Любовники

— Я... я думала о другом человеке, — сердито соврала Дорис. Что он пытается с нею сделать? Вынудить ее признать?.. — Знаете, я не законченная дурочка, — холодно сказала она в последней отчаянной попытке зачеркнуть происшедшее... и главное, собственные чувства. — Мне прекрасно известно об определенной категории учителей, обычно мужчин, которые на первое место в своей работе ставят сексуальное доминирование и порабощение обучаемых. Как правило, это тот тип мужчин, которые не в состоянии поддерживать отношения с женщиной, равной им. Его «эго» просто не принимает такого положения вещей, — добавила она для пущей убедительности и вскинула голову, заставив себя взглянуть Невилу в глаза.

И тут же пожалела об этом. Никогда она еще не видела Смайлза таким рассерженным. Гнев всегда выражался для нее в повышенном голосе, в шуме, в агрессивных движениях. Но Невил не сделал ничего подобного, тем не менее, он ужасно сердился. Дорис еще никогда не видела такой холодности в глазах человека, никогда не замечала, что сильно сжатый рот может полностью изменить выражение лица, что молчаливая ярость заставит пробежать у нее по спине холодок страха.

— Если вы действительно считаете, что это так, — произнес он, наконец, — то я сделал еще большую ошибку в суждениях, чем вы.

Не дав ей возможности ответить, Смайлз повернулся и пошел к двери.

Дорис, затаив дыхание, втайне надеялась, что он остановится, повернется, улыбнется и поддразнит ее, чтобы смягчить резкость, предложит обсудить сказанное, как делал всякий раз прежде, когда она наносила ему злобные удары.

Но Невил не сделал этого. Он просто открыл дверь и вышел, оставив Дорис «победительницей», поскольку именно он покинул «поле боя». Но Дорис себя победительницей не чувствовала. Она казалась себе маленькой и жалкой и, что еще хуже, испытывала такое чувство, словно потеряла что-то очень важное, дорогое. Что-то. Или кого-то.

5

Из укромного уголка уютного старого сада возле дома Дорис наблюдала за Невилом. Он перекладывал старую каменную стену, отделявшую сад от фермерских угодий.

Сначала Дорис удивилась, и ее охватило даже несколько насмешливое чувство оттого, что человек такого ума и профессиональной квалификации может находить удовлетворение в столь прозаическом занятии. Она выразила свои мысли вслух, но Смайлз лишь покачал головой и ответил, что она не права и что работа, которую он делал, требовала навыков, которыми он еще не овладел и потому оставался любителем. Невил находил одинаковое удовольствие, хотя выражалось оно по-разному, как в перекладке стены, так и в помощи людям расширить их восприятие жизни и найти радость за узкими рамками профессионального престижа, навязанными современным обществом.

Прошло три дня с тех пор, как он в гневе вышел из комнаты, предоставив Дорис самой себе, три дня он оставался неизменно холодно-вежливым и предупредительным с ней и таким же неизменно отстраненным.

Лидер, учитель, наставник, гуру — назовите его любым именем. Его отношение к Дорис оставалось строго определенным и профессиональным. Теперь казалась нелепой даже сама мысль, будто Смайлз нуждался в восхищении беспомощной и запутавшейся ученицы. Создавалось впечатление, что любая ее попытка преодолеть установленную им профессиональную дистанцию, обязательно натолкнется на деликатный, но твердый, отпор. Точно так же, как и Дорис отвергла бы его, попытайся Невил при тех же обстоятельствах внести нотку личного в их отношения, не так ли?

Дорис беспокойно заерзала на своем стуле, ощутив внутри неприятную и непонятную боль — боль, никак не связанную с неудобством стула или положением тела.

Дорис поморщилась, увидев темные пятна на брюках. Гардероб, состоящий из разнообразных оттенков кремового, бежевого, медового и белого, в обычной жизни отражал не только хороший вкус, но и здравый смысл, однако в нынешних условиях такие цвета едва ли можно было назвать практичными.

Она на мгновение представила, что шелковую блузку песочного оттенка, которую она выбрала сегодня, могла бы с успехом заменить клетчатая рубашка Невила, но Дорис не принадлежала к числу женщин, которые прекрасно выглядели в одежде с мужского плеча. Во-первых, ей не хватало роста, а во-вторых, ее тело имело слишком женственные изгибы. Да, слишком женственные изгибы, решила девушка, когда внезапно налетевший бриз натянул на ней блузку, подчеркнув округлые груди.

Но Дорис не пришлось беспокоиться: брошенный украдкой взгляд в сторону Невила убедил, что он полностью поглощен работой. Он даже не смотрел в ее сторону. Бриз, фривольно развлекавшийся с шелковой блузкой, взъерошил густые волосы мужчины. Она видела, как играют под рубашкой крепкие мускулы, когда Невил поднимал очередной тяжелый камень. Против воли Дорис продолжала наблюдать за ним, любуясь силой и мощью мужского тела. Она даже приподнялась, но лишь чуть-чуть, чтобы не выдать своего присутствия.

Странно, что та же гибкость мышц, скажем, у культуриста или гимнаста могла произвести совершенно обратное впечатление.

Дорис оборвала свои мысли и поспешно отвела взгляд. Щеки слегка вспыхнули. Во рту стало сухо, а тело заныло при воспоминании о его объятиях.

Что же с нею происходит? Ведь она и раньше встречала красивых мужчин. Десятки красавцев, например в Милане, на ежегодных текстильных ярмарках, где золотистая кожа и темные глаза некоторых молодых людей достигали почти классического совершенства.

Невил не отличался красотой такого рода. Его лицо было слишком мужественным, слишком резко очерченным, челюсть массивной, а лоб высоким. Глаза его были совершенно неподходящего цвета. Кто мог представить себе мужчину с такими проницательными, ясными, все замечающими глазами, которые, когда останавливались на ней, лишь обостряли в ней чувственность? Нет... Если бы Дорис действительно захотелось испытать подобное раздражающее и нежеланное влечение к мужчине, она выбрала бы более подходящего человека.

Дорис нахмурилась, пытаясь сосредоточиться на лежавшей перед нею книге, которую Невил дал ей почитать накануне. Цели и взгляды автора заслуживали похвалы, но, сточки зрения Дорис, были до невозможного идеалистичны, и она уже успела поделиться с Невилом своим мнением.

— Вы ведь понимаете, в чем ваша проблема, правда? — ответил он тогда на ее критику. — Вы прикидываетесь циником, поскольку боитесь расстаться с тем, что приобрело для вас форму безопасного прикрытия. Вы не осмеливаетесь позволить себе довериться или поверить другому, желая избежать разочарования или вреда, поэтому воздвигаете защитную стену между собой и людьми.

— Может быть, и так, — согласилась Дорис. — Но таким образом я, по крайней мере, в безопасности.

— В безопасности от чего? — уточнил Невил.

— В безопасности от всего, что происходит с людьми, когда они слишком доверчивы, — резко ответила она.

— От чего же конкретно? — настаивал Невил.

Но она лишь покачала головой, не желая развивать такую болезненную для себя тему.

Иногда ей казалось, что она никогда не сможет преодолеть чувство вины за то, что так же легко, как Мэгги, попалась в свое время на удочку Стива Кронинга. Если бы только она не поверила его уверениям, будто Мэгги страдает от депрессии, что она обвиняет его в неверности незаслуженно, воображает его связь с другой женщиной... Если бы она поверила не ему, а Мэгги и помогла ей, то подруга осталась бы жива. Но гораздо легче было поверить Стиву, красивому, красноречивому, убедительному, чем Мэгги с ее неприятными откровениями.