Любовь

Он вспоминает видеоклип, который видел у девочки. Тот, где женщина поет, а мужчина ведет машину в какой-то чужой стране, может, в Италии, на острове. Они едут и едут, сумерки сгущаются, вдруг на вершине горы мужчина различает жилище. Дорога чем дальше, тем хуже, и вот машина застревает в грязи (буксующее колесо крупным планом), но в конце концов одолевает последний виток наверх и подкатывает к высокому блочному дому, на фасаде которого старая табличка с надписью «Отель». Он был серым и, похоже, пустовал, свет нигде не горел, и никаких признаков жизни не замечалось. Когда певица и мужчина втащили чемоданы в гостиницу, их окружили люди в форме. И клип кончился.

— Здесь хоть снегоходы есть? — спрашивает она.

— Есть, — отвечает Юн.

— И чего ж на них никто не ездит? Это здесь самое подходящее дело, а я ни одного не видела.

— Не знаю.

— Нет, но зачем они их держат, если не ездят?

Юн размышляет о снегоходах, которые он видел позади домов. Обычно они запаркованы у стены под навесом. Со стороны леса. Можно упереться коленом в сиденье, поставить другую ногу рядом с тормозом, дернуть пусковой шнур и нестись себе так, почти стоя, петляя между деревьями, прочь. Иногда по ночам его будит треск снегохода, который заводится и уезжает или, наоборот, возвращается домой. Сначала он принимал этот шум за пулеметную очередь.

— Нет, они ездят. Но у нас такого нет. Вибеке не любит снега. Зато у меня есть коньки, — говорит Юн, — и я знаю одного человека, он до войны выиграл Кубок Приполярья. Он хранит свои коньки в ящике в подвале.

— Поехали, — говорит Том и идет к дверям.

Вибеке чувствует, что надо бы заскочить в туалет. В баре почти пусто. Горит верхний свет. Стены покрашены кое-как, замечает она. И грязно, панели сплошь залеплены толстым слоем пыли. Том выходит первым, останавливается за порогом и держит дверь, повернувшись лицом к улице. Одной рукой она сжимает на шее ворот пальто, другой проверяет, не забыла ли сумку и варежки.

За ними выходит еще народ, она слышит хлопанье двери и шаги, удаляющиеся вниз по улице.

Мороз дерет лицо. На тротуаре громоздятся высоченные снежные отвалы. Прямо через дорогу стоит грузовой автомобильчик, заваленный снегом.

Она замирает. Она думает о тишине. Нет, ты слышишь, до чего тихо, хочется ей сказать. Она смотрит на небо. Звезды пропали. Наверно, их скрыли облака. Он спешит к машине. Она видит, что на затылке волосы пострижены неровно.

— Мне надо в туалет, — говорит она.

Том останавливается. Шумно вздыхает. Она поворачивается и тянет за ручку. Дверь заперта. Вибеке стучит.

Том стоит чуть поодаль и смотрит на улицу. Он ссутулился. У нее мерзнет шея. Сдает задом машина, которая стояла у кафе. Потом белые задние фары гаснут, и она уезжает. Это полицейская машина старого образца, такая прямоугольная.

Открывает девушка-барменша, она стоит, держа дверь правой рукой, и спрашивает, в чем дело. Вибеке говорит, что забыла забежать в туалет, а им далеко ехать. Девушка кивает, не дослушав, и отступает, давая ей дорогу. Вибеке замечает, что девушка смотрит мимо нее на Тома.

Подумай о десяти хороших вещах, говорит она себе, усаживаясь на унитаз. Пол выложен плиткой, сине-зеленая клетка. Рядом с мойкой стоит мусорка, она переполнена, бумажки скатываются и валяются на полу. Кто-то промокнул салфеткой помаду, Вибеке отчетливо видит отпечаток. Она проводит щеткой по волосам. То-то же, думает она, увидев в зеркале лицо в обрамлении пышного облака черных волос, и улыбается. Вот теперь хорошо.

Когда она появляется, Том и девушка тихо перешептываются у стойки, перед каждым маленький стаканчик с чем-то. Вибеке стоит на крохотном подиуме, где выступали музыканты. Сейчас он повернет голову и увидит меня. Ты такая красивая. Она не слышит, о чем они болтают. Спускается, подходит к ним. Девушка говорит «привет» и спрашивает, не хочет ли она с ними выпить. Вибеке качает головой. Ее подташнивает, опять обкурилась, думает она. Подходит, встает подле Тома и слушает, что девушка рассказывает о соревновании по подледному лову. Здесь, на большом озере Стурваннет. Вибеке слышала на работе, что есть такое. Его не видно с шоссе, но оно неподалеку. Там есть одно место, вспоминает она, где вечно стоят машины, наверно, там. Том вставляет что-то о наживке и удочках, как подсекать. Она не знала, что он увлекается рыбалкой.

Она разглядывает потолок. Он из широких реек и выкрашен в коричневый цвет, окантовка черно-стальная. В центре висит вентилятор. Он не крутится.

Коротко остриженная женщина заснула. А рот не закрыла. Может, у нее там протез, думает Юн. Спать ему расхотелось. Он не знает, чем занять себя, пока она спит. Нет, я закрою дверь. Ты уже большой мальчик. Темнота не страшная. Ты боишься того, что в тебе самом. Юн, ты должен выбрать, на что расходовать свои силы. Если тебе хочется бояться, бойся. А если не хочешь бояться, то перестань, и все. А теперь я закрываю дверь. Спокойной ночи. Он смотрит на лес. Глаза привыкли к темноте, ближние к дороге деревья видно четко. Если он не ошибается, он уже очень долго не моргал. Вдруг пройдет, думает он. Прямо сейчас. На снегу у самой машины он видит ровную вереницу дырочек и думает: наверно, следы зверя.

Вибеке идет к выходу. Поворачивает замок, толкает дверь, выходит наружу. Ждет, пока защелкнется дверь.

Фонари не горят, здесь их гасят на ночь. Светятся только вывески, витрины, реклама на банке. До чего в темноте все выглядит иначе, думает она. Она читала об этом, но забыла, в какой книге. Побывай я здесь ночью, рассуждает она, еще не факт, что я узнала бы это место днем.

Из кармана она достает варежки, надевает их, аккуратно повязывает шарф, проверяет, хорошо ли закрыто горло. Дам ему побыть немного одному, думает она, натура у меня широкая. Со мной у него есть право общаться и с другими людьми. Я же не могу разделять все его увлечения. Как, впрочем, и он мои не может. Оставив его, я, кажется, показала себя с наилучшей стороны.

Она идет к машине. Задувает, на фоне холма сыплет реденький снежок. Сперва она решает, что машина заперта, но потом нажимает на ручку с силой, дергает, и та открывается.

Крышка перчаточника отклячивается, он придерживает ее левой рукой, чтоб не было грохота. Он хочет есть. Он вообще часто встает по ночам, чтоб перекусить. В коридоре всегда горит лампочка, она освещает весь верх лестницы. Вибеке, видимо, забывает ее выключать. Он нарезает хлеб, мажет его маслом, потом прячет все на место, собирает в ладонь крошки и спускает их в мойку. Садится к кухонному столу и ест, глядя на дорогу. Особенно здорово сидеть так, когда идет снег, он тихонько включает радио и слушает ночной канал, музыкальные программы по заявкам, теплые, добрые голоса.

Он косит глазом в ее сторону. Она спит. Он просматривает бумажки, какие-то счета, страховки, бланки с эмблемой тиволи сверху. Открытка. На ней зеленая дверь в дом, кругом красные цветы, а в окно видно сухую ветку в желтой вазе на коричневом столе. На обороте что-то написано на непонятном языке. В глубине ящичка валяется мобильный телефон. Он вытаскивает его, открывает крышку. Вот бы позвонить домой. Он думает о Вибеке, что она наверняка пришла, пирог давно готов, она уж спит, конечно. Звонок ее разбудит. Она небось и трубку не возьмет. Я люблю видеть лицо того, с кем говорю. Если звонят вечером, она велит ему подходить к телефону. А потом выспрашивает, кто звонил, какой у него был голос. Что человек сказал, услышав, что ее нет дома. Иногда она перезванивает сама через какое-то время. Нельзя позволять чужим людям управлять твоим временем. Он защелкивает крышку и засовывает телефон обратно в перчаточник. Она станет гадать, кто это звонил. Она-то уверена, что я дома и сладко сплю.

В ящичке валяется мелочь, но он не решается потрогать монетки — а вдруг женщина проснется и увидит?

В машине кажется теплее, чем на улице, из-за ветра, наверно. Но вдруг ее пробирает холод, он не подступает незаметно, как пишут в книгах, а внезапно заполняет собой все. Все вокруг. Еще посидишь так и заледенеешь, думает она. Но потом решает сидеть, ждать его, она выдержит. Вот она я, рядом, и не истеричка. Двери бара у нее за спиной, и она не видит, идет он или нет. Она закрывает глаза, заставляет себя откинуться на сиденье, расслабиться.