Люди кораблей

Шорак положил руку на прохладный поручень и шагнул в кабину подъемника. Когда пол рванулся вверх, ноги привычно спружинили, сопротивляясь кратковременной перегрузке: гравистабилизаторы здесь отсутствовали.

Шорак старался вспомнить, когда же это было. И только подходя к дверям сектора связи, вспомнил: пять лет назад. Пять лет назад он монтировал приемную станцию ТТП на Заре.

— Ничего, — тихо сказал он. — Ничего, мы еще поработаем, мы еще нужны, парусные корабли…

Но все-таки ему было как-то неуютно и противно сосало внутри — так бывает при неожиданном наступлении невесомости.

XI. ПУТЯМИ КОСМОПРОХОДЦЕВ

— Пошли на третий, — сказал Болл. Он имел в виду третий виток облета. Поскольку он ни к кому в отдельности не обращался, ответа не последовало. Впрочем, ответа Баркан и не ждал. Он слегка ослабил ремни, но оборачиваться не стал: чем заняты остальные четверо, было ясно и без того. Баркан отчетливо представил их себе. Штурман Розум, работа которого уже практически кончилась, сидит сейчас с закрытыми глазами и мечтает. О чем? Трудно сказать. Но одно можно утверждать с точностью — мысли его не там, внизу, а на Земле, в Академии Астрогации. Он, наверное, больше всех думает о возвращении. Оно и понятно — годы дают себя знать. И Баркану понять это гораздо легче остальных: он и сам не намного моложе А юная троица, пожалуй и после трех месяцев полета все остается внове, мужественно вперила взгляды в экраны и ждет посадки. Сейчас они чувствуют себя героямикосмопроходцами. В конечном счете именно они ведь добились организации этого перелета. Неразлучная тройка — Волин, Градов, Беляков: бортинженер, врач и связист.

— Аварийная связь? — спросил Болл.

— Есть, шеф-пилот! — До чего же Уолт любит уставное обращение, просто диву даешься! Впрочем, играть, так по всем правилам.

— Посадка через пятнадцать минут. Проверить крепления Беляков — салон. Градов — кубрик.

Болл услышал, как что-то звонко клацнуло, — наверное, магнитная подкова о комингс «Да, — подумал он — Невесомость. Одно дело — сутки на орбитальном тренажере, а другое — три месяца полета. Всю душу вымотало. И эти магнитные подковы. Идешь как по болоту — ногу поставил, а потом приходится вытягивать. Нет, все-таки мы многого недооценили на Земле».

— Инженер, — спросил Болл, — как твои пластыри, инженер?

Волин, как всегда, ответил не сразу.

— Пластыри Что пластыри? Выдержат пластыри.

«И это тоже, — подумал Болл. — Пластыри. Хорошо, хоть они не подвели. Не то, что противометеоритная автоматика. Пять дырок. Должно быть, снаружи выглядит впечатляюще — термоброня аварийных пластырей придает кораблю вид этакого заслуженного ветерана, jnrnpnls пора на отдых».

— Порядок, шеф-пилот. Крепления проверены.

— Хорошо.

— В салоне порядок.

— Хорошо. По местам!

Теперь только посадка. Вроде бы все должно быть хорошо. И всетаки А все-таки главное, конечно, не это: мелочи, мелочи Самое страшное — мелочи. Бытовые Удобства. Похлебка из хлореллы. Тьфу! Горячая ванна и ионный душ — вот чего нам больше всего не хватало. Кто бы мог подумать, что нас заест быт? Вернее, отсутствие оного.

Пора!

Теперь только бы не уйти с луча. Держать его в кресте. Вот так. Ну и рысклив же ты, дружок.

Сейчас Болл был как бы мозгом, пересаженным в чужое и потому еще непослушное тело, которое надо было заставить подчиняться, потому что от этого зависело все — вплоть до самой жизни. И тело подчинилось, неохотно, трудно, но подчинилось.

И вдруг корабль словно уткнулся в какую-то тугую, вязкую стену. Двигатели продолжали изрыгать пламя, корпус дрожал и стонал, не в силах сдвинуться с места. Амортизаторы противоперегрузочных кресел просели до упора.

— Инженер! — крикнул Болл.

Волин кивнул. И сразу же наступила удивительная тишина. И — легкость.

Болл тыльной стороной ладони провел по лицу.

— Все, — выдохнул он. — Конец.

* * *

Внешне здание Музея истории Плутона напоминало первые города планеты: ауропластовый купол, золотисто поблескивающий в лучах искусственного солнца. Купол этот вздымался над широко раскинувшимся парком — елями, лиственницами, пихтами и сибирскими кедрачами, лучше всех прижившимися в новом мире. Центр здания находился в одном из фокусов обширной, залитой габропластом эллиптической площади, а в другом фокусе возвышался пьедестал будущего памятника первооткрывателям — огромная плита, вырезанная из первозданного вулканического плато в том самом месте, где когда-то сел «Аршак».

Вся площадь была уже запружена людьми, но все новые и новые onrnjh продолжали вливаться из аллей парка; целый рой повис над площадью на гравитрах. Весь воздух был наполнен сдержанным гулом и говором. И вдруг откуда-то раздался перекрывший этот шум возглас:

— Идут! Вот они!

В зените появились четыре темные точки, образовавшие квадрат, в центре которого яростным пламенем горела маленькая желтая звездочка. Вот она погасла, и на ее месте осталось темное пятнышко — сразу было даже не понять, действительно ли там что-то есть или это только оптический обман. Но темное пятнышко медленно опускалось, постепенно приобретая вытянутую, сигарообразную форму.

— Взяли полем и ведут, — сказал кто-то.

А потом тишина взорвалась фейерверком приветственных возгласов, криков: рой гравитристов пришел в хаотическое, броуновское движение.

Через несколько минут на плите-пьедестале уже стоял, слегка покачиваясь на коленчатых лапах-амортизаторах, корабль, темное веретено, покрытое прогоревшей и изъеденной термоброней, с ясно видными заплатками пластырей и трудноразличимыми буквами по-русски и на интерлинге — «Аршак». А по выскользнувшей из люка лестнице спускались пять человек в странных, непривычных скафандрах.

Цепочкой шли они через толпу, и та раздвигалась перед ними, пока кто-то не крикнул:

— Качать их! Качать!

Шедший впереди пытался было отбиваться, но это было безнадежно.

Только через час они наконец выбрались из парка и вошли в приземистое здание станции телетранспортировки, чтобы мгновенно выйти из такого же здания дома, на Земле.

* * *

— состоялось открытие музея истории на Плутоне. К открытию музея было приурочено и прибытие атомно-импульсного корабля «Аршак». Этот корабль, являющийся двойником того, на котором триста лет назад достигли системы Плутон — Харон первые посланцы Земли, был собран по найденным в архивах Совета Астрогации чертежам и своим ходом перегнан на Плутон экипажем, состоявшим из преподавателей Академии Астрогации Бориса Болла и Сергея Розума и курсантов Уолтера Белякова, Ярослава Градова и Виктора Волина. Сейчас «Аршак» поставлен перед зданием.

Болл выключил экран и поднялся. Пора идти в аудиторию. «А всеr`jh, — подумал он, — для ребят это были неплохие каникулы. Да и практика тоже. И нам с Сережей невредно было встряхнуться»

XII. РАВНОВЕСИЕ

«Еще один, — думал Сартов, глядя в окно на слегка всхолмленную равнину, вдали, почти у самого горизонта, переходящую в предгорья. — Еще один, которому ты отказываешь. И в чем? В самом главном, в праве работать, заниматься своим делом без помех. До чего же это тяжко — быть координатором Совета Геогигиены! Сбежать бы! Снова стать просто ландшафтологом и…»

Негромко пропел таймер. Сартов подошел к столу и нажал одну из клавиш на панели селектора.

— Толя? Да. Как там у вас с контрольным расчетом по энергоцентру? Уже у меня? Спасибо. В двух словах. То же самое? Вы не ошиблись? Да не обижайтесь, чудак-человек, я же знаю, что вы непогрешимы. С машиной? Пусть так. И все-таки жаль, что вы не ошиблись… Еще раз спасибо. Все.

Он открыл почтовый ящик и, вынув оттуда рулон пергамитовой ленты, стал перематывать его, иногда задерживаясь и внимательно изучая нанесенный на ленту график. Это был приговор проекту энергоцентра. Приговор в последней инстанции, безжалостный и обжалованию не подлежащий. Сартов представил себе лицо Ждана Бахмендо, ведущего энергетика Зари, и ему стало невыносимо тошно. Уже не глядя, автоматически докрутив ленту, Сартов положил рулон на стол и сел, обхватив руками голову. «Сбегу, — решил он вдруг. — На один день, на один вечер, но сбегу».