Любви много не бывает!

Пять минут…

Десять…

В общей сумме Никита отсутствовал больше тридцати минут.

Этот факт до чертиков пугал.

— Ник, — закричала, стуча кулаками по двери. Слишком долго он отсутствовал, такого еще никогда не было. — Никит, все хорошо? — спросила я, волнуясь и прижимаясь к дверному полотну ухом.

— Еще пять минут, — приглушено донеслось до меня.

Я никогда не была дурой, быстро смекнула, что пора валить обратно. Уселась на свой стул, уставилась на дверь ванной и стала ждать. Про себя отсчитывать секунды, минуты.

— Ты странный. Все хорошо? — спросила я, когда Никита занял свое место.

— Да, нормально, — нахмурившись, произнес он. — Все в порядке. Не волнуйся.

Завтрак прошел в тишине. И она не была уютной, как раньше, если терялась нить разговора и мы просто улыбались друг другу. Нет, в этот раз все было по-другому.

Никита снова отстранился, закрылся.

— Я домой, потом забегу за Ричи, — сказала я, вытирая тарелку и убирая ее в шкаф.

Ник кивнул и молча продолжил пить чай.

Я тоже ничего не сказала. Повесила полотенце на ручку шкафчика и ушла. Молча и обиженно.

Зашла в пустую квартиру, вздрогнула от холода. От того, что в квартире сегодня никто не ночевал, никто не включал отопления, было неприятно. Я, как растение, люблю тепло и уют. А тут… я быстро забежала в комнату, переоделась и собрала рюкзак — запихнула то, что лежало на столе.

Заперев квартиру и спрятав в потайном кармане ветровки ключ, я позвонила в дверь напротив. Если верить времени, то дядя Костя должен был уже прийти. За дверью послышался шум, дядя Костя отпер дверь. Я улыбнулась, поприветствовала его и, поманив к себе лающего от счастья пса, отправилась на утреннюю прогулку.

— Ричи, ко мне, — я позвала пса к себе спустя тридцать минут веселой уличной беготни. — Нам пора, а то я опоздаю на пары.

Вернула Ричи старшему хозяину и, попрощавшись до вечера, побежала на пары. День был насыщенный, я чудом умудрилась сдать экономику, которую не только не понимала, но и терпеть не могла. Но делать было нечего, приходилось заставлять себя учить. Вышло плохо — в зачетке стояла тройка. Зато по другим предметам были четверки и пятерки. Удовлетворившись полученным результатом, я решила побаловать себя… и Ника. Забежала в кондитерскую, купила наши любимые круассаны и поспешила домой.

— Мам, я дома, — сказала я, разуваясь и забегая в кухню. Именно оттуда доносились звуки готовки и витали в воздухе невероятно вкусные ароматы. — Что на обед? Пахнет вкусно.

— Борщ с кислой капустой и твоя любимая шарлотка, — сказала мама и чмокнула меня в щеку.

— По-цветаевски? — довольно облизнулась я. — Я буду, только переоденусь.

Быстро переодевшись, я вернулась к маме.

— Это ты взяла Нику? — кивнула мама в сторону коробки из кондитерской. Там лежали свеженькие круассаны с клубникой и шоколадом. Любимое лакомство Никиты.

— Ага, — устало вздохнула я. — Он отказывается от обследования.

Никита давно уже не верил в чудо, смирился с тем, что навсегда останется в инвалидном кресле. Только мы… продолжали верить и надеяться.

— В смысле отказался? Я видела их утром, они как раз собирались в больницу.

Я подняла голову и уставилась удивленным взглядом на маму. Она не врала. Говорила правду, но как такое возможно? Два дня назад Никита чуть ли не кричал, возмущаясь тем, как все достали его с повторным обследованием. А тут…

— Я скоро, — сказала я, хватая коробку с вкусняшками и вылетая на лестничную площадку.

Нажала на звонок. Один раз. Второй. Застучала по двери кулаком. Мне не терпелось увидеть Никиту и услышать лично от него, что это правда.

Дверь открыл дядя Костя.

Я замерла, нахмурилась и шагнула в квартиру. Меня смутило настроение дяди Кости — он улыбался. Так, как давно этого не делал. Неужели все правда?! Ричи увидел меня, заскулил и, хлюпнувшись на попу, застучал по полу хвостом. Я присела на корточки, потрепала его за ухом.

— Все хорошо? — спросила я, оглядываясь на счастливого мужчину.

Дядя Костя кивнул, я подпрыгнула на ноги и обняла его. Он обнял в ответ, словно я родная дочь, а он… папа.

— Иди к нему, — дядя Костя подтолкнул меня в сторону комнаты Никиты, отворачиваясь и пряча взгляд. — Он не ждет тебя, но ему полезна будет встряска, — хохотнул и скрылся на кухне.

Недолго думая, я открыла дверь и замерла. Распахнула от удивление глаза и рот, уставилась на парня. Он сидел за письменным столом, работал. Но при этом в его комнате были распахнуты шторы и включен свет.

— Никит, — позвала я парня.

Он напрягся, сжал ручку. Та хрустнула, он как-то горестно усмехнулся и отбросил ее в сторону. Я подошла, поставила на край письменного стола коробку с круассанами и, сама не понимаю как, но я уместила свою пятую точку на подлокотник его кресла. Обняла за шею парня, уткнулась носом в макушку и вдохнула.

Боже, я с ума сходила от того, как он пах.

И от того, что я творила…

— Нюсь, вот скажи мне, сколько в тебе еще осталось сил?

Я непонимающие уставилась на парня. Он грустно усмехнулся, а потом мне показалось, что он заглянул в самую глубь меня. На секунду подумалось, что он говорит о нас, правда, с чего бы это? Мы ведь просто друзья.

— Много, — ответила я, переводя взгляд на экран ноутбука. После аварии Никите пришлось осваивать веб-дизайн и все, что связанно с графикой. Сказать честно, у него хорошо получалось. Мне нравились его работы, он подходил к ним с душой. — Очень много.

— Я боюсь, что ничего не получится, — прошептал он, обнимая меня за талию и головой прижимаясь плечу. — Страшно снова ложиться под скальпель, а потом гадать.

— Все обязательно получится, — сказала я, целуя темную макушку парня. — Я принесла твои любимые круассаны. Будешь? — взглянула на него с улыбкой.

Мы никогда еще не были так близко, как сейчас. Прикосновение кожа к коже, одно дыхание на двоих…

— А если нет?

— Я не оставлю тебя, — вырвалось у меня, прежде чем я сообразила, что сказала. — Мы же друзья, — отмахнулась я и потянулась за коробкой.

— Да, конечно, — грустно усмехнулся Ник.

— Посмотрим что-нибудь? — спросила я, доставая из коробки круассан с клубникой.

— Давай.

Я забралась диван, по привычке помогла Никите. Он не сопротивлялся, на удивление, принимал мою помощь с улыбкой на лице. Мне ничего не оставалось, кроме как гадать. Что случилось?