Людоед
Шрифт:
Мелькнула мысль, что становлюсь ничуть не лучше чернокнижников и сам делаюсь одним из них, но я выкинул ее из головы. Ну уж нет! У меня есть цель, и пусть я не продвинулся к ней ни на шаг, но поздно волосы на голове рвать. Как писал Анатоль вон Крупп в своей балладе «Война»: «Выбор сделан, и нужно идти».
Да! Выбор сделан уже давно, путь определен, и ничто и никто не вынудит меня свернуть с него. Никогда!
Я собрался с решимостью, заставил себя позабыть о душевных терзаниях и уселся на кровати. Раздеться вчера не удосужился, и одежда была мятой, а еще пыльной и пахла едким лошадиным потом.
После я напился холодной воды и пристально уставился на Марту. Та явственно поежилась, но взглянула в ответ с некоторым даже вызовом.
— Что еще?
— Собирайся!
У девчонки от обиды задрожала нижняя губа, а глаза наполнились слезами. Но слабость оказалась мимолетной; характер у ведьмы был бойцовский, а хватка — волчьей.
— Филипп, ты же обещал! — выкрикнула она. — Ты обещал!
Я выставил перед собой руку и потребовал:
— Рот закрой и не ори!
Марта шумно засопела, но послушалась и голосить перестала.
— В мое отсутствие это не самое безопасное место, понимаешь? — произнес я. — Сюда могут прийти с негласным обыском. Наткнутся на тебя — пропадем оба.
— И что делать?
— Собирайся! — повторил я. — Познакомлю тебя кое с кем.
Марта поспешно нарядилась мальчишкой, и мы спустились на первый этаж. Дверь в каморку под лестницей оказалась слегка приоткрыта, маэстро Салазар сидел на незаправленной кровати и смотрел прямо перед собой. Пальцы его беспрестанно сжимались и разжимались на рукояти шпаги.
— Ты видишь их? — спросил он вдруг. — Филипп, скажи: ты тоже видишь их?
Микаэль глядел на пустую стену, но интересовался отнюдь не исчертившими побелку трещинами.
— Нет, не вижу. Какое мне дело до твоих мертвецов? — поморщился я. — Со своими бы разобраться.
Маэстро кивнул и как-то враз сбросил оцепенение, поднялся на ноги.
— И в самом деле, — горько усмехнулся он, заметил Марту и прищурился. — Не замечал за тобой прежде тяги к мальчикам. Помнится, ты говорил об одной особе…
— Она и есть. Потом объясню, сейчас не до того. — Я втолкнул ведьму в клетушку и скомандовал: — Располагайся! Будешь ждать меня здесь.
Марта спорить не стала и послушно опустилась на табурет. Микаэль оглядел ее с головы до ног и выдал:
— Лесная ведьма — словно полынья, На вид невинна, но смертельно холодна!Девчонка потянула носом воздух, будто хищный зверек, и не осталась в долгу:
— А с печенью у тебя, мил человек, совсем беда…
Маэстро Салазар ослепительно улыбнулся.
— Знаю, красавица. Уж мне ли не знать!
Словесная пикировка могла затянуться надолго, и я скомандовал:
— Довольно!
Микаэль многозначительно фыркнул, нахлобучил на голову шляпу, камзол закинул на плечо.
— Пора на службу? — спросил он, выйдя за порог.
— В сопровождении больше нет нужды, — покачал я головой. — Проблема на какое-то время решена.
Микаэль присвистнул, но от вопросов воздержался.
— Тогда попробую разговорить людей маркиза, раз тебе не нужен.
— Подожди! —
остановил я помощника. — Надо раздобыть ей подорожную. Только такую, чтобы и комар носа не подточил! Сможешь?— Выправлять бумаги за здорово живешь никто не станет, Филипп.
— Договорись сначала, деньги будут, — вздохнул я и ткнул пальцем в Марту. — А ты сиди здесь тихо. Ясно?
Ведьма кивнула и положила руки на колени, изображая послушание. Оставалось надеяться, что девчонка не наделает глупостей и мне не придется сожалеть о проявленной слабости. Хотя о чем это я? Пожалею ведь. Как пить дать, пожалею…
Сразу в особняк Вселенской комиссии я не пошел, для начала завернул в церковь и долго молился под проповедь священника, увещевавшего перепуганных ночным происшествием прихожан сохранять спокойствие и положиться на волю Вседержителя.
А я молился, да. Подлейшее занятие — сознательно согрешив, после просить о снисхождении того, кто известен своим всепрощением. Впрочем, я вовсе не был уверен, что моя молитва достигнет небес. И вместе с тем не попытаться докричаться до Вседержителя не мог. Я ведь действительно не хотел, чтобы все обернулось именно так, у меня не было умысла причинить кому-либо вред. Но вышло так, как вышло. И в том была исключительно моя вина. Глупо было бы валить все на так некстати ворвавшихся в подвал убийц.
А город, встревоженный ночным происшествием, бурлил. Обыватели — одни обеспокоенно, другие — с плохо скрываемым восторгом — обсуждали деяния демона, изрядно приумножая число жертв, а то и вовсе сочиняя сущие небылицы. Звучали призывы идти к ратуше, страх и неуверенность ощущались буквально физически. Братьев-герхардианцев, допустивших в город эдакое чудовище, костерили почти на каждом углу, а вот в адрес священников если и злословили, то вполголоса.
В рабочем кабинете меня уже дожидался профессор Эдлунд. Благообразного вида сеньор с кустистыми бакенбардами и шевелюрой седых волос нервно выхаживал от стены к стене и постукивал по полу тростью с серебряным набалдашником.
— Молодой человек! — возмутился он, стоило только переступить через порог. — Я вас битый час жду!
— Мэтр! — устало поморщился я, усаживаясь за стол. — Неужели вы не видите, что творится в городе?
— Мое время дорого стоит! — отрезал профессор. — Почему я должен нести потери из-за кого-то другого, пусть даже и демона? У меня полно работы!
Я раскрыл лежавшую перед собой папку и развернул ее к визитеру.
— К слову, о вашей работе. Это ведь вы осматриваете тела для Управы благочестия?
Профессор Эдлунд начал проглядывать листы и кивнул.
— Не все тела, но за вскрытием этих обращались именно ко мне. Жуткое дело. Просто жуткое. — Он вдруг чертыхнулся и побагровел. — Что за бесовщина? Это совсем из другого случая!
— Вот и мне показалось, что бумаги пребывают в беспорядке, — поддакнул я.
— В беспорядке?! Да это просто кошмар! Здесь недостает листа, тут оторвана нижняя часть, а вот — посмотрите только! — кто-то вымарал несколько строк! Это возмутительно! Происки конкурентов! Да мне больше ни одного тела не доверят! Ну что за мерзавцы?! Я этого так не оставлю, я буду жаловаться! Полицмейстеру! В ратушу! У меня есть друзья!