Любовник на все времена

— Пустяки, — коротко бросил он.

— Напротив, — возразила Диана. — Это было очень великодушно с вашей стороны.

— При чем тут великодушие?

— А чем тогда вы объясните ваш поступок?

— Безумием, — буркнул Генри. — Я сделал это ради…

— Вероятно, ради себя? — Она вопросительно взглянула на замолчавшего Генри.

— Что вы хотите этим сказать? — Он явно растерялся, да и вид у него был какой-то беззащитный.

— Кто знает, может, в глубине души вы хотите доказать самому себе, что вы добрый человек.

Он покачал головой, но спорить не стал, что косвенно подтверждало справедливость ее догадки. Но тут они подошли к тому месту, где сидели мать и бабка Дианы, и Диана нисколько не расстроилась, что пришла пора расставания. На этом балу произошло столько событий, что ей сейчас более всего хотелось посидеть наедине со своими мыслями и все как следует обдумать.

А думать, размышлять, анализировать свои чувства, находясь так близко от Генри Уэстона, было невозможно. Его присутствие, его мужское обаяние пьянило ее.

— То, что я сделал, я сделал не ради себя. — Он глубоко вздохнул. — Я сделал это ради вас.

— Ради меня? — удивилась Диана. — Но почему?

— Сам не знаю, — признался Генри. — Но скажу прямо, не из-за матримониальных намерений моих родителей.

Диана улыбнулась и тихо сказала:

— О, как я вас хорошо понимаю. Я тоже буду с вами откровенной. На прошлой неделе моя матушка и я зашли с коротким визитом к леди Уэстон. Шепну вам по секрету, ваша матушка волнуется из-за того, что вы неженаты, точно так же, как моя бабушка переживает за меня, что я до сих пор не замужем.

— Как это мило, — задумчиво произнес Генри.

О чем он думал, можно было только гадать, но завороженная чудесным блеском синих глаз Диана даже не думала его расспрашивать. Глаза Генри невольно вызвали у нее воспоминания о бело-голубой китайской вазе, той самой, что стояла в библиотеке, когда она была маленькой.

Ваза стоила целое состояние, но отец всегда позволял Диане подержать ее в руках. Диана вспомнила, как, сидя возле отцовского стола, пока тот что-то писал, гладила пальчиками цветы и завитки, нарисованные на гладкой поверхности.

Счастливые воспоминания.

— Вы будете на суаре у Келтонов?

Вопрос Генри вернул ее в настоящее.

— Думаю, да.

— Отлично. В таком случае мы с вами там непременно увидимся. Благодарю вас за танец, мисс Мерриуэзер.

Генри Уэстон поклонился ей, затем ее матери и бабке и пошел прочь.

Когда Диана смотрела ему вслед, у нее вдруг возникло странное чувство — будто она опять держит в руках драгоценную вазу. Между прочим, это был свадебный подарок принца Уэльского. Подарок, достойный принцессы. Действительно, Диана тогда чувствовала себя маленькой принцессой Суоллоусдейла.

Держа вазу в руках, Диана чувствовала себя не столько обычной девочкой, сколько участницей сказочного действа. Она как будто становилась феей и могла совершать чудеса. Ей казалось, для нее нет ничего невозможного, ничего недосягаемого.

Но как бы особенно ни относился к ней Генри Уэстон, для нее он точно был недосягаем. Хотя он волновал ее, Диана не позволяла себе мечтать о несбыточном.

Ей припомнилась трагическая участь сине-белой вазы.

Крики. Слезы. Грохот и звон.

Фарфоровые осколки, рассыпанные по всему полу, разбитый брак родителей. Диане не хотелось повторять их горький опыт. Ей надо было бежать от Генри Уэстона, спасаться, так, во всяком случае, поступила бы любая здравомыслящая женщина. Но Генри Уэстону непонятно каким образом удалось очаровать ее. Самообладание и остроумие подвели Диану, и она не сумела под благовидным предлогом отвертеться от суаре Келтонов.

— Сегодня настоящее столпотворение, — совершенно справедливо заметил Генри, присоединяясь к своим сестрам и Джеймсу, которые собрались в небольшом саду, расположенном рядом с главным залом, в то время как его родители выпроваживали последних гостей. Генри также мог бы спокойно уйти, причем гораздо раньше, и никто не стал бы его упрекать, ибо он не был почетным гостем. Однако, как ни странно, у него даже не возникло подобное намерение.

— Совершенно верно, — согласилась с ним Оливия, обмахиваясь веером и наслаждаясь свежим и прохладным ночным воздухом. — Сейчас придет Джейсон и принесет шампанское.

— К сожалению, Генри, он принесет только четыре бокала, мы на тебя не рассчитывали, — извиняющимся тоном произнес Джеймс. — Впрочем, это, может быть, и к лучшему. Сегодня, как мне кажется, ты выпил уже достаточно.

Не успел Генри спросить, на что он намекает, как в дверях появился Шелдон, держа в каждой руке по бокалу шампанского, следом за ним шел лакей с подносом, на котором стояло тоже два бокала.

— Прошу прощения, Уэстон, — сказал Джейсон, протягивая бокал жене. — Я совсем не ожидал встретить тебя здесь.

— Может, принести еще один бокал шампанского? — предложил вышколенный лакей.

— Не надо, благодарю, — отказался Генри. Удивленно вскинув брови, он спросил Джеймса: — С чего ты взял, что я выпил лишнего?

Джеймс махнул рукой в сторону бальной залы.

Если мои глаза меня не обманывают, то сегодня я видел, как ты два раза танцевал с мисс Мерриуэзер.

— Да, совершенно верно. — Генри пожал плечами. — Ну и что?

— А почему бы ему не потанцевать с мисс Мерриуэзер? — прошептал на ухо Оливии Шелдон.

— Он терпеть не может танцевать с мисс Мерриуэзер, — также шепотом ответила она мужу. — Но моя матушка и матушка мисс Мерриуэзер в юности были близкими подругами, а поскольку леди Уэстон полагает, что долг джентльмена приглашать на танец несчастную желтофиоль, то она заставляет Генри танцевать с ней.

Но как они ни старались говорить потише, Генри все равно расслышал, о чем перешептывались его сестра и зять, и недовольно поморщился… Хотя раньше он и сам не раз в точно таких же выражениях отзывался о подобных просьбах матери. Но сегодня все было иначе.

— Напротив, мне понравилось танцевать с мисс Мерриуэзер, более того, я пригласил ее во второй раз и нисколько не сожалею о содеянном.

— С тобой все в порядке? Ты не заболел? — Изабелла шутливо протянула руку вперед, словно желая коснуться его лба.

Генри отступил на шаг назад.

— Что со всеми вами происходит?

— Я не ослышался: сейчас ты признался, что тебе понравилось танцевать с мисс Мерриуэзер, — медленно и раздельно произнес Джеймс, словно отказываясь верить в услышанное.