Любовные многоугольники

— Андрей?! — взволнованно и почему-то неестественно громко воскликнула Айра.

Услышав это одно-единственное слово, Тимур немного побледнел, но быстро справился с собой, слегка поклонился девушке и, ласково потрепав за ушком Верного, продолжил вместе с псом свой путь.

Обман Насти

Пронзительно синие глаза Андрея светились счастьем и любовью. Лицо немного осунулось, щеки впали, но это ничуть не портило его внешности, а скорее придавало ему какую-то аристократическую утонченность.

Они не виделись чуть больше года и сейчас стояли у подъезда дома, где проживала Айра, взявшись за руки, не отрывая друг от друга глаз.

Они молчали, будучи не в силах выговорить хотя бы слово. Наконец, Айра, в течение одного часа пережившая раз за разом два больших, сильных потрясения, не выдержала и, залившись непрошеными слезами, припала к родной груди Андрея, как будто в забытьи повторяя одну и ту же фразу:

— Ты вернулся, Андрюшенька? Ты все-таки вернулся! Не могу поверить.

Он крепко прижимал к себе любимую, одной рукой поглаживая ее по волосам, и вдыхая их непередаваемо родной для него запах, а в его божественно ясных, синих глазах блестели слезы, которые у настоящего мужчины может вызвать только подлинная любовь.

— Счастье мое, я не верю, что ты рядом, — шептал Андрей, пытаясь осознать реальность происходящего.

Его самая заветная мечта сбылась, хотя Андрею все еще трудно было в это поверить. И — не мудрено: прошедший год оказался для Карина самым тяжелым во всех отношениях за всю его тридцатисемилетней жизни.

Осенью прошлого года он вернулся в Псков к своим, доживавшим век в на редкость счастливом супружестве, старикам, к страдавшей смертельным недугом Насте, и к сыну – подростку.

Его душа разрывалась от горечи, а сердце начинало покалывать при мысли, что он, возможно, безвозвратно потерял Айру, но по-другому поступить Андрей просто не мог.

Единственным выходом из сложившейся ситуации, по его мнению, было непременное выздоровление Насти, после чего уже можно было бы строить какие–то планы на будущее.

К его приезду Настю выписали из больницы. Андрей предложил жене обратиться к самым лучшим зарубежным специалистам для установления более точного диагноза и назначения ей соответствующего лечения. Нынешний лечащий врач супруги, прописавший Насте абсолютный покой, да какие–то порошки с каплями, особого доверия у Карина не вызывал.

Ради выздоровления жены Андрей, имевший средний достаток, готов был без раздумья пожертвовать, если понадобится, и своим бизнесом, и своим домом, лишь бы поставить ее на ноги.

Однако Настя неожиданно заупрямилась, заявив, что никому другому, кроме Пал Палыча она не доверяет. С поездкой за границу решили повременить.

Андрей вновь с головой окунулся в работу. Настя большей частью придерживалась постельного режима, а для ведения хозяйства наняли домработницу. Жизнь мало – помалу возвращалась на круги своя. Тихо, без былой радости и шумихи, встретили Новый год.

В течение всего праздничного вечера Карин по мобильному не раз пытался набрать номер квартирного телефона Айры. Трубку упорно не брали.

Терзаемый ревностью и душевными страданиями, Андрей жутко нервничал, но в полночь, когда пробили куранты, сумел взять себя в руки и, глядя на улыбающихся жену с сыном, он, как глава дома, поздравил всех с праздником, при этом мысленно обращаясь к любимой женщине.

Одновременно он загадал желание: следующий Новый год встретить с Айрой, ничего другого для счастья ему не требовалось.

А месяц спустя в семье Кариных случилось горе. Подхватив банальнейший грипп, на семидесятом году жизни скончалась мама Андрея – добрейшей души человек, Екатерина Петровна. Отец, Владимир Иванович, буквально не находил себе места от горя.

Когда – то по вузовскому распределению он приехал в далекий Казахстан, где встретил свою землячку – озорную и ласковую Катеньку, оказавшуюся в степных краях по той же самой схеме.

Молодые люди полюбили друг друга с первого взгляда, несмотря на явную разность их характеров.

Веселая, коммуникабельная и немного шумная Екатерина Петровна всегда собирала вокруг себя какую-нибудь дружескую, веселую компанию, где она непременно была заводилой.

А вот Владимир Иванович, напротив, отличался весьма сдержанным и уравновешенным нравом, предпочитая любым, самым развеселым компаниям, свой дом. Однако вместе им было очень хорошо.

Они жили душа в душу, ничто не могло омрачить их добрые и даже трепетные взаимоотношения. На десятом году совместной жизни Господь смилостивился и подарил им наследника фамилии. Карины были просто на седьмом небе от счастья.

Ко всеобщему удивлению, поздний и единственный ребенок супругов рос очень разумным мальчиком, он словно бы от рождения знал, что есть хорошо и что плохо. Уважал родителей, помогал им по хозяйству, хорошо учился, много читал и еще успевал заниматься спортом.

Унаследовав от отца высокий рост, а от матери — ее красивые синие глаза, к моменту окончания школы Андрей превратился прямо-таки в писаного красавца. Легко поступил в институт, в скором времени подружился с Нурланом, с которым у него оказалась масса общих интересов.

Потом женился, появился сын, одновременно он начал пробовать себя в разных областях предпринимательской деятельности. Пусть и не сразу, но достиг определенного успеха, обеспечив родителям спокойную старость.

Как дети малые, радовались Владимир Иванович с Екатериной Петровной своему переезду на историческую родину, в славный город Псков, где прошла их юность.

Никогда не вмешиваясь в жизнь сына, супруги, как и в молодости, продолжали жить, радуясь друг другу. И вдруг жены не стало.

Не было предела горю Владимира Ивановича. Он безутешно тосковал о своей любимой и верной подруге, а однажды уснул и уже не проснулся. Сердце не выдержало страданий от невосполнимой потери и невыносимого одиночества. Андрей в одночасье осиротел.

За этими жестокими ударами судьбы он не сразу обратил внимание на то, что его Настя тем временем неожиданно пошла на поправку.

На щеках женщины проступил румянец, она с аппетитом ела, стала чаще улыбаться, была к нему необыкновенно добра и внимательна, начала следить за своей внешностью, поменяла прическу, обновила гардероб, в общем, ожила.