Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима
Шрифт:
Я вспоминаю, что когда-то много говорили об изысканном блюде, в которое наши лакомки, поспешая к собственной погибели, намешали все, за чем они обычно проводят день: съедобные части венериных и иглистых раковин и устриц были разделены проложенными между ними морскими ежами, сверху лежал слой краснобородок, без чешуи и без костей. Лень уже есть все по отдельности — и вот на стол подают то, что должно получиться уже в животе после насыщения. Не хватает только, чтобы все приносилось уже пережеванным! Впрочем, и не хватает-то самую малость: ведь скорлупа снята, кости вынуты, вместо зубов потрудились повара. — „Лакомиться всем по отдельности стало тяжко — пусть стряпают всё вместе, чтобы вкус был один. Зачем мне протягивать руку за чем-нибудь одним? Пусть подадут все сразу, пусть будет сложено вместе и соединено столько, что хватило бы на украшение многих перемен! Пусть знают те, что утверждают, будто все это нужно мне для похвальбы и ради тщеславия: я не выставляю мои яства напоказ, а даю вам их разгадывать. Что всегда бывает отдельно, то пусть будет вместе под одной подливкой; пусть не отличаются
Впрочем, все попытки философов и врачей пристыдить, предостеречь и образумить римских лакомок, заставить их есть меньше и менее замысловатую пищу оставались тщетны. То что прежде казалось римлянам пышным обедом, теперь, в первые века империи, считалось почти нищенским, убогим, все равно что сидеть впроголодь:
Если скучно тебе обедать дома, У меня голодать, Тораний, можешь. Если пьешь пред едой — закусок вдоволь: И дешевый латук, и лук пахучий, И соленый тунец в крошеных яйцах. Предложу я потом — сожжешь ты пальцы — И капусты зеленой в черной плошке, Что я только что снял со свежей грядки, И колбасок, лежащих в белой каше, И бобов желтоватых с ветчиною. На десерт подадут, коль хочешь знать ты, Виноград тебе вяленый и груши, Что известны под именем сирийских, И Неаполя мудрого каштаны, Что на угольях медленно пекутся… Если ж после всего, как то бывает, Снова Вакх на еду тебя потянет, То помогут отборные маслины, Свежесобранные с пиценских веток, И горячий горох с лупином теплым. Не богат наш обед (кто станет спорить?)…Марциал. Эпиграммы, V, 78
И все же врачи настойчиво взывали к своим согражданам, убеждая их соблюдать умеренность в еде и питаться рационально. Уже с IV в. до н. э. в Греции стала развиваться такая область медицины, как диететика, изучавшая связь здоровья человека с тем, как и чем он питается. Плиний Старший (Естественная история, XI, 282–284) приводит ряд извлечений из рекомендаций врачей-диететиков. Пища должна быть простой и непритязательной; напротив, множество изысканных блюд вредит здоровью, особенно когда они сдобрены пряностями. Трудны для пищеварения кушанья кислые, острые, чересчур разнообразные, слишком обильные; столь же вредно жадно набрасываться на еду, поглощая ее большими порциями. Особенно важно не переедать летом, а также в преклонных годах. От сладких и жирных блюд и от питья люди толстеют, от сухой, крошащейся и холодной пищи худеют. Как и во всем, в еде надо соблюдать меру и воздерживаться от всего, что способно отяготить желудок.
Зачастую советам врачей и философов следовали только их приверженцы, изменяя свой повседневный рацион по их указаниям. Сенека рассказывает, как под влиянием своего учителя философа Аттала «на всю жизнь отказался от устриц и грибов: ведь это не пища, а лакомство, заставляющее насытившихся есть опять, легко извергаемое и снизу, и сверху, — а это весьма по душе обжорам, запихивающим в себя больше, чем могут вместить». Тогда же он перестал и пить вино. Вместе с тем силы, более могучие, чем внушенные убеждения, заставляли и последователей разных учений отступать от идеалов воздержания. Так, вернувшись к государственной жизни, Сенека, по его словам, вновь стал разнообразить свой стол почти всем, что некогда отверг как излишество: «К прочему, оставленному тогда, я вернулся, но даже в том, от чего перестал воздерживаться, сохраняю меру, которая и ближе к воздержанию и, может быть, труднее его: ведь от чего-то легче отказаться совсем, нежели сохранять умеренность». Точно так же, узнав о призывах философов-пифагорейцев не употреблять в пищу мясо убитых животных, юный Сенека постепенно привык к вегетарианству. Однако в правление Тиберия власти начали борьбу с иноземными культами и отказ питаться мясом некоторых животных считался признаком опасных суеверий. «По просьбам отца, не опасавшегося клеветы, но враждебного философии, я вернулся к прежним привычкам; впрочем, он без труда убедил меня обедать лучше» (Сенека. Нравственные письма к Луцилию, CVIII, 13–22).
Хотя в первые столетия истории Рима его жители вели жизнь скромную и неприхотливую, но уже тогда они старались при помощи законов ограничить склонность некоторых граждан к роскоши и расточительству. Речь шла не только о регулировании расходов на питание. Первые ограничения, введенные в Риме, имели в виду скорее траты на погребальные обряды и культ умерших, а этому римляне придавали тогда не меньшее значение, чем впоследствии культу стола. Затем ограничения охватили постепенно и другие сферы жизни, однако возобновление время от времени одних и тех же предписаний свидетельствовало о том, что они далеко не всегда соблюдались.
Спустя несколько десятилетий появились законы, воспрещавшие женщинам пить вино; возможно, что здесь решающую роль сыграли соображения этические, а не экономические. Ссылаясь на древнейших
авторов, Авл Геллий (Аттические ночи, X, 23) сообщает, что ни в Риме, ни во всем Латии женщинам не полагалось пить крепких вин, и, чтобы доказать свою воздержанность и строгое соблюдение закона, они целовали родственников, убеждая их тем самым, что от женщин вином не пахнет. Римляне разрешали, своим сестрам и дочерям пить лишь слабое вино из виноградных выжимок или изюма. По словам Катона Старшего, в ранний период Римской республики пьющие женщины не только пользовались самой дурной репутацией, но и подвергались таким же наказаниям в суде, как и те, что изменяли своим мужьям.Первым законом, ограничивавшим расходы, был закон Метилия 217 г. до н. э., относившийся к сукноделам и устанавливавший определенные количественные пределы в использовании некоторых видов мела для окраски тканей. Два года спустя, в труднейший период войны с Карфагеном, в Риме был принят закон Оппия, ограничивавший расходы женщин, чего настоятельно требовала сложная финансовая ситуация, в которой оказался город. Женщинам запрещалось шить одежду из крашеных, нарядных тканей; стоимость золотых украшений, которые разрешалось носить, не должна была превышать некоего предела; передвигаться в городе можно было только пешком. Не удивительно, что, когда война закончилась, женщины постарались полностью вернуть себе былые привилегии. В 209 и 204 гг. до н. э. были введены также законы, ограничивавшие размеры подарков, которые люди делали друг другу в праздник Сатурналий, — этот закон явно защищал интересы бедных клиентов, которым трудно было подносить своим патронам, как было принято, дорогие дары.
О законах, устанавливавших определенные пределы для расходов на пиры и торжественные приемы, немало подробностей можно найти у того же Авла Геллия (Аттические ночи, II, 24). В 161 г. до н. э., сообщает он, ссылаясь, как всегда, на своих предшественников, сенат вынес постановление, обязывавшее людей, которые в дни апрельского праздника Великой Матери богов Кибелы собираются ходить друг к другу в гости, дать официальную присягу перед консулами, что они не израсходуют на одно пиршество больше 120 ассов, не считая затрат на овощи, муку и вино; однако они не будут подавать к столу импортных вин, а только местных сортов; вес же столового серебра не превысит ста фунтов. За этим законом последовали другие, также ограничивавшие дневные расходы римских граждан в различные дни года — праздничные и будние. В праздники разрешалось потратить 100 ассов, в обычные дни — от 10 до 30 ассов. Исключение было предусмотрено лишь для свадебных торжеств: 200 ассов. Здесь же определялась дневная норма потребления сушеного и консервированного мяса. Зато лакомиться плодами земли римляне могли без всяких ограничений.
Очень скоро, спустя всего несколько десятилетий, эти строгие законы были забыты, а многие граждане, скопившие огромные состояния, беспрепятственно разоряли свои семьи пирами и приемами. Тогда диктатор Сулла вынужден был вновь издать закон, по которому в календы, ноны и иды каждого месяца, а также в дни публичных зрелищ и в праздники дозволялось тратить не более 300 сестерциев, или 750 ассов, в остальные же дни — до 30.
Авл Геллий упоминает, кроме того, закон Эмилия 115 г. до н. э. Этот закон ограничивал не размеры издержек на устройство пышных застолий, а число и ассортимент подаваемых там блюд. Уже в правление Августа максимум расходов римского гражданина в обычные дни был повышен до 200 сестерциев, на свадьбу же разрешалось потратить даже 1000 сестерциев. Но и это не могло обуздать расточительство римских богачей, так что вскоре пришлось вновь значительно поднять «потолок» допустимых издержек: теперь римлянин был вправе израсходовать в праздничный день целых 2000 сестерциев.
О законах, направленных против чрезмерной роскоши на пирах, рассказывает и Макробий (Сатурналии, III, 16–17). Так как римляне шли на все, лишь бы удовлетворить свои гурманские запросы, то понадобилось как-то ограничить возможные траты на еду и питье. Государство стремилось в законодательном порядке предотвратить разорение многих семей, ведь иные молодые люди из чревоугодия готовы были, по словам Макробия, утратить не только состояние, но даже свободу и честь. Другие позволяли себе нетрезвыми являться на собрания народа, где решались государственные дела. Далее писатель показывает, какими способами власти пытались справиться с подобными недугами общества, и перечисляет ряд законов, которые то предписывали пировать при открытых дверях, дабы все могли видеть, сколько тратится на застолье, то устанавливали предельное число сотрапезников на одном пиру, то, как мы уже видели, ограничивали ежедневные расходы римских граждан.
Все больше привыкавшим к пышным, обильным застольям римлянам трудно было соблюдать эти строгие предписания, и они отыскивали все новые и новые способы, как обходить законы против роскоши. Так, например, закон Фанния 161 г. до н. э. запрещал подавать блюда из птицы, за исключением кур, да и то только тех, которых не откармливали специально. Заметим, кстати, что жители Италии накопили к тому времени большой опыт откармливания птиц разных видов, и Катон Старший в своем трактате подробно описывает, как надлежит откармливать кур и гусей шариками из пшеничной или ячневой муки, размоченными в воде, когда и сколько раз в день давать им корм и воду (Катон Старший. О сельском хозяйстве, LXXXIX). Отдельно помещены указания, как откармливают молодых голубей: сначала ему осторожно вкладывают в клюв вареные бобы с водой, затем, спустя неделю, приготовляют и скармливают голубю смесь из молотых бобов с мукой, также размоченную водой (Там же, ХС). Несмотря на успехи птицеводства, суровый закон Фанния был принят, и тот же запрет на блюда из откормленной птицы был не раз повторен в последующих постановлениях.