Любви подвластно все

Он тотчас ответил ей тем же. «Никогда не отпускай меня», – обратилась она к нему мысленно и тут же поняла, что эта ее мысль – совершенно неразумная, лишенная логики… В особенности теперь, когда ей вдруг захотелось, чтобы вальс поскорее закончился и она могла бы сбежать. И мчалась бы, мчалась бы стремительно, как выпущенная во время праздничного фейерверка ракета. Или, возможно, отыскала бы укромный уголок и обдумала чувства, охватившие ее сейчас. Такие запутанные, сбивающие с толку… Такие ослепительные, бурные, переполняющие…

Вообще-то Оливия не отличалась импульсивностью – предпочитала досконально разобраться в происходящем и лишь потом делать какие-то выводы. Она и сейчас так бы поступила, но не могла – не могла понять, как получилось, что она танцевала с Лайоном.

Решив, что надо хоть что-то сказать, Оливия спросила:

– Вас ведь некоторое время не было в городе, не так ли мистер Редмонд?

Он коротко кивнул.

– Да, был в Оксфорде.

– И чему же вас там обучали?

– Целому ряду полезных вещей. Латынь, крикет, а еще – как стать богатым. Вернее – как можно богаче.

– В самом деле? Значит, там имеется профессор, обучающий этому?

– Они все учат именно этому. Надо только слушать их должным образом. Вопрос в том, как потом используешь полученные знания. И каких заводишь друзей.

Оливия ничего не имела против богатства, хотя часто находила недопустимо несправедливым его неравное распределение.

– И как же вы намереваетесь разбогатеть?

– Паровые машины. Это весьма разумное инвестирование.

– Паровые машины?

– А если точнее – железные дороги. Я уверен, что паровые машины – это наше будущее. Только представьте себе, мисс Эверси, Великобританию, исчерченную вдоль и поперек железными дорогами. Когда-нибудь вы сможете добраться до Шотландии за считаные часы. Или в Бат. У меня есть также идеи насчет импорта и экспорта. Я думаю, дни каналов уже сочтены… Но разве уместно говорить об этом во время вальса? Не лучше ли высказать мое восхищение вашими… – Он окинул взглядом ее диадему, ожерелье, выпуклости грудей… и не сумел закончить фразу.

Но этот его взгляд словно обдал ее жаром, и Оливия почувствовала, что краснеет.

– Благодарю вас, – пробормотала она вполголоса – как будто и впрямь услышала чудеснейший комплимент.

Лайон вдруг громко рассмеялся. Настолько громко, что многие повернулись на этот смех. Он же проговорил, заговорщически понизив голос:

– Грозная миссис Снид неотступно наблюдает за нами. Я только что видел, как дернулся ее тюрбан. Думаю, это оттого, что она в возмущении приподняла брови.

Тут и Оливия рассмеялась, но тут же притихла, сообразив, что им вовсе не следовало столь откровенно веселиться на людях.

– Она и в самом деле грозная, уж я-то знаю. Видите ли, я провожу с ней много времени в Суссекском обществе попечения о неимущих. Моя обязанность – раз в неделю доставлять корзину продуктов семье Даффи. По вторникам.

– Даффи?.. Они, кажется, живут на южной окраине города, в том ветхом доме, что за высоким раздвоенным вязом. Домик вот-вот развалится.

– Да, верно! – Оливия почему-то ужасно обрадовалась, что он знал это место. В тот вяз однажды попала молния, расщепив ствол, а дерево продолжало расти как ни в чем не бывало…

– Миссис Снид всегда занималась благотворительностью, – пробормотал Лайон. – Даже еще в то время, когда я был мальчишкой.

Оливия вдруг ужасно пожалела о том, что когда-то, когда была совсем маленькой девочкой, ей доводилось видеть Лайона только издали. Или же только его спину, когда они бывали в церкви. Увы, она не сохранила в памяти его образ. А ведь было бы очень интересно сравнить нынешнего Лайона с тем мальчишкой…

Ей вдруг пришло в голову, что они оба, наверное, знали все об одних и тех же людях и об одних и тех же местах, но видели все это по-разному. В том числе – и собственные семьи.

– Мне хотелось бы походить на нее в старости, – сказала Оливия.

– У вас нет ни единого шанса стать к старости такой же, как она, – ответил Лайон.

Оливия нахмурилась.

– Почему же? Я безмерно восхищаюсь ею. Она делает так много добра…

Лайон криво усмехнулся.

– О, не сомневаюсь, что она действует необычайно успешно и добивается блестящих результатов. Подобно генералу армии она определяет потребности и нужды, созывает добровольцев – свои войска – и устремляется к цели. Однако я думаю, что дело тут отчасти в разочаровании. Ей просто необходимо направить свою энергию в другое русло. Сыновья ее по большей части уже взрослые, а супруг, как мне кажется, ей смертельно наскучил. Я ни за что не поверю, мисс Эверси, что вам предначертана судьбой такая же безрадостная и тоскливая жизнь.

Оливия едва заметно улыбнулась. Высказывание Лайона насчет супружества миссис Снид казалось немного скандальным. Но, с другой стороны, ведь он старше ее и, следовательно, опытнее. Он уже многое повидал и, наверное, лучше знал людей… Так что очень может быть, что он прав. По крайней мере – отчасти.

Ах, бедная миссис Снид! Какая удача, что у нее, Оливии Эверси, впереди целая жизнь – яркая и захватывающая! И какая удача, что Лайон Редмонд проявлял к ней интерес.

– Вы провидец, мистер Редмонд?

Он ослепительно улыбнулся, и от его улыбки у нее перехватило дыхание.

– Нет, я всего лишь наблюдатель.

Они снова умолкли на некоторое время.

– Кстати, о вложении денег. Я думаю зайти завтра в книжный магазин Тингла примерно в два часа. Хочу посмотреть, не поступили ли какие-нибудь книги об Испании. Тингл держит их рядом с разделом истории, который, как вы, возможно, знаете, находится в самой отдаленной и запыленной части магазина, у задней стены. Полагаю, именно по этой причине покупатели не часто добираются до этих полок.

Оливия мгновенно поняла, что имелось в виду, и почему-то пробормотала:

– Испания – солнечная страна.

– Да, – коротко ответил Лайон, и она почувствовала, что он тоже нервничает.

Они опять помолчали, затем он, помрачнев, произнес:

– Терпеть не могу вальсы.

Оливия невольно вздрогнула и взглянула на него с удивлением. А он вдруг улыбнулся и добавил:

– Это потому, что они слишком уж быстро заканчиваются…

Оливия потупилась, не зная, что ответить. И в тот же миг музыка смолкла. Но сердце ее все еще продолжало кружиться в вальсе.

Тут Лайон поклонился ей, она сделала реверанс в ответ, и он повел ее в другой конец бального зала, к подругам, – повел так, словно возвращал на прежнее место украденную статуэтку.

Глава 5

На следующий день

Без двадцати два Лайон бросился к двери своей спальни, но внезапно остановился. Рывком открыв ящик письменного стола, он вытащил лист бумаги, стопку которой держал под шкатулкой палисандрового дерева, той самой, что с двойным дном. Набросав две короткие фразы, он посыпал записку песком, чтобы чернила быстрее высохли, затем сложил листок и сунул в карман сюртука.