Люди Солнца
Шрифт:
– Откуда столько брусчатки? – удивился я.
– Там, – Ярослав махнул в сторону каретного цейхгауза. – В кучи свалена.
– Но для чего эта штука делается?
– Это невозможно объяснить, Томас. Вечером сам всё увидишь.
Носатый принёс скамью, поставил у ямы. Омелия, Грэта и Файна принесли три блюда с горами хлеба и окорока. И, пока матросы мыли руки и разбирали наскоро хлеб, Носатый принёс открытый уже бочонок с пивом. Под весёлые, на непонятном языке, восклицания наполнились кружки. И спустя десять минут шестеро вновь спустились вниз, и ещё шестеро принялись подавать им камни. Трое или четверо без остановок носили их охапками, как дрова.
Вид разрытой земли навёл меня на внезапную мысль.
– Пойду
Поклонившись, мы сделали друг от друга по шагу. Я повернулся и поспешил в гончарный цейхгауз.
И здесь оказалось, что я, в общем, напрасно спешил. Готлиб уже вернул выброшенную землю обратно, и теперь аккуратно чистил лопаты.
– Хорошо, что закончил, – сказал я ему. – Есть дело.
– Опасное? Оружие брать?
– О, нет! Нужно съездить на ферму, и, когда закончится работа с молоком, всю семью Себастьяна в их карете к нам привезти. Дамы вечером затевают весёлый праздник.
– Ох, мистер Том… Может, кто другой съездит?
– Как это… Что-то случилось?
– Там эта девушка, мистер Том… Симония… Она очень мне нравится.
– Но это же прекрасно, Готлиб!
– Да чем же? – выставил он на меня страдающие глаза. – Сказать я ей об этом никогда не смогу. А быть рядом и мучиться…
– Готлиб. Ты прекрасный моряк, и отличный боец. Ты трудолюбив и смекалист. Помнишь, на палубе «Дуката», пред абордажем придумал налепить на столы жёваного хлеба и приткнуть к ним капсюли, чтобы они не раскатывались? Отличная идея. Много наших жизней спасла. Но в делах уютно-домашних ты глуп. Глуп до смешного, мой дорогой Готлиб.
– Ну а это-то почему?
– А потому, что Симония влюблена в тебя без памяти.
– Быть не может!!
– Эвелин и Власта говорят, что такое чувство вспыхивает мгновенно и яростно, как пожар.
– Быть не может!
– А какая милая девушка! Грациозная, тонкая. Преданная! Такая хлопотунья, когда на кухне готовит. Живой огонёчек! А какое красивое лицо! И вовсе не потому, что молодое. А просто от рождения – неброская, тихая и ласковая красота. Неспроста владелец дома на неё пасть раскрыл.
– Я убью его, – пообещал Готлиб.
– Увы, – рассмеялся я. – Он уже определён мной простым матросом на торговый корабль компании «Бристольский лес», а дважды, мой добрый Готлиб, не наказывают.
Мы дошли до конюшни. Я с улыбкой наблюдал, как дрожат у Готлиба руки. Как он, изо всех сил стараясь не показать нетерпения, с невозмутимым лицом поднимался в седло.
– Как только коров подоим, – сразу приедем, – сказал он мне сверху.
– Ждём, Готлиб.
«Он не сказал – подоят. Он сказал – подоим!» Расслабленный и отрешённый, я, увидев какой-то обрезок бревна, присел возле ручья. На моих глазах из непостижимой пустоты возникал и разгорался сказочный огонёк: взаимная любовь двух вчера ещё незнакомых людей. Прилетел с небес лучик и принёс невесомое, неощутимое пламя, которое из двух жизней создаёт новую жизнь. «У тебя всё будет для этой жизни, Готлиб. Никогда больше я не пошлю тебя в плавание и не возьму в битву. Никогда больше не придётся тебе вгонять пули в людей. Дом, земля, семья, дети – вот что ждёт тебя, мой преданный и надёжный матрос. А главное – полной мерой отмеренное тебе живое человеческое счастье, которое заключается в таком непримечательном для всех остальных слове: Симония».
Отдалённый неторопливый цокот копыт вдруг сменился почти неслышимым, затухающим грохотом: Готлиб, решив, что довольно отъехал, пустил лошадь в галоп. Как рвётся сейчас его сердце! Как выхлёстывает ветер слёзы из его глаз! И одна только мысль из невидимой чёрной бездны будущего горит ему огненными словами: «К ней! К ней! К ней!» Я очень хорошо знаю, что творится сейчас с тобой, Готлиб, потому что совсем
недавно, бросив все портовые заботы на Стоуна, летел галопом к дому, где светился и с неодолимой силой притягивал меня мой родной огонёк: Эвелин.Неторопливо ступая, подошёл Тай. Видя, что я задумчив и отрешён, сел поодаль на корточки. Пять минут спустя я увидел, что возле него стоит, склонившись и уперев руки в колени, и что-то тихо говорит Робертсон.
– Ну что там, – глубоко вздохнув, спросил я, вставая с бревна.
– Крокодильцы, – сказал озабоченно Робертсон.
– Не понял?
– Вот, сегодня они сбежали от своих и тайком взялись откапывать клад. И откопали! Что теперь, воодушевлённые, они предпримут? В какие дыры залезут? А во всех старинных замках есть опасные места, да и просто ловушки!
– Хорошо. И что ты придумал, размышляя над этим?
– Я придумал последовать совету капитана Гука. Он в таких случаях говорил: «Если бунт на корабле устранить нельзя, к нему нужно примкнуть и возглавить».
– Что это значит в нашем случае?
Робертсон взглянул на Тая, и тот сообщил:
– Можно нарисовать на стене, как у меня, большой план имения, мастер. Синим и красным.
– Что это нам даёт?
Робертсон быстро проговорил:
– Пусть шуршат по всему замку и отмечают на этой стене, что обнаружили. Пусть хвалятся, кто сделал больше находок. Так мы хоть будем знать, в каком месте искать их, если исчезнут.
– Разумно. А кто такой этот капитан Гук?
– Капитан Гук?! Да его в любом порту знают!
И Робертсон рассказал мне маленькую морскую историю.
Был в старину один замечательный капитан. Это был такой невероятный счастливчик, что все завидовали. Из любых опасностей выходил он весел и невредим. Потому что была у него необыкновенная треуголка. Если впереди показывался пиратский корабль, капитан Гук снимал свою треуголку, внимательно читал, что внутри там написано, радостно кивал, улыбался и оглушительно кричал: «Полный вперёд!!» И горе было тогда пиратам.
Если посреди океана его корабль настигал страшный шторм, и матросы уже молились перед смертью, он снимал свою треуголку, читал что-то внутри, и радостно орал: «Полный вперёд!» И благополучно выводил корабль из шторма.
И боцманы, и шкиперы, и матросы всегда изнемогали от любопытства: что же написано на подкладке его капитанской треуголки? Что всегда посылает такую чудесную удачу, счастье, спасение?
И вот пришёл неизбежный час, когда капитан Гук умер. Перегоняя и отталкивая друг друга, все бросились в его каюту и схватили его знаменитую треуголку. Вывернули её подкладкой наружу и прочитали: «Впереди – нос. Сзади – корма». [5]
5
История передаётся автором с чужих слов, личным произведением не является, за исключением имени капитана.
Отсмеявшись, я сказал:
– Так значит, если бунт устранить нельзя, к нему нужно примкнуть и возглавить? Благодарю за прекрасную мысль, джентльмены. Тай, рисуй на западной стене каминного зала план имения «Шервуд». Так же, в два цвета, синим и красным. Придумай какие-нибудь загадочные знаки, которые поставь там, где были обнаружены сундуки и бочки. Не будем ничего запрещать, и тогда не утратим доверия.
Высокий длинноволосый Робертсон и маленький, крепкий Тай дружно зашагали к каминному залу. Я подошёл к русским матросам, которые закончили выкладывать каменный цилиндр. На ладонь, примерно, он возвышался над землёй, и в нём уже была установлена немного наклонная дощатая лестница с пятью глубокими ступенями.