Любовная лихорадка

Секретарь: В первую ночь? Каков ловкач!

Солдат: Ничего удивительного. Старо, как мир.

Член комиссии: В супружескую постель. Запишите.

Еще она рассказала, что наутро следующего дня, в обычное время, она пришла в спальню для уборки (дверь почему-то не была закрыта), и увидела голую баронессу в объятиях Алвина, «и оба словно ввинчивались друг в друга».

Общий смех. («Во черномазая дает!»)

Секретарь: Вот это сцена!

Солдат: Не отказался бы посмотреть.

Секретарь: Волосы становятся дыбом!

Кухарка поведала также, что они провели целый день, закрывшись в спальне, к возмущению всех слуг, которые шептались по углам. И только поздно вечером Анжелика, бледная, спустилась поужинать.

Солдат: И она еще могла ходить!

Секретарь: Сколько сил!

Член комиссии: Бледная, спустилась поужинать. Запишите и это тоже.

Эшел ¹²⁹

Две молодые девушки во фригийских колпаках предложили подписать петицию, требовавшую от Миллера решительных мер по восстановлению нравственности. Перейра подписал, поставив после имени три сухие точки. Всего подписей было с дюжину, но, по словам девушек, они намеревались довести это число до двух тысяч. Эшел — через неделю с ним приключилась беда — извинился, но подписывать отказался. Девушки переглянулись, с ужасом посмотрели на него, обратились за помощью к Перейре.

Девушка: Почему вы не подписываете, сеньор Эшел?

Эшел: Это мое личное дело, дорогая.

Другая девушка: Это плохой ответ, сеньор Эшел.

Эшел: Но и вопрос тоже не слишком хорош.

Девушки мигом исчезли. Перейра был озадачен.

Перейра: Я тоже не понял, честное слово.

Эшел: Да и не надо. Думаете, я буду вмешиваться в чужие дела?

Перейра: Это не чужие дела, Эшел. Это наша общая проблема, покушение на славные традиции нашего города. Если сидеть сложа руки, ничто не вернется на свои места.

Эшел: А как все должно вернуться на свои места? И где, черт побери, эти места? Оставьте меня в покое. Хуже стариков — только лицемерные старики.

Граф Эу ⁷⁰

Представленный Анжелике в 1886-м, граф проявил столько любезности, что у той вырвалось: «Je ne peux croire que l'on parle si mal d’un gentilhomme tel que votre altesse» [13] . Да Мата побледнел, принцесса улыбнулась. Граф добродушно ответил: «Peu importe que l'on parle mal de moi, ch`ere baronne, je ne suis qu’un francais» [14] . Другие же утверждают, что он не сказал ничего. Так или иначе, этот разговор, пусть даже вымышленный, много сообщает о человеке. Граф жил на вулкане, не ощущая этого. Его обвиняли в непомерных амбициях, в желании управлять страной через подставных лиц после смерти монарха. «Француз готовит нам Третью Империю». Но он ничего не готовил. Он пытался заглушить политическую агитацию громкими звуками оркестра. В день падения монархии он спокойно гулял с детьми по берегу моря, даже не заглянув в газеты. За неделю до того, он писал одной французской маркизе: «Обстановка у нас совершенно спокойная». Письма тогда доходили в Париж через несколько недель.

13

«Не могу поверить, что о таком благородном человеке, как вы, говорят так плохо» ( фр.).

14

«Что же тут такого, дорогая баронесса: я всего лишь француз» ( фр.).

Кампос Салес ¹⁵

Кто в баре «Элой» и Республиканском клубе поверил бы, что он заберется в президентское кресло, набрав 90 % голосов (для того времени — около полумиллиона)? Он составлял самые причудливые бюджеты, из-за чего был вынужден утроить налоги и свести к минимуму государственные расходы. Ненависть народа не замедлила излиться на него.

Рыжий негритенок ³⁸

Жозе де Ариматейя и не пытался делать секрета из имени своего отца и относился к этому необычайно спокойно. Он был гордостью Военной школы и в 1926 году вызвал всеобщее замешательство, когда сбежал с парада в маршировавшую по городу колонну оппозиции. Менделлы уже не было в живых, но, по мнению сына, он одобрил бы подобный поступок. Когда революция 30-го года потерпела поражение и Престес укрылся в Боливии, имея с собой четыреста искалеченных, голодных сторонников, Жозе отступил в Куайяба и обосновался там, пока в 36-м не был схвачен и перевезен в Рио под плотной охраной. Там он восемь часов подвергался допросу, потом его бросили в камеру и пытали. Ему наносили удары по почкам со словами: «Получай, сын шлюхи, сын священника, коммунист!», жгли ступни паяльной лампой, выворачивали член плоскогубцами. Сержант пытался овладеть им сзади, но Жозе дал отпор из последних сил, и начались новые пытки: к телу прикладывали зажженные сигареты, загоняли иголки под ногти. После этого его, залитого кровью и потом, охранник заставил целую ночь маршировать по камере, из угла в угол. Каждый раз, когда он был готов упасть, его кололи штыком. В два часа утра он попытался разоружить охранника и получил пулю в рот.

Педро А. Андерсон ⁶²

В моде были пилюли Тевно, но от боли в груди, как считалось, помогали пилюли Буржо. Во время эпидемии бутылка «Дезинфектина противоболотного» доходила до тысячи рейсов, «Фенола Бебеф» — до двух тысяч. А поскольку таинственные бактерии или вирусы могли проникать и через рот, и через кожу — если они вообще не попадали через дыхательные пути, — то было разумной мерой предосторожности держать дома пепсин «Будане» и эликсир «Дюшан», бензоат и нафталин, пастилки Патерсона. Сплин лечился шариками Дюрана от доктора Клертана.

Фредерик Сулъе ⁶⁴

Для Перейры этот гений пламенного листка-однодневки должен был остаться в веках — по крайней мере, на ближайшие пять столетий. Ему возражал Фариа, находивший Сулье в сто раз хуже, чем жалкий Поль Бурже — другой излюбленный герой Перейры. Они подготовили вдвоем нечто вроде литературной лотереи — прогноза, чье имя сохранится в ближайшие сто лет, и мнения их почти ни разу не совпали.

Славный маркиз ¹⁵⁸

В день своего тридцатилетия — а это случилось больше двухсот лет назад — Донасьен-Альфонс-Франсуа послал Армана, слугу, найти трех проституток, чтобы устроить праздник в отеле, где он жил по приезде в Париж. Состоявшийся впоследствии судебный процесс установил, что все три добровольно пошли на встречу, зная, кто такой Сад. Дело в том, что за пять лет до того он избил и содомировал служанку в комнате, полной священных изображений. Изменился ли человек, который в тот день угощал их конфетами? Женщины поедали их одну за другой, даже не спросив, из чего все это сделано. А в конфеты была положена настойка кантариды, мушки, вызывающей прилив желания и по счастливому совпадению — скопление газов. Маркиз раздел Марианну и проник ей в зад, заставляя ее вести себя, как разнузданная кобыла. Одной рукой он хлестал ее, другой же возбуждал слугу. Затем приказал, чтобы избивали его самого дубинкой из папье-маше с шипами, а потом — ручкой от метлы. Когда порка закончилась, Сад аккуратно пометил ножичком на дымовой трубе, сколько ударов получил сегодня. После этого он вступил с Марианной в обычное сношение, лежа под ней, чтобы Арман мог иметь ее в зад. И наконец, сам проник ей туда же, Арман в это время содомировал маркиза. Весь этот ритуал был повторен с Розой и Марианеттой, разве что дубинка с каждым разом была все больше залита кровью. Когда полиция обыскивала гостиницу в поисках доказательств, то обнаружила на трубе четыре числа: 215, 179, 225 и 240.

Алберто Фариа ⁵⁴

В 1918 году он добился своего избрания в Бразильскую литературную академию, вырыв тем самым яму под могилу Барселоса.

Наполеон ⁴⁷

Считал, что кровопускание — необходимое средство в политической медицине.

Неизвестный хронист ⁶

Через месяц после смерти Канастры, разбирая его старые бумаги, которыми никто не поинтересовался, я нашел там яростную статью с обвинениями в мой адрес — хотя в первоначальном варианте то было простое письмо-предупреждение. Широкий лист бумаги содержал следующие записи:

«Вот история — невероятная, такого рода, что для придания ей убедительности нужны три рассказчика: врач Луис Алвин, историк (я сам) и собственно рассказчик (это ты, идиот). Число рассказчиков — не внушает ли оно тебе подозрений?

Я сужу о романе по его правдоподобности, его сходству с действительностью. Этот как раз то, чего ты не предлагаешь читателю.

Но хуже всего то, что твое необузданное воображение очерняет достойных людей прошлого, как, например, барона и его прекрасную, несчастную супругу. Конечно, она его предала — но не в том банальном смысле, в каком это понимаешь ты. Так что твой роман — просто мазня, и ничего больше.

Давай начистоту. Давай оценим истинный масштаб происходящего. Твое произведение — это что-то вроде собрания очерков сомнительного свойства, не имеющих ничего общего ни с историческим романом, ни с плутовской повестью. Ради бога, не публикуй! Найди время прочесть главнейшие труды, созданные в нашей стране, в том числе непременно „Улицу горечи“ меланхоличного Жозе де Каштро Нери и „Сон императорского пекаря“ моего брата, заслуженного академика Педро Пашеко Канастра. С них и начни.

Что касается самоубийства соседки… Несравненный Толстой (рядом с которым можно поставить только не оцененного по достоинству Бенедито Валадареса) дал в „Анне Карениной“ широкую панораму эпохи, но что делаешь ты, рассказывая о любви благородной госпожи и неистового придворного медика? Сколько неловкости, сколько злонамеренности, и в итого великолепная эпоха с ее пышными сценами сведена к карикатуре. Лучше было бы вовсе оставить в покое политику и ограничиться тяжелым и незатейливым семейным бытом тех времен».