Люди и атоллы
Шрифт:
На Понапе его ожидал сюрприз — письмо с предложением приступить к работе для музея в голландском городе Лейдене. Это письмо — дань уважения, каким Кубари пользовался среди людей науки, многолетнюю дружбу которых он снискал, несмотря на огромное расстояние, разделяющее их. На этот раз места для него добился доктор Шмельтц, высоко ценивший способности и деятельность Кубари. Обрадованный тем, что снова серьезно сможет заняться научной работой, Кубари влез в долги и по желанию будущего работодателя отправился на Палау. Он работал там с энтузиазмом, собирал коллекции, писал. Но его подстерегал еще один удар: в следующем письме доктор Шмельтц сообщал, что музей отказался подписать контракт под влиянием мнения немецких путешественников, которые обвиняют Кубари в расточительстве и излишнем сближении с местными жителями. Стрелка судьбы Кубари падает до нуля. На этот раз его положение становится еще более тяжелым. Поляк уже не один: у него на руках жена и только что родившаяся
Его упорство получает вознаграждение. Дают себя знать старые научные и дружеские связи — Этнографический музей в Берлине предлагал ему подписать договор. Период нужды остался позади, будущее представляется многообещающим. Кубари написал свою первую книгу «К вопросу об этнографии Каролинского архипелага» (эта работа вышла в 1895 г. на немецком языке). Получив некоторую материальную независимость, Кубари стал методично вести дальнейшие полевые исследования. Он посетил мелкие острова архипелага, на Япе продолжил изучение «денежной системы» острова, собрал для Берлина огромное количество экспонатов, много работал. Ничто не предвещало катастрофы, но она все же вскоре разразилась: Берлинский музей безоговорочно разорвал контракт, ссылаясь на якобы неподходящий стиль работы исследователя, унижающий достоинство представителя немецкой науки, руководство музея также было недовольно сближением ученого с местным населением и т. п. С мая 1885 г. Кубари остался без работы и без денег. Эти долгие месяцы стали для него настоящим кошмаром. Он решил, что теперь ему уже никогда не удастся заняться научной деятельностью.
Отстраненный от любимой работы, Кубари волей случая становится свидетелем значительного по тем временам события. В августе 1885 г. король Испании, обеспокоенный проникновением в этот район европейских держав, в частности Германии, издал приказ об официальной аннексии Каролинских островов. Была назначена точная дата, и, наверное, все прошло бы в соответствии с планами, если бы днем раньше не пришло немецкое судно, которое осуществило акт присоединения острова Яп к Германии. Разыгрался такой мощный дипломатический скандал, что папе Льву XIII пришлось мирить враждующие стороны. В результате переговоров Германии были предоставлены в этом районе широкие торговые права, а Каролинские острова формально приписаны Испании.
Месяцем позже в жизни Кубари внезапно произошел решительный поворот. Со специальной миссией к острову подошел немецкий военный корабль «Альбатрос» под командованием капитана М. Плюддеманна. Этот офицер нанял Кубари в качестве переводчика и забрал на корабль всю его семью. «Альбатрос» посетил один за другим ряд Центральных и Восточных Каролинских островов (в том числе Понапе) и в каждом случае совершил аннексию острова с поднятием немецкого флага и артиллерийским салютом. Эта колонизаторская деятельность Плюддеманна и его корабля, разумеется, не делает чести Кубари, который всегда сходил на берег как переводчик и представлял империалистические интересы Германии. Однако причину такого поступка талантливого ученого следует искать в его 0тчаянном материальном положении.
После завершения миссии «Альбатроса» Кубари с семьей добрался на борту этого корабля до Меланезии, точнее говоря, до Новой Британии, расположенной поблизости от Рабаулу. Здесь поляк получил на два года место надсмотрщика на кокосовой плантации немецкого консула Гернсхайма. Это был последний творческий период в жизни Яна Станислава Кубари. Именно здесь увидели свет его последние работы.
В 1887 г. Кубари и его семья переехали на Новую Гвинею в окрестности Константингафена, на побережье залива Астролябия. По контракту с немецкой Компанией Новой Гвинеи он работал там в качестве начальника торговой станции, т. е. по роду деятельности стал скорее лавочником, чем ученым. Больше для собственного удовольствия, чем в целях научного исследования, Кубари стал собирать коллекции в области орнитологии, природоведения и этнографии. Такое положение сохранялось до конца 1891 г. Несмотря на хорошее состояние дел на станции, возглавляемой поляком, Компания Новой Гвинеи контракта с ним не возобновила. Неблагоприятный климат в районе бухты Астролябия сильно подорвал здоровье Кубари: у него участились приступы малярии.
— Возвращение в Европу или могила на Новой Гвинее, — к такому мнению приходят его врачи.
В 1892 г. поляк вместе с женой и дочерью отправился на родину. В Гамбурге его сердечно приветствовали ученые, ведь Кубари имел уже заслуги, известные в научных кругах. Он сделал несколько докладов, навестил друзей, в том числе неизменно расположенных к нему Шмельтца и Бастиана. Но он заторопился в Польшу. Там, так же как годы назад, как раз собирался уже VI съезд польских врачей и естественников. Кубари питал некоторые надежды на встречу
с представителями польской науки. Вероятно, он мечтал о какой-нибудь должности на родине, где мог бы употребить свои уникальные познания. В докладе, сделанном на съезде, Кубари недвусмысленно заявил, что хотя он работал в Океании для иностранных учреждений, но свою деятельность посвятил польской науке и именно ей мечтает посвятить остаток жизни. В ответ — молчание. Не нашлось для него работы и в Германии.В конце 1894 г. мы снова видим Кубари на Новой Гвинее, климат которой был для него убийственным Здесь он опять потерял работу, но эти события не произвели на него сильного впечатления, ведь подобное повторялось с ним постоянно, словно в кошмарном сне. За бесценок он продал коллекцию бабочек, птиц и отправился на Понапе, единственное место на свете, где ему всегда было хорошо. Он оставил дочь Изабеллу учиться в сингапурской женской школе, которая находилась в ведении французских монахинь [13] .
13
Закончив школу, дочь Кубари ушла в монастырь и долгие годы работала учительницей под именем сестры Гумбелины; умерла в 50-х годах; из польских историков вел с ней переписку об ее отце лишь В. Слабчиньски.
После разлуки с дочерью в пути у Кубари случился тяжелый сердечный приступ, и он вынужден был прервать поездку в Маниле. Здесь он пролежал несколько месяцев в больнице, что поглотило его последние сбережения, и на Понапе прибыл неимущим человеком. На месте оказалось, что он стал нищим. Оказывается, его плантация уже не существовала, она была уничтожена боями, которые островитяне вели с испанцами. Дело в том, что под конец существования империи испанцы в страхе перед германским империализмом стали размещать на Каролинских островах военные гарнизоны. Островитяне, решительно не желавшие этого, схватились за оружие. Эти военные столкновения происходили, в частности, непосредственно на участке Кубари. Более того, испанская администрация вообще поставила под сомнение право собственности Кубари на этот клочок земли и была намерена поселить на нем какого-то чиновника. Таким образом, оказалось, что после 30 лет труда в Океании у Яна Кубари не было буквально ничего, кроме самоотверженной жены и слабого здоровья. Несколько месяцев спустя, 9 октября 1896 г., Яна Станислава Кубари нашли мертвым на могиле сына. Неутомимый исследователь Океании, вероятно, покончил с собой.
Смерть Кубари была с грустью принята как в Германии, так и в Польше. Редактор его работ Й. Д. Е. Шмельтц, питавший к поляку дружеские чувства, прощаясь в некрологе с «известным всей этнографии прославленным исследователем», писал, что ученый «обладал даром души, позволившим сблизиться с островитянами, завоевать их доверие и проникнуть в сокровеннейшие тайны их жизни…»
В Польше о нем написал Людвик Кшивицки: «Скончался исследователь, о котором, возможно, кое-что известно в нашей стране, но я сомневаюсь в Фом, Что у нас понимают всю ценность его изысканий. Этот этнограф имеет в научном мире громкое имя, хотя и не такое, какое заслужил…»
Около двух десятилетий спустя профессор К. Столыхва как бы продолжил эту мысль: «Со стыдом следует признать, что в нашей стране почти ничего не известно о знаменитом земляке, который хотя и писал главным образом на иностранном языке, но мыслил по-польски (о чем свидетельствует его манера писать по-немецки), считал себя поляком и мечтал о возвращении на родину. Кубари долгие годы ждал справедливой, по праву ему принадлежащей оценки его деятельности в Германии; в конце концов после смерти его оценили и даже начали собирать деньги на памятник знаменитому „немецкому“ ученому. Германия лишает нас не только земель, но и наших научных заслуг, присваивая ценнейшие явления нашей культуры, творцов нашей науки. Именно к таким творцам принадлежал Кубари. И случилось непоправимое — он был вынужден работать и творить среди чужих, потому-то его имя присваивает чужая культура» [14] .
14
Цит. по кн.: Wypych К. W cieniu fe, Wroclaw, 1969, с. 171–173.
В настоящее время значение работ Я. Кубари по этнографии Микронезии бесспорно. Серьезным считается также, вклад поляка в картографию этих островов и добытые им сведения об их фауне. Никто не подвергает сомнению и тот факт, что большей частью существующих в Европе этнографических собраний с Каролинских островов музеи обязаны именно польскому исследователю. Велики его заслуги в области изучения языков и диалектов Океании. Деятельность ученого увековечена скромным памятником, поставленным ему на Понапе, а также присвоением его имени горе на Новой Гвинее — Кубари-Берг. Его имя также сохранилось во множестве латинских названий в области орнитологии (Corous Kubari- птица), энтомологии (Phibalasoma Kubari — насекомое), конхологии (Papuina Kubari — раковина).