Люмен
Шрифт:
Он даже не поднимает на меня глаз.
– Так пойди и расскажи Элеаноре.
Он произносит имя моей бабушки очень драматично, но я уже привыкла к этому.
Мама сказала, что это жизненная участь сделала его таким угрюмым и что мне нужно быть терпимее к нему.
И я более чем терпима.
Я живу и дышу каждым сказанным им словом.
Я сажусь рядом, и, хотя я очень стараюсь, ни один из моих камушков не прыгает по воде. Они просто тяжело булькают и уходят под воду.
Не сказав ни слова, он тянется ко мне и направляет мою руку таким образом, что запястье расслабляется,
Я улыбаюсь.
– Что значит «жизненная участь»? – с любопытством спрашиваю я.
Его глаза сужаются.
– А почему ты спрашиваешь?
– Потому что мама сказала, что ты такой угрюмый из-за своей жизненной участи. Но я не понимаю, что она имела в виду.
Лицо Дэра бледнеет на глазах, и он отводит взгляд в сторону: кажется, я не на шутку его разозлила.
– Это не твое дело, – резко отвечает он, – лучше бы ты училась тому, как быть хорошей представительницей семейства Саваж. А любой приличный Саваж не станет совать нос в чужие дела.
Я сглатываю, потому что я уже миллион раз слышала эту фразу от бабушки Элеаноры.
– Но все же, что это значит? – снова спрашиваю я, пытаясь справиться со своим желанием задать этот вопрос в течение нескольких минут, но все-таки сдавшись.
Дэр тяжело вздыхает и поднимается на ноги. Около минуты он смотрит вдаль, прежде чем дать мне ответ.
– Это значит твое место в мире, – произносит он, и каждое его слово тяжело чеканится от зубов, – например, мое место в мире довольно никчемно.
– Так измени это, – вот так вот просто советую ему я, потому что мне это действительно кажется очень простым.
Дэр фыркает.
– Ты ничего не понимаешь, – мудро заявляет он, – ты всего лишь ребенок.
– Как и ты.
– Я старше.
С этим я не могу поспорить.
– Можно взять тебя за руку? – спрашиваю я, когда мы покидаем сад. – Я забыла свои туфли и боюсь упасть на камни.
Это ложь. Я просто хочу, чтобы он взял меня за руку.
Он сомневается и, кажется, отстраняется от меня, но затем бросает беглый взгляд на дом и неохотно позволяет мне вцепиться в свои пальцы.
– Тебе нужно учиться быть более ответственной, Калла, – дает он мне совет, искоса глядя на мои босые ноги.
Но все же разрешает мне держать его за руку, пока мы медленно бредем обратно к дому. Но когда мы оказываемся около дверей, он стряхивает мои пальцы.
– Увидимся за ужином.
Я наблюдаю за тем, как дом поглощает его, а затем захожу сама.
Шагая по коридору, я никак не могу побороть желание оглянуться через плечо, потому что даже яркие солнечные лучи не могут избавить поместье Уитли от теней, которые здесь повсюду. Мне все время кажется, что нечто следит за мной, словно нависшая в воздухе угроза.
Постоянно.
Я натыкаюсь на Финна в библиотеке и сразу же рассказываю ему о своих переживаниях.
Он раздраженно встряхивает головой, но по его лицу видно, что мои слова его обеспокоили. Как обычно.
– Ты принимала свои таблетки сегодня, Калла?
– Да, – отвечаю я, потому что, если я этого не делаю, мне являются чудовища.
Я вижу красноглазых демонов и черноглазых рептилий.
Я
вижу огонь.Я вижу кровь.
Я вижу ночную жуть.
Кошмары.
Страшное.
Финн смотрит на меня с сомнением.
– Ты уверена?
Я замолкаю.
Затем я нехотя лезу в карман и достаю оттуда две разноцветные таблетки.
Он смотрит на меня в упор.
– Выпей их. Прямо сейчас. Иначе я все расскажу маме.
Когда он замечает, что я не слишком тороплюсь их принять, он добавляет:
– Или бабушке.
Этот аргумент имеет большой вес, и он прекрасно знает об этом. Я в спешке ищу воду, чтобы запить таблетки, и глотаю их, пока он смотрит на меня.
– Тебе виднее, Калла, – упрекает он, и его голос звучит скорее по-родительски, чем по-братски.
Я киваю. Потому что я и правда лучше знаю.
– Они отвратительные, – пытаюсь найти я хоть какое-то объяснение.
– Это не оправдание.
– О чем это вы?
Наша мама врывается в библиотеку, словно порыв ветра, прекрасная, стройная, с ярко-рыжими волосами, сияющая. Я буду счастливицей, если однажды стану похожей на нее.
– Ни о чем, – поспешно отвечаю я.
Мама начинает что-то подозревать, но она слишком торопится, чтобы устраивать допрос.
– Вы не видели Адэра? – спрашивает она нас обоих. – Ваш дядя обыскался его.
Мы отрицательно качаем головой, но из нас двоих больше всего любит говорить правду Финн. Я же скорее умру, чем сдам Дэра этому монстру.
– А для чего дядя Дики искал Дэра? – спрашиваю я, когда она уже поворачивается к двери, собираясь уходить.
Она останавливается на пороге, ее лицо осунувшееся, напряженное.
– Это взрослые дела, цветок каллы. Тебе не стоит беспокоиться об этом.
Но, конечно же, это заставляет меня переживать.
Потому что каждый раз, когда дядя Ричард находит Дэра, по дому разносятся крики.
И даже если вы подумали, что это самое страшное, это не так.
Самое худшее – это когда крики прекращаются.
Потому что в тишине скрывается многообразие грехов.
Так говорит мама.
А она всегда права.
По крайней мере, в этом уверен мой отец.
За ужином я завожу разговор о папе.
– Я скучаю по нему, – говорю я маме, – почему он никогда не приезжает сюда с нами летом?
Она со вздохом поглаживает меня по руке, прежде чем взять вилку для креветок.
– Он приедет сюда, Калла. И ты это знаешь. Он будет здесь последние две недели нашего визита. Как и каждый год.
– Но зачем нам приезжать сюда каждый год? – спрашиваю я, чувствуя себя очень глупо, но я считаю, это хороший вопрос.
Каждое лето, год за годом. Папу держит дома в Орегоне его работа, нам же приходится приезжать сюда, потому что мамина семья очень богата и влиятельна.
– Потому что Уитли – это тоже наш дом, такова наша обязанность, – устало отвечает мама, – и потому что репутация дома Саваж открывает перед нами множество новых возможностей. Лучшие врачи, все самое лучшее. Но чтобы получить доступ к этим привилегиям, мы должны на лето приезжать сюда. Ты и сама прекрасно это знаешь, Калла. Мне приходится идти на жертвы ради тебя. И ты должна это ценить.