Люди из ниоткуда. Книга 1. Возлюбить себя

Однако ОН нам нужен, и мы пойдём к нему, даже если придётся лететь, прыгать кузнечиком; даже если по пути придётся тыкать палкой в каждый миллиметр проходимой нами поверхности, проверяя её на топкость и скрытые пустоты!

Да я вытащу его отсюда на горбу и зубами за верёвку, если понадобится!!!

XXXV

…Закон подлости есть, закон подлости ест, и он крайне успешно после этого действует. На сытый-то желудок!

Путь к вожделённой посудине лежал через целые груды, залежи… нет, — месторождения различного хлама! Хлама, который безобразно, по-хамски громоздился на неприкаянных и ненужных ныне никому причалах. Продираться по нему было значительно труднее, чем по снежной «целине». Ноги то и дело увязали в гадостной чёрно-серой жиже, выступающей из этого подобия «гидропонной почвы» и моментально заполняющей все места, куда ступала наша нога, продавливающая эти «навозные поля». Умаялись и взопрели мы знатно, извозились — просто страх!

Вполне «здраво» рассудив, что незачем переться в обход за пару лишних километров, мы бодрой трусцой ломанулись по ближайшему бездорожью к заветному «куску». И это нас едва не сгубило…

На пути так некстати встала едва торчащая из бардака некая бетонная громада без окон, практически по самую крышу заваленная отходами планетарной деятельности во всех их выражениях, — от человека до природных «выделений». В своё время её видно из города особо не было. Поэтому её появление на дороге явилось неким сюрпризом. Высота здания была приличной, не менее десяти — двенадцати метров. Но, взобравшись на него, мы существенно облегчали бы себе задачу. Дальше по толстенным трубам, чьи жирно поблескивающие бока и лохмотья полусгнившей изоляции представляли собою более-менее прямую «трассу», по которой можно попасть практически к месту. По ним я и запланировал пройти некоторый отрезок пути, не утопая по пояс в рыхлой консистенции окружающего нас печального ландшафта.

А потому, добравшись до серо-бурого куба непонятного строения, мы упрямо пошли на штурм её верхней части, чтобы взобраться на плоскую поверхность с виду неповреждённой крыши, которую венчали два толстых и высоких раструба из ржавого металла. Весьма похожие на вентиляционные шахты. А там кто его знает, что это такое? Впрочем, и крыша оказалась покрыта достаточно толстым слоем вездесущих водорослей. В этом районе их почему-то скопилось огромное, несметное количество. Всё это гнило и жутко воняло, невзирая на отсутствие солнца и прохладу.

Я тогда вспомнил о том, что до потопа бухту омывало круговое течение. Что выносило накопленное на дне и в водах «богатство» в открытое море, мимо Мыса. Скорее всего, в результате наводнения оно, бедное, было намертво задавлено массами воды, рельеф дна изменился, будто русло полноводной реки, и течение прекратило свою нескончаемую работу.

Как результат, бухта оказалась занесена хламом и «травою морскою» по самое не хочу. Извечный трудяга-дворник внезапно ушёл на пенсию, и улицы утонули в собственном дерьме… Как всегда бывает в жизни.

…Когда подо мною и идущим рядом Лондоном внезапно просела вроде бы уже проверенная «тыком» и лёгким «притопом» поверхность, и мы тяжёлыми, донельзя изумлёнными камнями нырнули вниз ногами, мне на миг показалось, что подо мною разверзлась сама мусорная пропасть Преисподней. Таким зловонием и затхлостью пахнуло на нас из неожиданно разверстого под нами отверстия. Сверху вслед нам запоздало донёсся удивлённый вскрик потерявших нас из виду напарников…

Как оказалось, мы с жителем почившего в бозе Альбиона, как в бобслее, дружно скользили по почти отвесной поверхности, почти правильно круглой формы, около трёх метров в поперечнике, при этом состоящей из липкого, омерзительного при прикосновении материала, напоминающего покрытый толстым слоем слизи старый полиэтилен. А вот его форма… Форма «тоннеля» была так же странной. Нечто вроде дутой, мягкой кишки. Такая же волнистая, тёплая и упругая на ощупь…

Скользя и бессмысленно царапая руками по её противной поверхности, и безуспешно пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, мы, словно две проглоченные великаном крохотные тефтельки, летели по его пищеводу в полную темноту. Надо думать, видок у меня был презабавным… Перепуганный до икоты вождь краснокожих, катающийся впервые в жизни на чёртовом колесе…

Правда, я успел краем глаза увидеть, что точно таким же обалдевшим сазаном, с выпученными глазами, рядом со мною падал во тьму и в странное, идущее снизу тепло, наш англичанин.

Больно треснувшись о какой-то совершенно неуместный здесь выступ, моё тело изменило скольжение на боковое смещение, я амортизировал в соседнюю стенку, и спустя секунду сочно шмякнулся животом и подбородком о довольно-таки твёрдую поверхность. По сути, пол. Бетонный и пустой. В глазах обрадовано запорхали светлячки, и макушка отозвалась сочным «донн-н-нн!»

Тут же рядом, за компанию со мною, ляпнулся и мой «попутчик». Раздалось злобное шипение и вполне русский мат с лёгким акцентом. Наша школа!

Кряхтя и наперебой охая, мы попытались вначале сесть на задницы, для чего пришлось сперва встать на четвереньки, а потом перевернуть избитое тело на пятую точку. Практически свободное падение в течение четырёх секунд с высоты в добрых полтора десятка метров не добавляет здоровья даже Минотавру. И если бы не эта наклонная «трахея», по которой мы влетели сюда, как по спасательному трапу, не собрать бы нам уже своих бренных костей…

Каково же было наше удивление, когда мы вдруг обнаружили, что пол, на который мы так удачно спикировали, был практически сухим! Точнее, на ощупь руки, с которой мы сняли извазганные рыжеватой слизью перчатки, он был слегка всё же влажным, но его шероховатая поверхность отличалась от всего, что было наверху, так же, как грудное молоко от виски! То есть, он не был ХРОНИЧЕСКИ мокрым. Он был сырым, и не более!

Кроме того, пол поражал…чистотой! Создавалось ощущение, что его не далее, как недели две-три назад, тщательно и заботливо подметали…

Я тут же вполголоса поделился этими соображениями с Иеном. Тот понимающе хмыкнул и указал на сереющий вверху просвет:

— Сэр, мы вообще лететь сюда по синтетический канал…

Я с трудом узрел в кромешной темени его поднятый к месту нашего изначального «отбытия» палец. Но зрение начинало приспосабливаться к скудости освещения, и я задрал голову в том направлении, куда тыкал Лондон. Обалдеть! Воистину странное место…

Кажущийся на фоне окружающей нас черноты почти белым, овал «входа» в эту «прямую кишку» уже был перечёркнут по светлым краям какими-то линиями, словно перекрестье оптического прицела.

— Наши… — хриплый голос Лондона позволил мне понять, что это свешивались над краем и напряжённо вглядывались в темноту мои ребята.

— Босс! Иен! — Хохол тревожно ёрзал и жестикулировал на самом краю провала.

— Не ори, здесь мы… И не суетись ты там, а то так и пойдёшь сюда вниз башкой! — я предупреждающе свистнул. Свистун из меня, как из хомяка фотограф, но это шипение, похоже, отпугнуло практически свесившегося над краем бойца. Он вроде бы даже слегка отодвинулся.

— Босс, м-мыы сейчас к вам туд-да слезем! — Сабир аж заикается от волнения и хищного желания пошкериться там же, куда так лихо скатился на начальственной жопе его «шеф».

Я осторожно вдохнул полной грудью, проверяя, не сломаны ли рёбра, потёр ноющую грудину и слегка подвигал шеей и руками. Вроде бы всё в порядке, хотя и болят мои отбитые бока нещадно.

— Какого хрена тебе тут делать, дубина?! Ты что думаешь, тут для тебя приготовлен склад конфет? Будьте там пока. Мы немного здесь осмотримся, а потом кинете нам верёвку… — столь длинная речь, да ещё зычным криком, — она тут же вышла для меня боком. Я судорожно закашливаюсь и долго будоражу густую тишину сиплым рёвом больного туберкулёзом осла. Лёгкие и грудина горят огнём, словно я вдохнул подожжённого скипидара…