Люциана. Трилогия

— Мог бы, но боюсь, что утром Милена исчезнет, а я этого не хочу. — честно ответил Джонатан.

— А если она не полюбит тебя?

— А такое возможно? — Джонатан ослепительно улыбнулся. — Мама, я справлюсь. Я большой мальчик.

— Да. — она потерянно смотрела на него заплаканными глазами.

Мужчина стоял на берегу и смотрел, как никуда не спешащие волны слизывают песчинки, оставляя взамен пустые раковины, обрывки водорослей и мелкие круглые камушки. На протяжении нескольких лет он день за днем наблюдал эту размеренную картину. Морской ветер шевелил его отросшие почти до плеч волосы, оставляя соленый привкус на губах. Он мог часами наблюдать за волнами, лижущими песчаный берег. Это успокаивало, отвлекало от тяжелых мыслей. Он научился слушать шепот моря, чувствовать перемены его настроения, предвидеть начало бури. Когда безмятежное сине-голубое море превращалось в черное клокочущее чудовище, мужчина испытывал экстаз, восторг. Брызги летели ему в лицо, небо становилось ниже, ветер отчаянно свистел, а он бросался в воду, но море откидывало его обратно, словно не желая принимать его в свои объятья, словно считая его недостойным своей холодной мощи. Мокрый, потерянный и злой он возвращался свой дом на берегу. Дом, возрожденный из пепла, собранный по памяти без чье-либо помощи. Он жил в нем восемь лет, восемь ужасно длинных лет. Он возвращался в свой дом, чтобы провести еще одну мучительную ночь в кромешной тьме, одиночестве и борьбе с самим собой. Но долгожданный покой не приходил, он мучительно переживал каждый новый рассвет. Солнце не приносило облегчение. Каждый новый день ничем не отличался от бесполезно прожитого старого. И даже собственное отражение в покрывшемся пылью зеркале не менялось. Восемь лет. Неужели так много времени отделяло его от того момента, как он превратился в линкатропа, оборотня, вурколака, дьявольское отродье, нечисть? Одиночество и страдания стали его вечными спутниками. От осознания этого хотелось выть на луну. С каждым годом он становился сильнее, его мышцы наливались и каменели, кожа становилась смуглее от постоянного пребывания на солнце, но сердце, все еще человеческое сердце не переставало болеть и маяться. Его тело изменилось, но не погибло. Каждое полнолуние происходила неизбежная регенерация клеток, и поэтому он не старел, не болел и не умирал. Не смотря на то, что он все еще был физически жив, морально он давно умер. Пустота в его душе разрасталась до катастрофических размеров. Он потерял все, что мог иметь человек: работу, друзей, дом, любимую женщину, надежду на счастье. А приобрел холодное бессмертие. Превращаясь в волкоподобное существо, он на время забывался, отдаваясь в лапы своего собственного зверя, предаваясь кровавой охоте в близлежащих лесах. Теперь он мог менять облик не только в полнолуние, а когда вздумается, обычно в периоды дичайшего одиночества и бессильной злобы. Он сохранял память и осознание происходящего во время пребывания вне своего нормального состояния. Но беда в том, что теперь он не мог точно сказать, какое состояние для него нормально. Кто он на самом деле? И где конец его сомнений?

Почувствовав чье-то присутствие он обернулся, по-собачьи нюхая воздух, но не найдя в нем ничего подозрительного. Однако в нескольких шагах от него из небольшой струйки тумана, словно появившейся прямо из песка, вырисовывалась и приобретала все более ясные очертания женская фигура. Постепенно она перестала быть расплывчатой и прозрачной и взгляду Вадима, а это был именно он, предстала сама Повелительница вампиров. Но он видел в ней совсем другую женщину — Людмилу Ларину, его забытую любовницу, разбившую его сердце. Он простил ей то, что она предпочла ему его отца — Ричарда Милза — великолепного золотоволосого вампира с тягучим хрипловатым голосом. Он простил ее только потому, что с самого начала знал — она никогда не сможет забыть Ричарда. Вадим встретил ее в тот момент, когда ее сердцем заправляла страсть к вампиру, которого Вадим считал своим другом, который оставил ее, освободив ему дорогу. Глупо было надеться, что однажды она сможет забыть то, что связывало ее и Ричарда Милза. В тот роковой момент, когда оборотень напал на него, Мила носила ребенка, ребенка, который смог бы навсегда объединить ее и Вадима, стереть смятение в ее душе. Он не сразу узнал, что их дитя было обречено, потому что он сам — сын вампира, который всегда был для него другом, но утаил факт кровного родства, а она — наследница Королевы вампиров. Их ребенок умер до того, как на них напала Камилла, оборотень с удивительно-чистыми глазами небесного цвета и отражением солнца в волосах. Камилла, сумевшая потом исцелить его раненую душу своей неистовой и в тоже время тихой любовью. Ее он тоже потерял. Ричард убил ту, которая смогла бы скрасить его одиночество. А после всего сказал, что хотел защитить его. Какой бред. Он всю жизнь отнимал у своего сына тех, кого тот любил. Он сломал его жизнь просто фактом своего существования.

Мила заметила, как на какое-то мгновение радость мелькнула в серых глазах Вадима, но ее тут же сменило равнодушие и тоска.

— Зачем ты здесь? — спросил он. — Чем я удостоился чести лицезреть Повелительницу своими глазами?

Легкий сарказм его тона не задел Милу. Она привыкла к вечному недовольству бывшего любовника, который теперь только и делал, что предавался унынию. Она не винила его за это. Жизнь обошлась с ним сурово, но и к ней она не была милосердной. Никто из них не заслужил участи, постигшей обоих.

— А я и не здесь. — Мила попыталась улыбнуться, но он продолжал мрачно смотреть на нее.

— Я знаю. — рявкнул он. Женщина отметила про себя, что выглядит он иначе, сильно изменился с последней встречи, отрастил волосы, еще больше окреп.

— Вадим, ты не можешь вечно прятаться здесь. Я нашла тебе друга, как и обещала. Он разделит твое одиночество. Вы выберете двух самок, которые будут рожать вам детей. Ваш род постепенно возродится. Вадим, ты больше не будешь одинок. — Она подошла, точнее, подплыла ближе.

— Неужели ты действительно думаешь, что мне кто-то нужен? — спросил Вадим с некоторым раздражением. Он повернулся к морю, и Мила видела только его напряженный профиль. — Я хочу только освобождения. Я не собираюсь никого обращать. Ад, в котором, я пребываю, нельзя пожелать даже врагу.

— Ты должен. Камилла бы этого хотела.

— Перед смертью она сказала, что любила тебя. Я до сих пор спрашиваю себя, что означали эти слова. В чем загвоздка? Как могла она любить женщину, которую не знала? — Вадим посмотрел на Милу. — Ты можешь мне объяснить.

— Нет. Я знаю только одно. Говоря о любви, она же легенде родилась через двести лет со смерти Люцианы и не могла быть с ней знакома. — Мила издала тяжелый вздох. — Иногда я думаю, что она и есть Марла — древняя богиня, уставшая от вечности. Откуда иначе она могла узнать все тайны Люцианы?

— Это правда, что ты убиваешь вампиров? — внезапно спросил Вадим, резко сменив тему. — Мне это, как бывшему следователю, кажется неразумным. — Разве это правильно убивать подобных тебе? Не думаешь, что можешь обрести врагов?

— Ричард нажаловался? — с наигранной мягкостью поинтересовалась Мила, в глазах ее отразилось грозовое небо. — Опять пытался помириться? А заодно и накляузничал. Как это мерзко.

— Я, конечно, его выслушал, но не поверил ни одному его слову. Ты знаешь, что он мастер лжи и обмана. — Вадим усмехнулся и серьезно добавил. — Мне кажется, что он что-то замышляет. Честно говоря, меня удивило, что вы расстались.

— А мы никогда и не были вместе по-настоящему. Это предсказуемый финал. Я забыла его.

— Но твой голос дрожит от злости. Ярость не помогает забыть. Почему ты отпустила его? Ты хоть представляешь, какие могут быть последствия. Ты выпустила в мир зверя.

— Можно подумать, что он кому-то подчинялся. Он не так страшен, как кажется. Я и правда убиваю вампиров, но не просто так, а за несогласованное обращение смертного. Если вампиры не перестанут убивать людей, люди не прекратят охотиться на нас. Мы должны придти к миру с человечеством, доказать, что вампир — не злой монстр без души.

— Разве? — скептически улыбнулся Вадим. — А ты знаешь, я даже рад, что ты пришла. Забавная выходит беседа. Вампир и оборотень на живописном берегу моря философствуют о душе. Слышал бы тебя Ричард! Уверен, он хохотал бы до упаду.

— Напрасно ты так думаешь, Вадим. Может, он и лжец, но он любил тебя и теперь любит и очень страдает оттого, что из-за него ты….

— Оборотень? А какая разница? В моих жилах текла кровь вампира. Рано или поздно я бы стал тем, кем рожден. — Вадим развел руками, словно пытаясь обнять мир. — У меня целая вечность, чтобы поразмыслить над этим. Возможно, через тысячу лет и я прощу его.

— А ты жесток. Я не пытаюсь его выгораживать. Но мне он тоже лгал, а я нашла в себе силы простить его. Не смотря на столетия в аду, он сумел сохранить остатки человеческой души. — голос Милы предательски дрогнул. — Боюсь, что даже я не смогу похвастаться тем же через тысячу лет.

— Да, если Милз не уничтожит тебя раньше. Ему совсем не нравится, что его сместила женщина. Не надо быть телепатом, чтобы это понять.

— Я дала ему свободу. Больше я не способна ничего отдать. У него нет сил, которые смогли бы убить меня. Он безопасен для Повелительницы. Одним взглядом я могу заставить его впасть в глубокий сон, из которого он выйдет нескоро. — Милена жестко улыбнулась. — Иногда я даже хочу померяться с ним силой, засунуть его гордыню и тщеславие куда подальше.

— И все же ты злишься на него. — проницательно подметил Вадим. — Ты не можешь заставить себя забыть его, это тебя и злит.

— Нет. Это не так. В моей жизни новый любовник.

— Смертный? — сухо поинтересовался Вадим, отводя взгляд, словно ему еще было тяжело осознавать, что теперь их связывает только дружба, да общие воспоминания.

— Да. — кивнула Мила. — Молодой и красивый сын Ланкастера.

— Это тот, которого я должен обратить?

— Тот самый.

— Хорошая же перспектива ждет мальчишку. Он-то ждет любви, а получит проклятие. А ты не меняешься. Когда тебе надоест разбивать сердца тех, кто тебя любит?