Любовь
Шрифт:
Он бросил трубку и повернулся к Марине. Она плакала, съежившись на диване. В дверях стояла бабушка.
— Молодой человек, выйдите вон, — сказала старуха и указала на дверь.
Был теплый майский вечер. Они бродили по городу.
— Что сказал Вадим?
— Потом позвонит. Что–то у него там…
Сидели на лавочке в темном сквере. Молча смотрели на проходивших мимо людей. Загорались фонари. Красными пятнами мелькали автомобили.
Саша сказал:
— Пойдем?
— Куда?
— Не знаю. Пойдем ко мне. Чаю попьем.
— Я не сомневаюсь, — сказала Маша.
— Только ты им не говори ничего. Не поймут.
Пили наливку. Через трубочку наливку откачивали из тридцатилитровой бутыли, установленной на полу, и уже из кувшина разливали по чашкам. Отец Саши сидел в одной майке, положив руки на кухонный стол, крытый клеенкой. Мать, в ситцевом халатике, смеялась, и вино чуть–чуть выплеснулось из ее чашки.
Отец говорил тост:
— …И я думаю, жить вы будете хорошо. Все женятся, ругаются, а зачем?..
— Зачем женятся? — удивилась мать.
— Тьфу, черт, зачем ругаются, я говорю!.. Да что вы смеетесь, уж и оговориться нельзя… — Но отец и сам смеялся, и вино в его чашке ходило ходуном. — Я же вижу, какая хорошая девочка. Губа не дура, Сашка… Я красивых женщин за километр вижу…
— Ах ты!.. — мать, улыбаясь, показала ему кулак. — Нет, мы не выпьем! Маша, девочка, имейте в виду, он если уж заговорит, то потом…
— Что заговорит? У меня, собственно, все. — Отец оглядел стол. — Будьте счастливы… — Он задумался.
— Вы ведь такие хорошие, молодые… — вставила мать.
— Рожайте детей… — продолжил отец, не слыша ее. — Насчет детей не бойтесь, двоих как минимум. Я, например, до сих пор не могу простить, что у меня только один…
— Отец, — Саша поднял чашку, — мы все поняли. Спасибо. Давайте выпьем наконец…
— Да, давайте!.. — подхватила Маша.
В тишине пили вино. На экране маленького телевизора появился портрет немолодого человека в траурной рамке.
— Кто умер? — поинтересовалась мать. — Сделайте звук.
Включили звук. Говорил диктор: «…На ответственных постах, которые доверяла ему партия и правительство, Иван Николаевич Сидоров проявил себя как…»
— Кто такой Сидоров? — сощурился отец.
— А кто его знает… — сказал Саша.
— Ну и выключи… Давайте выпьем… И вновь откачивали вино из бутыли. Говорил Саша:
— …Летом можно будет пожить на даче, а осенью переберемся к нам. На время…
— Почему же на время?.. — удивился отец.
— На время, отец! — с упорством говорил Саша. — Будем жить отдельно, так лучше. Вначале снимем, а потом как–нибудь с квартирой… или комната… вначале.
— Нет, я не согласен! — Хмельной отец уставился на сына. — Я не хочу с вами расставаться!
— Но нельзя же вечно… — говорил Саша.
— Не согласен!.. — не слушая его, повторял отец.
— Но если дети, вы представляете этот сумасшедший дом? — рассудила Маша. — В двух–то комнатах? Есть еще квартира у моей мамы, я уже думала, если удачно разменять, а она очень приличная, может достаться однокомнатная нам… — Маша загибала пальцы: — Маме с бабушкой двухкомнатная
в приличном месте. Только ни в коем случае нельзя самим этим заниматься, тут нужен маклер…— Я и без маклера обменяю! — слишком громко заявил Саша. — Они только деньги берут и ничего не делают…
— Не согласен! — выпив рюмку наливки, заявил отец.
— А ну посмотри на меня! — повернула его к себе мать. — Боже мой, да он совсем пьяный! Нет, ты не прячь глаза, посмотри–ка…
И все вдруг увидели, что, действительно, отец пьян. Да и сами они сидели раскрасневшиеся, с блестящими глазами, говорили слишком громко и возбужденно.
— Ну и что? — сказал отец. — Не каждый день сын женится. Сашка, есть там еще?…
…Отец спал, откинувшись на стуле. Говорила Маша. Язык ее заплетался. Слезы наворачивались на глаза.
— …Вы — такие люди, понимаете?.. Вот я сижу, как будто всю жизнь с вами знакома… Нет, я знаю, так принято обычно говорить, а я — искренне, честное слово, я это чувствую… Давайте за вас выпьем, так мало хороших людей, вы даже не знаете, какие вы!.. Я вас так люблю… Нелли Павловна, можно я вас поцелую?..
— Девочка моя!.. — сказала мама. — Давай я тебя обниму!
Маша неожиданно разрыдалась на груди у Сашиной мамы. Мать тоже заплакала.
— Что это вы? Что вдруг такое? — говорил Саша, пьяно уставившись на них. И вдруг икнул.
— Боже мой, и этот напился! — сквозь слезы сказала мать.
— Ну и что, ну и напился! — сказал Саша. Он поднялся, пошел из кухни. Остановился. Приложил палец к губам: — Маша, слушай, скажу по секрету… Мама, ты тоже слушай… — улыбаясь, выдержал паузу. — Мама, я Машу очень люблю!
Зазвонил телефон.
— Это меня, — Саша взял трубку. Молчание.
— Это ты, старуха? — спросили на другом конце провода. Говорил мужчина, по голосу молодой. Саша молчал. Он растерянно посмотрел на Машу, которая вязала, сидя в кресле.
— Что, старуха, соскучилась? — сказал мужчина.
— Это кто? — сказал Саша.
На другом конце провода замолчали и, решив, что попали не туда, положили трубку.
— Кто–то хамит, — сказал Саша.
Маша бросила вязание, быстро подошла к нему.
— Выдерни из розетки, — сказала она.
— Зачем?
— Не надо, с ним бесполезно разговаривать.
— С кем с ним?
Звонок. Саша сорвал трубку. Услышал шепот:
— Сдохнете, сдохнете все, все сдохнете…
— Кто это? — сказал Саша. — Что за бред? Я сейчас пойду и засеку ваш телефон.
— Испоганили страну… — зловеще шептал человек в трубке. — От вас воняет, жидовская вонь…
Саша поднял глаза. Все, кто был в доме, окружили его. Ревекка Самойловна, Маша, Михал Михалыч и Ирина Евгеньевна. Ирина Евгеньевна нажала на рычаг:
— Саша, это звонит какой–то больной человек. Это уже давно, мы привыкли. Выключите телефон.
Саша долго смотрел на них и вдруг закричал:
— Выйдите отсюда! Все выйдите, ну что вы смотрите на меня? Идите!
Неожиданно они подчинились. Он задержал только Машу.