Лютая мораль

— Ты мне угрожаешь? — поднял брови Лацков.

— Предупреждаю, — захохотал бандит.

Он кивнул крутолобому, и тот немедленно наполнил водкой его опустевший стакан.

— Пить че будешь? — сердито обратился хозяин особняка к демонстрирующему обиду и разочарование Леониду Сергеевичу.

— Спасибо, я за рулем.

— А Ванька где? — перешел на дружеский тон Таксист.

— На каникулах, — криво усмехнулся Лацков.

— Что-то подозрительно мне, что ты не пьешь, — сощурил глаза бандит.

— Не пойму, какая муха тебя сегодня укусила? Я просил тебя оставить нас наедине, — с легким брезгливо-пренебрежительным оттенком сказал гость.

— Покуражиться хочешь? — одобрительно и в то же время насмешливо взглянул на Леонида Сергеевича Таксист.

— Я надолго тебя не задержу, — мерзко улыбнулся гость.

— Ладно. Только мне с тобой тоже кое-что обсудить надо. Но парень торопится, — иронично покосился он на Китайца, — так что уступаю ему очередь. Слышь, сыщик, я сегодня вежливый. — Бандит загоготал и направился к двери.

За ним тронулись его «телки». Перед тем, как покинуть комнату, он метнул острый взгляд в Лацкова. Тот надменно улыбнулся — иди, мол, я сам разберусь.

— Значит, это Таксист убил Замятина? — подытожил Китаец, когда они с Лацковым остались одни. — И по вашему приказу?

— Я ничего не приказывал, — сухим тоном возразил Леонид Сергеевич. — Таксист — парень горячий, он давно хотел отомстить брату. Таксисту с детства не повезло: он связался с дурной компанией. А его брат, Леша, которого со временем стали именовать не иначе как Алексеем Петровичем, потихоньку-полегоньку, тихой сапой добрался до кресла руководителя крупного холдинга. Таксист всю свою сознательную жизнь был обижен на него. Сильно обижен. А Леша, то есть Алексей Петрович, нос кверху задрал и знаться со своим братцем не хотел. Так, подкидывал ему иногда на молочишко. Это очень нервировало Сергея. Да, Таксиста так зовут. Я со своей стороны, конечно, не могу досадовать на такое положение дел… — Он ехидно улыбнулся. — Как только я узнал, какими деньгами ворочает Замятин, я сразу же решил прибрать холдинг к рукам. Самое главное, для этого не потребовалось даже больших усилий. Все получилось само собой. Стечение обстоятельств. Или — судьба. Называйте, как вам нравится.

— Навешивать ярлыки — неблагодарное занятие. Ведь все меняется, Леонид Сергеевич. Вы — ловкий манипулятор, — процедил Танин, старательно водя лезвием ножа по шнуру, — но вы напакостили стольким людям… Не удивлюсь, если вскоре и вас постигнет участь брата Таксиста, и это в лучшем случае. Вообще-то наш общий приятель собирался поджарить вашу задницу.

— Неужели? — рассмеялся Лацков. — Ему не откажешь в чувстве юмора, правда, юмора довольно плоского, — закончил он фразу.

— Я просто удивляюсь вашей выдержке, — сказал Китаец, заканчивая с одним шнуром, — в вашем положении…

— Спасибо за комплимент, — засмеялся Лацков.

— Вы продлили мне жизнь для того, чтобы комплимент услышать? — иронично спросил Владимир.

— Отчасти, — усмехнулся Леонид Сергеевич. — Просто я подумал, что, раз вы такой дотошный, не мешало бы с вами поболтать…

— О том, как вы, затаив на Монахова обиду, решили его убить, а его жену, к которой вы явно неравнодушны, упрятать в тюрьму и шантажировать? Что она должна была сделать, чтобы выйти из-за решетки, не просветите напоследок?

— В этом и состоит моя благородная миссия, — рисуясь, сказал Лацков. — Просвещать таких вот настойчивых и любознательных субъектов незадолго до того, как они отправятся кормить собой червей… Или рыб, — с садистским смаком добавил он.

— Знаете, если соскрести с вас налет цивилизации, который вы все-таки удосужились приобрести за долгое чиновничье существование, то вы ничем не лучше любого отморозка, у которого есть всего пара извилин в голове. Отморозок даже лучше, потому что лишен вашего нахального лицемерия и извращенности. — Китаец не переставал бороться со шнурами.

— Как мило! — хихикнул Леонид Сергеевич. — Вы хотите узнать, насколько я плох?

— Не стройте из себя Мефистофеля — у вас не тот масштаб, — насмешливо взглянул на Лацкова Танин.

— Какие речи, сколько патетики! — с наигранным восхищением воскликнул Леонид Сергеевич. — Вам, наверное, горько сознавать, что ваш план рухнул, тогда как мой почти осуществлен. Ленка поломается и согласится — ей некуда деваться. Вы пополните собой царство мертвых. Акции «Геликона» перейдут ко мне, а Таксист… — Он многозначительно замолчал.

— Не завидую я ему, — небрежно заметил Китаец, разминая затекшие руки и освобождая их от остатков шнура.

— Нет, с ним нас ждет плодотворное сотрудничество. Сколько еще таких Монаховых!

— И со Стасей?

— Конечно. Я умею руководить людьми, — с иронией отозвался Лацков. — Борцы за правду сейчас не в моде, — он сверху вниз посмотрел на Китайца, — вся эта мишура практичным, деловым людям не нужна…

— Под деловыми людьми вы подразумеваете коррумпированных чиновников-мафиози наподобие вас? — язвительно усмехнулся Танин, перерезая шнуры, стягивающие торс.

— Эти понятия тоже устарели. Ильич нам заповедал: главное — цель. Средства могут быть любыми, — гордо изрек Лацков, закуривая новую сигарету. — Чего вы добились своим упрямством? Хотите работать на меня? — неожиданно предложил он.

— Вы так наивны, что предлагаете мне это?

— Послушайте, — с ноткой раздражения произнес Леонид Сергеевич, — это только в книжках и сериалах побеждает добро, а герой, слепо верящий в него, выходит сухим из воды. В жизни происходит все с точностью до наоборот. Не будьте юнцом. В молодости все мы чисты и честны, но опыт, приходящий с годами, расставляет все по местам. И потом, кто сказал, что вот это, например, зло, а это — добро?

— Когда один человек сознательно лишает жизни другого человека, это всегда зло, в любой системе ценностей, — возразил Китаец. — Вы убили Монахова, убили Замятина… Возможно, кого-то еще.

— Ладно, убил, если вы так хотите, — махнул рукой Леонид Сергеевич. — Но взгляните на дело с другой стороны: кто вам сказал, что жизнь Лены с Монаховым была раем? Он встречался с Ильиной, у них общий ребенок, они работали бок о бок… А Лена должна была все это терпеть! Со мной она сможет по-настоящему быть счастлива.

— Вы глупец, — засмеялся Владимир, работая потихоньку ножом. — Глупец или шизофреник, страдающий манией величия. Монахов давно порвал с Лидией отношения…

— Это Ильина вам сказала? — с ядовитой усмешкой спросил Лацков.

— Ваша любовь к Лене — если можно назвать так то, что вы к ней чувствуете, — хуже любой ненависти. Любовь такого подонка, как вы, убивает.

— Всякая любовь убивает, — холодно заметил Леонид Сергеевич.

— Вы, я гляжу, любите пофилософствовать, — усмехнулся Китаец, — настоящий русский барин.