Люди и призраки

Я улыбнулся, представив себе дока Лезандера, расхаживающего по городу голышом, как Вернон Такстер. Вот это действительно было бы незабываемым зрелищем! Я слышал, что у людей бывает аллергия на траву и табак, собак и кошек, амброзию и одуванчики. Дед Остин страдал аллергией на лошадей: они вызывали у него такое сильное чихание, что он едва мог устоять на ногах. Именно по этой причине он перестал ходить на брэндиуайнскую ярмарку, которая приезжала в наш городок каждый год в ноябре. Бабушка Сара часто повторяла, что у дедушки Джейберда аллергия на любую работу. Как я догадывался, аллергия у людей могла возникнуть на что угодно, существующее в этом мире. Подумать только: Лезандеры были не в состоянии есть мороженое! Ни ему, ни его жене недоступны прелести бананового пудинга или молочного коктейля. Случись со мной что-нибудь подобное, я бы, наверно, давно уже спятил…

Вдруг мне вспомнился Вернон.

Вернон, стоящий перед своей чудесной железной дорогой. Вернон на фоне миниатюрного Зефира.

«Знаешь, что мне кажется?»

Я вспомнил, как замерцал свет в маленьких окошках, когда Вернон нажал на выключатель.

«Мне кажется, что когда ты найдешь "сову", которая не пьет молоко, то найдешь и убийцу».

Я что есть силы надавил на тормоз. Неожиданность моего поступка изумила Ракету. Велосипед послушно замер у тротуара.

«Он опять всю ночь слушал радиопостановки», — сказала миссис Лезандер.

Я с трудом сглотнул. Ощущение было такое, что в горле у меня встало комом сухое молоко.

«Иногда Франц почти до рассвета слушает иностранные радиостанции».

— О господи, только не он! — прошептал я. — Это не может быть док Лезандер!

Автомобиль промчался рядом со мной так близко, что едва не содрал мне с ноги кожу, потом резко свернул, перегородив мне дорогу. Это был темно-синий приземистый «шевроле» со здоровенной вмятиной на правом боку, ближе к багажнику, и пятнами ржавчины, разбросанными вокруг вмятины, словно мертвые листья ядовитого плюща. С зеркала заднего вида свешивалась белая кроличья голова. Мотор под капотом «шевроле» фырчал и клокотал от переполнявшей его сдерживаемой энергии, так что вся машина тряслась.

— Эй, пацан! — крикнул мне из-за покрытого синим мехом руля водитель. — Ты, что ли, отродье Маккенсонов?

Он говорил, глотая слова, его красные глаза были наполовину прикрыты веками — короче, это был вдрызг пьяный Донни Блэйлок. Резкие черты его лица казались вырубленными из камня, густо напомаженные бриллиантином волосы свисали липкими сосульками.

— Я тебя запомнил по халупе Сима, — хмыкнул он. — Маленький поганец.

Я почувствовал, как Ракета подо мной задрожала. Мой велик неожиданно рванулся вперед и гулко врезался в борт «шеви», как терьер, набросившийся на добермана.

— Суешь нос куда не следует, — продолжал свою обвинительную речь Донни. — Сколько неприятностей нам доставил, стервец малолетний!

— Я не хотел ничего плохого, сэр, — отозвался я.

Ракета чуть попятилась и снова въехала в борт «шеви».

— Нечего прикидываться, будто ты тише воды ниже травы. Большое Дуло будет рад повидаться с тобой, приятель. Хочет поговорить насчет твоего носа, который ты суешь куда не следует, и твоего болтливого рта. Давай-ка полезай в машину.

Если бы мое сердце могло биться еще хоть немного быстрее, оно, наверно, вырвалось бы из груди.

— Я сказал, полезай в машину. Быстро!

Внезапно вскинув правую руку, Донни схватил пистолет и направил его прямо мне в лоб.

Ракета снова налетела на «шеви». Она спасла меня от Гордо Брэнлина, но против этой грязной крысы, вооруженной пистолетом, она была бессильна.

— Сейчас снесу твою поганую башку к чертям, — угрожающе прорычал Донни.

Я испугался до полусмерти, потеряв от ужаса всякую способность соображать. Пистолетное дуло казалось огромным, как пушечный ствол. Это был убедительный аргумент. Когда я слезал с Ракеты и забирался в машину, в голове у меня звучал предостерегающий крик мамы, но что я мог в тот момент поделать?

— Немного прокатимся, — бросил Донни.

Перегнувшись через меня и обдав при этом удушающим зловонием затхлого пота и самодельного виски, он захлопнул дверцу с моей стороны и нажал на педаль газа. Заворчав, «шеви» заполз на край тротуара и лишь потом выкатился на дорогу. Я оглянулся на брошенную Ракету, стремительно уменьшавшуюся в размере. На тыльной стороне ветрового стекла автомобиля пластмассовая гавайка тряслась в танце хула-хула.

— Сидеть тихо! — приказал Донни.

Я не посмел ему противиться, потому что пистолет сделал меня самым послушным мальчиком на свете. Подошва Донни крепче прижала педаль газа. Движок «шеви» взвыл, и мы, промчавшись по Мерчантс-стрит, свернули к мосту с горгульями.

— Куда вы меня везете? — отважился спросить я.

— Сам скоро увидишь.

Стрелка спидометра приблизилась к шестидесяти. Мы пронеслись мимо горгулий, разинувших рты, словно в удушье. «Шеви» завывал как буря, по дороге, извивавшейся вдоль озера Саксон, мы неслись со скоростью семидесяти миль в час. Я что есть силы вцепился в подлокотники, а Донни лишь ухмылялся. По полу у меня под ногами перекатывались пустые бутылки, источавшие едкий запах ядовитого пойла, от которого у меня слезились глаза.

Лес по обе стороны дороги слился в две желтые стены. Тормоза «шевроле» визжали на поворотах извилистой дороги.

— Я жив, мать вашу! — орал Донни.

Может быть, и так, но мне он показался ходячим мертвецом. Его глаза запали, подбородок зарос клочковатой бородой, одежда была мятой и грязной, словно он три дня кряду спал в свинарнике. Скорее всего, он беспробудно пьянствовал несколько суток подряд.

— Я следил за тобой, ублюдок! — орал он, стараясь перекричать шум ветра. — Подстерег тебя! Да, сэр, старина Донни крался как лис и поймал-таки птичку в свой мешок!

При этом он заложил такой крутой вираж, что мои глаза чуть не выскочили из орбит от ужаса.

— А этот толстый сукин сын говорит, что я придурок! Пусть эта жирная задница убедится, кто из Блэйлоков самый умный!

Пистолет, быстрая машина и большая доза выпитого зелья делали Донни в собственных глазах таким умным, словно Леонардо да Винчи, Коперника и Эйнштейна скатали в одну гениальную тестообразную массу.

Не успел я и глазом моргнуть, как озеро с красными утесами осталось далеко позади.

— Тпру, тпру, Большой Дик! — орал Донни, давя на тормоза, чтобы вписаться в очередной поворот.

Машина замедлила ход ровно настолько, чтобы можно было свернуть направо, на грязную дорогу, не налетев на деревья. Потом Донни снова поддал газу, и мы с шумом пронеслись по этой дороге пятьдесят ярдов, разделявших шоссе N 10 и небольшой белый домик с крыльцом, закрытым противомоскитной сеткой. Мне уже приходилось здесь бывать. Под зеленым пластиковым навесом все так же стоял красный «мустанг», но старый ржавый «кадиллак» куда-то пропал. Кусты роз по-прежнему были на своем месте, все в шипах, но без единого цветка.