Людовик XIV. Личная жизнь «короля-солнце»

Распорядок дня Людовика расписан по минутам, в нем практически нет места ничему незапланированному. Вся его жизнь проходит на виду у придворных, у него практически нет личного пространства и нет личного времени.

Любопытно взглянуть на выдержки из записей его камердинера Дюбуа, которые относятся к 1655 году и расписывают в подробностях, как проходит день шестнадцатилетнего короля.

«Тотчас, как только он просыпается, — пишет Дюбуа, — он читает наизусть утренние молитвы, обращаясь к Господу, перебирая свои четки. Затем входит де Ламот Левейе, чьи блестящие и потрясающие уроки никогда не утомляли отрока. Находясь в своей спальне, король изучал под руководством этого наставника, не самого старшего по положению, какую-либо часть Священной истории или истории Франции. Как только король вставал с постели, тут же появлялись два дежурных лакея и гвардеец, охранявший спальню. Король садился в этот момент на свой стул с круглым отверстием, иногда сидел на нем 20 минут. Затем он входил в свою большую комнату, где обычно находились принцы и знатные вельможи, ожидавшие его, чтобы присутствовать при его утреннем туалете». Его Величество, все еще оставаясь в халате, подходил к придворным, «говорил то с одним, то с другим так дружески, что приводил их в восхищение». Затем он совершал свой утренний туалет в их присутствии — мыл руки, лицо, полоскал рот, вытирался и снимал свой ночной колпак. «Он молился Богу у кровати вместе со своими духовниками». Все присутствующие становились на колени, гвардеец, охраняющий двери, наблюдал за тем, чтобы во время молитвы короля никто не потревожил. Окончив молитву, король причесывался, затем одевался чрезвычайно просто (в повседневную одежду — голландский камзол, саржевые панталоны) и уходил заниматься верховой ездой, фехтованием, танцами, метать копье. Когда Людовик заканчивал физические упражнения, он возвращался на короткое время в свою комнату, переодевался в другие одежды и завтракал. Позавтракав и осенив себя крестом, он поднимался к кардиналу Мазарини, «который жил над его комнатой, располагался по-домашнему и вызывал сюда государственного секретаря с докладами», а затем говорил с кардиналом «об этих докладах и о других более секретных делах в течение часа или полутора часов».

После этого Людовик шел приветствовать свою мать. Совершал прогулку верхом, шел к мессе, на которой уже присутствовала его мать, затем провожал ее до ее апартаментов, «выказывая при этом большое почтение и уважение». Оттуда он заходил к себе переодеваться. В дни охоты король выбирал «довольно простую» одежду. Лучше даже сказать — «скромную». Монарх охотно обедал с королевой-матерью. Часто послеобеденное время отводилось для аудиенций, которые король давал иностранным послам. Людовик XIV из вежливости и из политических соображений выслушивал их речи наивнимательнейшим образом; затем «он с ними любезно беседовал около четверти часа, расспрашивая об их монархе, стране, «альянсах, дружественных связях, которые поддерживались с давних пор, о домах и королевствах». Если не было аудиенций, после обеда были другие «благопристойные развлечения».

«По окончании обеда, — продолжает Дюбуа, — король идет на аллею Кур-ля-Рен, где, прогуливаясь, разговаривает со знатными дамами и господами». Затем Его Величество, если это день заседаний, идет с кардиналом в совет. В другой раз он присутствует на комедии и никогда не забывает сказать массу комплиментов своему окружению. Затем «Их Величества идут ужинать, после ужина король танцует, в зале играют скрипочки, находятся фрейлины королевы и еще несколько человек». «Благопристойные развлечения» продолжаются в общем почти до полуночи. «Здесь играют в незатейливые игры, как в романах. Усаживаются по кругу. Один начинает какой-нибудь сюжет и рассказывает до тех пор, пока не попадет в затруднительное положение. Затем тот, кто сидит рядом, продолжает рассказ и поступает так же, как первый; и так постепенно все присутствующие создают роман с интересными приключениями, порой среди них бывают очень забавные». Когда игры заканчиваются, Людовик XIV прощается с матерью и возвращается в свою комнату. Как и утром, сюда открыт доступ придворным. Король молится и раздевается в их присутствии, разговаривает с ними «любезно», желает спокойной ночи и удаляется в свою спальню. Войдя туда, он садится на свой стул с круглым отверстием, «его развлекают самые близкие придворные — как самые знатные, так и некоторые другие, кто имеет право туда входить». Эти несколько счастливчиков — об этом напоминает словарь Фюретьера — являются обладателями диплома, разрешающего присутствовать при «больших делах» короля; «деловой стул» — благородное название стула с круглым отверстием».

Глава 15 Мария Манчини: первая любовь короля

Их было семеро, очаровательных юных итальянок, прозванных «мазаринетками», потому что все они приходились племянницами кардиналу Джулио Мазарини. Лаура-Виктория, Мария, Олимпия, Гортензия и Мария-Анна Манчини — дочери его сестры Джироламы; Лаура и Анна-Мария Мартиноцци — дочери его сестры Лауры. Имелись еще три племянника: Паоло, Филипп и Альфонсо. Девочки прославились больше, чем мальчики: все они сделали блестящие партии и отличились в придворной жизни. Из мальчиков только Филипп Манчини получил сомнительную славу первого соблазнителя юного Месье, герцога Орлеанского. А из сестер самой знаменитой стала Мария. Потому что ее любил король Людовик XIV. Любил настолько серьезно, что готов был на ней жениться. Но — не все могут короли…

Поначалу «мазаринетки» были просто девочками, которые бегали и играли с юным королем. Младшей было семь, старшей — тринадцать, они напоминали резвых козочек и даже не считались красотками: слишком худые, слишком смуглые, и даже их большие глаза казались придворным некрасиво выпученными, «совиными», и все судачили, что будет делать кардинал с таким выводком дурнушек. Но время шло, девочки подрастали, и неожиданно оказалось, что как минимум трое из них — Гортензия, Олимпия и Мария — настоящие красавицы.

Сначала Людовик пал жертвой чар Олимпии. Он открыто демонстрировал свое увлечение этой девушкой. Мадам де Мотвиль рассказывает в мемуарах: «он не расставался с ней ни на секунду, постоянно приглашал танцевать и отличал так, что казалось, будто балы, пиры и гулянья устраивались только ради нее». Придворные начали подшучивать на тему того, что Олимпия станет следующей королевой Франции, что привело Анну Австрийскую в ярость, — и девушку удалили от двора, выдав замуж за графа де Суассон. О том, что в Людовика влюблена сестра Олимпии, Мария, не догадывался никто: девушка умела сдерживать свои чувства… Но когда король заболел лихорадкой после военного похода и взятия Дюнкерка и находился при смерти, она выдала свои чувства, не сумев сдержать слез. И, как считал сам Людовик, вернула его в мир живых. Первым ярким впечатлением, которое отпечаталось в его помутненном жаром сознании, было ее залитое слезами лицо. Людовик цеплялся взглядом за лицо Марии — и смог достаточно долго не впадать в забытье, чтобы принять лекарство, которое ему в конце концов помогло. Едва оправившись от болезни, он поспешил встретиться с Марией и заново познакомиться с подругой детских игр, которая теперь была для него окружена романтическим ореолом. Он провел с ней несколько восхитительных недель в Фонтенбло, пока выздоравливал, а когда двор переехал в Париж — Людовик с Марией были уже неразлучны.

«Я обнаружила тогда, — писала Мария Манчини в своих «Мемуарах», — что король не питает ко мне враждебных чувств, ибо умела уже распознавать тот красноречивый язык, что говорит яснее всяких красивых слов. Придворные, которые всегда шпионят за королями, догадались, как я, о любви Его Величества ко мне, демонстрируя это даже с излишней назойливостью и оказывая самые невероятные знаки внимания».

Французские историки считают, что именно любовь к Марии Манчини сделала из Людовика того «короля-солнце», которым мы восхищаемся до сих пор.

«Королю было двадцать лет, — писал Амедей Рене, — а он все еще покорно подчинялся матери и Мазарини. Ничто в нем не предвещало могущественного монарха: при обсуждении государственных дел он откровенно скучал и предпочитал перекладывать на других бремя власти. Мария пробудила в Людовике XIV дремавшую гордость; она часто беседовала с ним о славе и превозносила счастливую возможность повелевать. Будь то тщеславие или расчет, но она желала, чтобы ее герой вел себя как подобает коронованной особе».

«Чтобы понравиться той, кого уже считал своей невестой, Людовик XIV, получивший довольно поверхностное воспитание, стал усиленно заниматься, — рассказывал Ги Бретон. — Стыдясь своего невежества, он усовершенствовал познание во французском и начал изучать итальянский язык, одновременно уделяя много внимания древним авторам. Под влиянием этой образованной девушки, которая, по словам мадам де Лафайет, отличалась «необыкновенным умом» и знала наизусть множество стихов, он прочел Петрарку, Вергилия, Гомера, страстно увлекся искусством и открыл для себя новый мир, о существовании которого даже не подозревал, пока находился под опекой своих никудышных учителей. Благодаря Марии Манчини этот король впоследствии займется возведением Версаля, будет оказывать покровительство Мольеру и финансовую помощь Расину. Однако ей удалось не только преобразить духовный мир Людовика XIV, но и внушить ему мысль о величии его предназначения».

Мария и Людовик были практически неразлучны. Но любовницей короля эта девушка так и не стала. Она была целомудренной и искренне считала, что связь, не осененная брачным союзом, осквернит их любовь. Примешивался к этому и практический момент: Мария не хотела смешиваться с толпой безымянных любовниц Людовика, которых он брал — и забывал через неделю. Она любила его безумно, безгранично, но и для него хотела быть в чем-то — единственной и неповторимой.

Вначале она и думать не смела о том, чтобы стать его женой, она кротко смирялась перед обстоятельствами и считала, что их любви не суждено осуществиться, раз уж пожениться они не могут. Но после того как Людовику сосватали принцессу Маргариту Савойскую, Мария впервые проявила ревность.

Людовик от брака с Маргаритой отказался, а Анна Австрийская на нем и не настаивала: она уже обдумывала другую, более выгодную брачно-политическую комбинацию, и собиралась женить сына на своей племяннице — испанской инфанте Марии-Терезии. Неприятным сюрпризом для матери стало заявление Людовика, что он хочет жениться на Марии Манчини. Людовик даже просил ее руки у кардинала Мазарини, пытаясь перетянуть главного советчика матери на свою сторону и обещая ему всевозможные блага в случае, если он поможет их с Марией браку осуществиться. Мазарини почти сдался и пришел к Анне сообщить о том, что король выбрал себе супругу… Но Анна не желала даже слушать, заявив: «Не думаю, господин кардинал, что король способен на такую низость; но если он вздумает сделать это, предупреждаю, что против вас восстанет вся Франция, что я сама встану во главе возмущенных подданных и поведу с собой моего младшего сына».