Люди молчаливого подвига
Шрифт:
Далее шли примеры, доставившие генералу несколько веселых минут.
«…Марьиногорским товарищам Фазлиахметов поручил похитить у немцев газогенераторный трактор, а тальковской группе — раздобыть броню, так как он решил любой ценой построить танк и держать его спрятанным в лесу на случай необходимости…
Потерпев неудачу с танком, Фазлиахметов принялся сооружать катапульту, которая, по его замыслу, должна была метать четырехсотграммовые толовые шашки на расстояние до тысячи метров. И снова подпольщики из Марьиной Горки и Тальки были подняты на ноги, чтобы найти пригодную для катапульты пружину…
По приказанию Фазлиахметова в отряде рисовались плакаты,
Будучи, как видно, человеком объективным, составитель докладной записки счел необходимым отметить, что Фазлиахметов, хоть и позволяет себе недопустимые для разведчика горячность и пренебрежение конспирацией, тем не менее обладает сильной волей, подлинным бесстрашием и имеет значительный личный боевой счет. Участвовал в спуске под откос тринадцати эшелонов с боеприпасами, техникой и живой силой противника. Взорвал важный железнодорожный мост. Неоднократно руководил подрывными группами при налетах спецотряда на склады авиабомб и бензохранилища гитлеровцев. Из местного населения, участвовавшего в борьбе с фашистскими оккупантами, организовал надежные и активные разведгруппы в Марьиной Горке, на станциях Талька и Осиповичи, «хотя две последние не входили в его зону…».
— А что, строгий, дотошный ревизор! — констатировал генерал, вновь скрепляя просмотренные листы и передавая их Медведовскому. — Но до чего же великолепны недостатки у этого младшего лейтенанта, не правда ли? Где он сейчас?
— С группой. Всю неделю занимались напряженно, я им передышку сегодня устроил. Пригласить к вам?
— Я, пожалуй, сам к ним схожу.
Подходя к землянке разведчиков, генерал услышал песню:
На позицию девушка Провожала бойца…Это пели Фазлиахметов и его боевые друзья…
И та же полюбившаяся фронтовикам песня зазвучала вдруг где-то в ликующей толпе ветеранов войны, собравшихся у Большого театра. Песня ширилась, вбирая в себя все новые и новые голоса, и «молчаливым» тоже захотелось подхватить ее. Но тут они увидели улыбающегося человека, который направлялся явно к ним и метров за девять раскинул руки, чтобы с ходу, по-братски обнять кого-то.
Сделав вид, что не узнал подошедшего, Фазлиахметов строго спросил:
— Зачем вы сюда пришли?
Улыбка на лице человека сменилась озабоченностью, и он хмуро ответил:
— Иду в Бортны за семенами табака.
— А я Сеня, — сказал Фазлиахметов.
Лишь после такого «ритуала» они бросились друг другу в объятия, довольные тем, что не забыли когда-то очень важного для обоих диалога. В мае 1943 года только тот, кто на закате заранее назначенного дня шел мимо избушки лесника в двух километрах западнее Попова Гряда «в Бортны за семенами табака», мог быть признан своим — посланцем Большой земли. И только спросивший: «Зачем вы сюда пришли» — и назвавшийся Сеней действительно был ожидавшим встречи представителем десантного разведывательного спецотряда «Москва».
2. Выбор псевдонима
В просторной землянке, отведенной группе Фазлиахметова, было тепло и уютно. Расположившись вокруг стола из свежевыструганных досок, разведчики подпевали патефону, но при появлении генерала лихо вскочили со своих мест. Их командир, пожалуй, такой, каким и представлял его себе заместитель начальника штаба фронта, порывисто шагнул вперед для доклада. Кто-то потянулся к пластинке на патефоне.
— Не надо! С душой поет,
и голос приятный, — сказал генерал, одним жестом останавливая и доклад, и прекращение песни. Где шинель повесить? Чайком угостите?«И я, и все, кто был тогда в землянке, — вспоминает Фарид Салихович, — думали, что такой гость начнет проверять нас, экзаменовать. А он присел к столу, к песне прислушался. Потом знак подал: ну-ка подхватывайте, мол, и сам запел негромко:
Парня встретила дружная Фронтовая семья. Всюду были товарищи Всюду были друзья…Затем пили чай, генерал расспрашивал про наших родных и близких…»
В тот вечер только раз коснулся заместитель начальника штаба фронта предстоящего разведчикам задания, спросив Фазлиахметова:
— Какой псевдоним выбрали?
Фарид назвал, теперь уже не помнит какую, фамилию с окончанием на «ский».
— Ой, не очень нравится. Люблю, когда псевдоним у разведчика со смыслом. А то недавно докладывают: старший разведгруппы — Щукарь. Нелепо! Так и видишь шолоховского деда на крючке. Вроде бы недобрый намек. Заменил! Я бы на вашем месте вот чью фамилию взял, — и генерал указал на висевший в землянке плакат с портретом Александра Матросова.
Фазлиахметов ответил, что сам ни за что бы не решился взять фамилию героя. Слишком ответственность высока.
— А ты решайся! Так и затвердим — Матросов.
И, круто меняя тему, обратился ко всем:
— Каких-либо личных просьб, вопросов ко мне нет?
— Товарищ генерал, — решился Фазлиахметов, — я второй месяц друга не встречаю. Александра Чеклуева. На той стороне?
— Чеклуев?
— Так точно. Мы с ним трижды выбрасывались в тыл, награждены одним приказом…
— Встревожился, значит? Это хорошо, что о товарищах думаешь. Все в порядке у Чеклуева. Это ведь ему Щукаря подсовывали. Заменили хорошим именем, и дела идут преотлично, — пошутил генерал. — Молодец твой Чеклуев! И в тебя верю, Матросов!
Ночь перед вылетом в глубокий тыл врага. Это почти всегда — заново прожитая жизнь, только месяцы в ней сжимаются в минуты, дни пролетают за несколько ударов сердца. Какие-то — за три, какие-то — за десять. Не по порядку в сложно запутанной очередности вызывает их память на повторный смотр.
…Явочная квартира. Вбегает лейтенант Морозов. Бледный, дрожащие губы едва шевелятся — слов не разобрать. Да возьми же себя в руки, докладывай! Оказывается, Прищепчик погиб. Сначала ранили его гестаповцы, потом окружать стали. Выждал разведчик, пока подошли они поближе. Выкрикнул какие-то слова, издали не расслышать, какие именно, рванул чеку гранаты и на разжатой ладони протянул подбегающим фашистам: нате, гады!
Чудес не бывает, и все-таки ночью Фазлиахметов послал людей, а вдруг жив остался?! Ни с чем вернулись. Что же сказал, что выкрикнул Прищепчик перед гибелью? Так хотелось услышать эти последние слова героя… Ведь месяцы, долгие месяцы проведены вместе… Истинный патриот был — и пусть земляки его об этом знают.
…А Самуйлик? О чем подумал этот разведчик, когда понял, что жить остается не более минуты? Он все шутил, что заворожен от пуль разнастоящей испанской цыганкой. Серьги — с блюдце величиной! Поколдовала, поцеловала и предрекла бессмертие добровольцу республиканской армии. Перед боем с фашистами, под Мадридом. И туда — добровольцем, и в разведку — добровольцем. Смелый, как дьявол. Как Саша Чеклуев. Там, в Испании, сбылось цыганкино обещание, здесь не сбылось…