Любовники. Плоть

И тут же вокруг него началась суматоха.

Стэгг сел и обернулся посмотреть, в чем дело. Шумела толпа людей на другой стороне дороги – широкого бетонного шоссе, бегущего мимо ферм. Стэгг сидел на обочине, на толстой стопке одеял, которую кто-то заботливо под него подложил.

Как и когда попал в это место, он понятия не имел. Как и о том, где находится. Он живо помнил лишь то, что случилось до рассвета, а потом в его памяти зиял провал. По положению солнца он мог судить, что сейчас около одиннадцати утра.

Девушка-сойка повисла на руках на ветке и спрыгнула на землю с высоты в пять футов. Поднялась и сказала:

– Доброе утро, Благородный Лось. Как ты себя чувствуешь?

Стэгг простонал:

– Болит и тянет в каждой мышце. И голова раскалывается.

– Тебе станет лучше после завтрака. Позволено ли мне будет сказать, что ночью ты был великолепен? Я никогда не видала героя-Солнца, хоть сколько-нибудь похожего на тебя! Но сейчас я должна идти. Твой друг Калторп говорил, что ты, проснувшись, захочешь побыть с ним наедине.

– Калторп! – произнес Стэгг и снова застонал. – Вот уж последний человек, кого я хотел бы видеть.

Но девушка уже перебежала через дорогу и присоединилась к толпившимся там людям.

Из-за дерева высунулась белая голова Калторпа. Он шел, неся в руке большой накрытый поднос. Лицо его освещала дружеская улыбка, но было видно, что он отчаянно пытается скрыть беспокойство.

– Как ты себя чувствуешь? – крикнул он еще издали.

– Где мы? – спросил Стэгг.

– Я бы сказал, что на дороге, ранее называвшейся шоссе № 1 США, а теперь – Копье Колумбии. В десяти милях от теперешних границ Вашингтона. Двумя милями дальше лежит сельскохозяйственный городок под названием Фэр-Грейс. Обычно в нем проживает две тысячи человек, но сейчас там около пятнадцати тысяч. Съехались фермеры и фермерские дочки со всей округи. И весь Фэр-Грейс ждет тебя с нетерпением. Но ты вовсе не обязан бегом бежать на их призыв. Ты – герой-Солнце, и можешь сколько угодно отдыхать и расслабляться. То есть до заката. А потом должен выступать, как вчера.

Стэгг поглядел вниз и впервые сообразил, что он до сих пор голый.

– Ты видел меня вчера ночью? – он покраснел, взглянув на старика.

Калторп же смущенно опустил глаза:

– С приставного сиденья – частично. Я прокрался в какой-то дом через толпу и смотрел на оргию с балкона.

– У тебя есть хотя бы какое-то понятие о приличиях? – гневно спросил Стэгг. – И без того плохо, что я не смог справиться с собой. И того хуже – ты был свидетелем моего унижения.

– Ничего себе унижение! Да, я видел тебя. Я же антрополог. И впервые я смог наблюдать обряды плодородия вблизи. Ну а как твой друг, я за тебя волновался. Хотя нужды в этом не было: ты смог о себе позаботиться. Да и другие тоже.

– Ты смеешься надо мной? – вспыхнул Стэгг.

– Упаси Господь! Нет, это не насмешка, всего лишь любопытство. Может быть, зависть. Все дело, конечно, в пантах, которые дали тебе такое желание и такие грандиозные возможности. Интересно, не вкололи бы они и мне немножко того, что вырабатывают эти органы?

Калторп поставил перед Стэггом поднос и снял с него покрывало:

– Тут такой завтрак, какого ты в жизни не видел.

Стэгг отвернулся:

– Убери. Меня тошнит. И желудок выворачивает, и с души воротит, как подумаю, что я творил ночью.

– А казалось, что тебе это нравится.

Стэгг зарычал, и Калторп примирительно выставил перед собой ладони:

– Я не хотел тебя оскорбить! Я просто видел тебя, и это факт. Давай, парень, поешь. Посмотри, что мы тебе принесли! Свежий хлеб. Свежее масло. Варенье. Мёд. Яйца, бекон, ветчина, форель, оленина – и кувшин холодного эля. И добавку любого блюда.

– Тошнит меня, я же сказал! Есть не могу.

Несколько минут Стэгг молча сидел, глядя на яркие палатки на другой стороне дороги и снующих между ними людей. Калторп присел рядом и закурил большую зеленую сигару.

Вдруг Стэгг схватил кувшин и мощным глотком осушил его наполовину. Поставив кувшин, утер тыльной стороной ладони пену с губ, рыгнул и схватил нож и вилку.

Ел он, словно первый раз в жизни – или в последний.

– Приходится, – извиняющимся тоном вставил он между двумя кусками. – Я слаб, как новорожденный котенок. Посмотри, как дрожат руки.

– Тебе придется есть за сто человек, – ответил Калторп. – Да ты и поработал за сотню – даже за две!

Стэгг потрогал панты:

– Здесь они, никуда не делись. Эй! Гляди-ка, они уже не стоят торчком, как вчера вечером! Стали мягкими! Может, они скоро вообще сморщатся и отсохнут?

– Нет. – Калторп покачал головой. – Когда к тебе вернется сила и кровяное давление повысится, они снова окрепнут. Это ненастоящие панты. У оленя это костяные наросты, покрытые роговицей. У твоих, кажется, имеется костное основание, но состоят они в основном из хряща, покрытого кожей и кровеносными сосудами. Потому не странно, что они так провисли. Странно, как у тебя ни один сосуд не лопнул.

– Что бы эти рога в меня ни качали, – ответил Стэгг, – все выветрилось. Если не считать некоторой слабости, я чувствую себя нормально. Вот если бы от рогов избавиться! Док, не мог бы ты их убрать?

Калторп грустно качнул головой.

Стэгг побледнел:

– Так это повторится снова?

– Боюсь, что да, мой мальчик.

– Сегодня ночью, в Фэр-Грейсе? А следующей ночью в другом городе? И так до… до чего?

– Прости, Питер, но я понятия не имею, сколько это продлится.

Калторп вскрикнул от боли, когда могучие руки сжали оба его запястья. Стэгг ослабил хватку:

– Прости, док. Я завелся.

– Сейчас, – произнес Калторп, осторожно растирая запястья, – можно рассматривать только одну возможность. Мне кажется, что, поскольку все это началось в зимнее солнцестояние, закончиться оно должно в летнее солнцестояние. Где-то двадцать первого – двадцать второго июня. Ты – символ солнца. На самом деле эти люди считают, что ты – воплощение самого солнца. Тем более что ты сошел с небес на пламенеющей стали.

Стэгг уронил голову в ладони. Между пальцами показались слезы, и Калторп потрепал его по золотистой голове, с трудом удерживаясь от того, чтобы тоже не заплакать. Он понимал, как глубоко горе капитана, если сквозь броню самообладания смогли прорваться слезы.

Наконец Стэгг встал и пошел через поля к текущему неподалеку ручью.

– Хочу искупаться, – пробормотал он. – Уж если мне выпало играть роль героя-Солнца, то надо соблюдать чистоту.

– Вот они идут, – сказал Калторп, показывая на толпу людей, ожидающих ярдах в пятидесяти. – Твои верные поклонники и телохранители.

– Сейчас я сам себе противен, – Стэгг состроил гримасу, – но вчера мне все нравилось. Ни малейших запретов. Сбылась тайная мечта любого мужчины – неограниченные возможности и неистощимая потенция. Я был богом! – Он остановился и снова схватил Калторпа за руку: – Возвращайся на корабль! Укради пистолет, если тебе его не отдадут. А потом застрели меня, чтобы мне снова не пришлось через это проходить!

– Извини, но прежде всего я не знаю, где взять пистолет. Том Табак сказал, что все оружие с корабля снято и заперто в тайном месте. Во-вторых, я не могу убить тебя. Пока есть жизнь – есть надежда. Мы выберемся.