняет содержание свою значимость. «Твои руки держат то, что было мною, когда я лежу рядом с тобой и твои руки обнимают меня».
Любящие придают друг другу значения через значение, которым обладают в глазах партнера. С тех пор как наши родители внушили нам это первое, инстинктивно переживаемое чувство, томление по нему не покидает нас до гробовой доски. Опыт отношения к нам родителей оставляет в нашей душе неизгладимый отпечаток: наше томление по искренности и защищенности, по доверию и устойчивости, все наши личные потребности в близком и далеком.
К типичным свойствам всех приматов (включая и человека) принадлежит то, что чувство, которым одаривает нас другой, может пробудить в нас такое же ответное чувство. Биологи и психологи говорят в таких случаях об «эмоциональном заражении». Наш первый любовный опыт, приобретаемый нами в раннем детстве, как раз и обусловлен таким заражением: улыбка родителя порождает ответную улыбку ребенка. На более высоком уровне развития сознания, каковое мы наблюдаем почти у всех человекообразных обезьян, такое заражение происходит целенаправленно: мы улыбаемся, чтобы нам тоже улыбнулись в ответ. На третьей ступени развития сознания мы чувствуем, как проникаем в другого человека и видим его эмоциональное состояние и оцениваем его намерения. В возрасте двух лет мы уже точнее начинаем понимать, кому мы хотим улыбнуться в ответ, а кому — нет.
Для того чтобы проникнуть в душу другого человека, мы должны чувствовать, что можем удовлетворить его чувства. В 1992 году группа итальянских ученых под руководством известного специалиста по исследованиям мозга Джакомо Риццолатти сделала знаменательное открытие. В опытах на свинохвостом макаке были открыты так называемые зеркальные нейроны. Обезьяна регулярно получала орех, за которым тянулась. Во втором опыте обезьяна лишь смотрела из-за стекла, как то же самое на ее месте проделывает человек. Самое поразительное заключалось в том, что в обоих случаях в мозге обезьяны происходили одни и те же реакции. Совершенно очевидно, что обезьяна в уме полностью проигрывала действия человека. Нервные клетки, отвечающие за способность к такому воспроизведению, вошли в науку под названием зеркальных нейронов.
От зеркальных нейронов недалеко и до Эрнста Яндля. Способность проникать в чувства и мысли другого человека, вероятно, сослужила добрую службу нашим предкам. Во всяком случае, она не привела к их стремительному вымиранию. Тот, кто умел распознать и оценить эмоциональное состояние другого члена племени и быстро отреагировать на это состояние, как правило, не оставался внакладе. Безусловно, однако, что такое умение сопереживать требовало развития чувственного аспекта в духовный. От человека, дающего понять, что он нас любит, мы ожидаем интуитивного понимания как намеренного, т. е. осознанного проникновения в наше состояние. То и другое способствует осознанию другими той значимости, которую мы себе придаем.