Любовник богини

— Неужели эта дьяволица Тамилла все же успела помутить тебе разум? — спросил он тихо. — Ты способен подшучивать над тем, что составляет трагедию сотен, тысяч, десятков тысяч женщин? Ведь не у всех хватает силы духа обречь себя всю оставшуюся жизнь ходить в белом или красном [30] и знать, что даже случайная встреча с ней — самая дурная примета! Не у всех есть любящая родня, готовая скорее принять позор и презрение, чем подчиниться брахманам, которые так и подталкивают несчастную к костру — в день ли смерти супруга, через месяц, через год… Особенно они нетерпимы к богатым вдовам, ибо все имущество совершивших сати переходит храму Агни или Рани Сати.

30

Белый — траур вдовы, потерявшей мужа до того, как ей исполнилось 25 лет; красный — после этого возраста.

— Я не смеюсь, — зло буркнул Василий. — Что у меня, сердца нет? Но я слышал, что это обряд чуть ли не ведический, а значит, тут не обошлось без каких-нибудь древних ариев… ну, ты понимаешь, что я хочу тебе сказать.

— Наши предки… наши с тобой общие предки! — возвысил голос Нараян, и до Василия только сейчас впервые дошло, что если все эти разговоры о северной Прародине ариев правда, то Нараяна можно с равными основаниями называть и индусом, и славянином. — Наши предки не сжигали своих вдов на кострах! Ригведа повелевает брахману положить вдову, до зажжения огня, рядом с трупом мужа, а по совершении некоторых обрядов свести с костра и громко пропеть над нею стих из Яжур-Веды:

Встань, женщина,И в мир живых вернись,Оставь огню умершего супруга.Доверь себя тому, кто возжелаетСоединить с тобой судьбу навек!

— Ты видишь? — вопросил Нараян. — Боги разрешали вдовам думать о дальнейшей жизни, о счастье!

Вдовам повелевалось «собирать кости и золу мужа» в продолжение нескольких месяцев по его смерти, а потом исполнить погребальные обряды. Это уж наверняка могла совершить только живая женщина! Но брахманы заставили наш невежественный народ забыть эти слова.

Они, как шакалы, вцепились в следующий стих — и исказили его смысл. Вот что гласят священные Веды:

Сбирайтесь, женщины замужние, не вдовы,Светильники и факелы зажгите.О матери, взойдите на алтарьВ одеждах праздничных, цветах и украшеньях.

Ты слышишь, что я говорю? Агре значит — алтарь. Агш — огненный. Изменив лишь одну букву, брахманы веками посылали несчастных вдов на костер! И никакая сила не заставит их признать, что они просто убийцы.

Василий слабо пошевелил губами, шепотом выражая свое мнение насчет этих брахманов. Эта история про агре и агне показалась ему странно схожей со знаменитым русским «Казнить нельзя помиловать». Да, удивительное сходство! А если Нараян прав — и в самом деле где-то там, в нечеловеческой древности, еще более древней, чем Геродотовы исторические откровения, светлоглазые и светловолосые арийцы творили свои Веды под бледной северной луной? Вот почему так зацепили Василия слова Нараяна о строителях каналов, пускающих воду, и лучниках, подчиняющих себе стрелы, и мудрецах, смиряющих самих себя. Он читал в какой-то старой-престарой книге написанное причудливой славянской вязью: «Кто с дерева убился? — Бортник. — Кто утонул? — Рыболов. — В поле лежит? — Служивый человек…»

Да, похоже. До странности похоже…

Холод прошел по спине, и Василий невольно передернул плечами, унимая дрожь лютого, необъяснимого страха.

Так вот что имела в виду чертова Кангалимма, пророча, что они с Варенькой умрут в один день! Не иначе, она тоже пособница проклятого магараджи Такура, потому и провалилась будто сквозь землю после похищения Вареньки.

Если третья смерть Вари — сати, значит, Василий должен сделать все, чтобы остаться в живых. И если для этого надо будет обратиться в того, кем он никогда не был, — осторожного человека (осторожность для Василия всегда была чем-то родственным трусости), то он сделается таковым, ей-богу!

Только… только вот какая загвоздка. Сидя где-то в безопасном холодочке и соблюдая осторожность, едва ли доберешься до милой, любимой, единственной, едва ли спасешь ее жизнь. А если магараджа решит поступить вопреки обряду? Черт знает, что может ему нашептать его владычица Бавана-Кали! Ей-то уж точно не писаны законы тех, кто называет себя детьми Луны. Значит, надо все-таки добираться до Вареньки — соблюдая при этом осторожность. Ну да, разумеется: чтобы овцы были сыты и волки целы… тьфу, наоборот! А что это значит, если поразмыслить? Может быть, послать кого-то вместо себя на выручку Вареньки?

Кого? Ну, выбор невелик. Нараяна.

Нараяна. Этого спасителя по призванию. Этого безмерно отважного и безмерно непостижимого… Вот, стоит, блестя глазами. Ого, чуть ли не впервые довелось увидеть Василию такой ярый блеск в их матовой черной глубине. Чем он так взволнован? На что надеется? Что Василий-Аруса сейчас вручит ему судьбу Чандры, и тогда храбрый рыцарь Нараян…

Ревность ударила в голову, будто камень из пращи, и Василий, сузив глаза, запальчиво выкрикнул:

— А мне плевать! Я знаю одно: надо как можно скорее попасть во дворец Такура!

Глаза Нараяна вспыхнули еще ярче — и погасли, однако Василий почти физически ощутил то усилие воли, которое потратил Нараян, чтобы сдержать, скрыть свое волнение, и голос его был совершенно спокоен — как всегда:

— Ты прав. Но живым попасть туда ты никак не сможешь. Только мертвым. Значит… Значит, ты должен умереть.

Он помедлил, как бы давая Василию время осознать свои слова, и, прежде чем тот яростно взметнулся с земли, успел добавить:

— Или магараджа должен быть уверен, что ты умер.

— О господин!..

— Тамилла? Вот уж не думал, что увижу тебя снова!

Тот, кто допустил тебя сюда, поплатится за это, клянусь третьим глазом Кали, которым она провидит будущее!

— Господин, мне сказали… мне сказали, но я не поверила, — будто ты приказал убить меня?!

— Здесь нет воли моей и твоей, Тамилла, я это повторял тебе бессчетное число раз. Только воля богини, воля черной Кали!

— Я верно служила ей! Я была одной из лучших жриц Баваны! Я не верю, что она недовольна мною!

— Я, верховный жрец черной Кали, повторяю: воля богини непреклонна.

— Но что я сделала? Вернее, чего я не сделала? Чандра похищена…

— Если бы не помощь предателя, тебе этого никогда бы не сделать.

— Но я все-таки завлекла Арусу в западню!

— Сначала он разоблачил тебя. Какое отвратительное зрелище являла ты, когда он совал тебя головою в бассейн и скреб тряпкой, словно пытался смыть не краску, а твою лживую личину!

— Я лгала ради тебя! Ты не смеешь упрекать!..