Лживая жена моего отца
Шрифт:
— Что? Что с ней… — крепко обнимаю Юлю, боясь, что она исчезнет подобно миражу. Растворится в воздухе как призрак.
— Ее забрала скорая, а мы поехали следом. Я хотел…быть около нее, поддержать, поговорить. Но…но…потерял управление, мчась как угорелый. Не заметил фары, вовремя не свернул, не дал по тормозам. Мы… мы…
— … врезались, — заканчивает мысль за меня, кладя голову мне на плечо.
— Монстр Габриэль Росси забрал семью у Юлии Лебедевой, не уследив за дорогой, — горько усмехаюсь. — Прости… прости меня, — вновь повторяю эти слова как мантру, молясь всем высшим силам и Богам,
Глава 45
Юлия
И сердце рвется на части. И тянет к нему с неведомой силой. Одновременно хочется оттолкнуть и обнять в ответ. Довериться ему, все рассказать о Лексе. Быть рядом, вдыхать его сводящий с ума парфюм. А может бежать без оглядки, проклиная его за все грехи.
Тяжело вздыхаю, закрываю глаза, перевариваю сказанное им. Не знаю, что делать. Сердце и разум в разладе. Внутренняя борьба не дает покоя.
Я словно на казнь попала, где решить должна дальнейшую судьбу человека. Помиловать или отправить на плаху. Дать жизнь или забрать ее.
— Габриэль, — слезы душат, в горле першит. — Ты… я…
Какая у меня продуктивная речь. Высокоинтеллектуальная. Мало того, что слова не могу связать в предложения, так меня еще колотит как ненормальную. Холод до костей продирает.
— Идем в дом, — чувствует мою дрожь.
Габриэль ведет меня по тропинке к небольшому домику, заводит внутрь, предварительно закрыв дверь, и сажает на диванчик. Включает свет, нажимает кнопку электрочайника и, взяв мои холодные ладошки в руки, присаживается на корточки.
Глаза в глаза. Мир вокруг исчезает. Мы словно в коконе находимся. Тишина давит, оглушает. Надо что-то сказать, иначе с ума сойду.
— Я хочу тебе доверять, — охрипшим голосом.
— Но не можешь, — читает мои мысли. Без обид и грусти. Принимает это как данное.
— Габриэль, меня на части рвет. Разум говорит, что надо бежать. Сердце, — кладу ладонь себе на грудь, — бьется как сумасшедшее в унисон, черт возьми, с твоим. Тук-тук! Тук-тук!
Срываюсь на крик, ору прямо ему в лицо. Бью по щеке. Раз-два. По одной, по второй. Вновь впадаю в истерику. Как тигрица готова расцарапать ему лицо, а потом залечивать раны. Убить и воскресить.
— Ты как отрава, яд! Я тебя ненавижу! Я тебя…
Не дает договорить, сминает губы в жестком поцелуе. Никакого сопротивления. Позволяю его языку проникнуть в рот, ласкать мой язык. Лишать меня необходимого кислорода, подчинять своей воле. Лишь бы это никогда не заканчивалось.
— Юля, — теплое дыхание ласкает лицо. — Доверься мне, пожалуйста. Ты можешь…
Теперь я не даю ему договорить, тяну за собой на диван, целую как сумасшедшая, как изголодавшаяся по сексу самка. И плевать, что он монахом не был, трахал баб. Насрать.
Я хочу его. Дико хочу. Может в последний раз, словно перед Апокалипсисом. А может, тем самым даю ему шанс все исправить, стать частью моей жизни. Нашей с сыном жизни.
Лекс! Боже! Нужно же… сказать. Он имеет право знать. Или нет?
Две стороны, темная и светлая, никак не дают принять правильное решение.
— Габриэль,
погоди! — чуть отодвигаю его голову от своей обнаженной груди. Когда он только успел оголить меня выше пояса? — Нам… мне нужно кое-что тебе сказать. Это важно.— Потом, Юль, — снимает майку, кидаю себе за спину. — Сейчас не время. Мы поговорим, — руки на моей ширинке. — Завтра утром.
— Послушай…
Последняя попытка все прекратить оборачивается крахом. Я избавлена от одежды, мокрых трусиков. Лежу обнажённая и телом, и душой. А дикий хищник разглядывает меня как самую вкусную, долгожданную жертву.
Кожу покрывают мурашки, между ног пожар горит. Нижние губки пульсируют, еще больше пропитываясь влагой. Дыхание спирает, мозги точно в желе превращаются. Разуму вообще велю заткнуться и полностью отдаюсь во власть бешеных, неконтролируемых эмоций.
— Детка, — сглатывает, наблюдает за моими пальчиками, порхающими по возбуждённой, мокрой плоти. — Ты само совершенство, — сминает грудь, ласкает горошинки сосков. — Твои сиськи услада глаз. Идеальная… Стервозная… Дикая кошечка…
Проникаю пальцем внутрь, откидывая голову на подушку. Пусть смотрит, пусть с ума сходит. Я доведу его до исступления. Сквозь опущенные ресницы вижу, как Габриэль сглатывает. Глаза горят дьявольским огнем, кадык нервно дергается.
Эрекция натягивает ткань штанов. Провожу по ней свободной рукой, ощущаю размер члена, которым он так ловко меня пронзал два года назад. Росси часто-часто дышит, засовывает большой палец мне в рот.
Сосу, представляя его возбуждённую плоть. Лаская языком, чуть кусая зубками. Как же хочется ощутить его вкус, довести этого сексуального мужчину до экстаза.
— Габриэль, — выгибаюсь, трусь мокрой плотью об его пах. — Трахни меня. Сейчас же!
Слышится вжиг молнии. Итальяшка чуть приспускает брюки с бедер вместе с боксерами. И на волю вырывается длинный, прекрасный член с капелькой предсемени на кончике.
Дотрагиваюсь подушечкой пальца до подрагивающего органа, собирая влагу, слизываю, спуская всех его демонов с цепи.
Габриэль сгибает мои ноги в коленях, располагая член рядом со входом. Трется об мокрые складочки, заставляя стонать, говорить что-то бессвязное, сгребать пальцами плед.
Мой чертов наркотик в крови, от которого нет противоядия.
— Юля, я…
Громкая, пронзительная мелодия прерывает момент единения. Она врывается в рай как Люцифер со своей армией нечисти, развязывая войну.
Звонок стихает, потом телефон вновь оживает у Габриэля в кармане. Оба замираем, как застигнутые подростки у родителей в спальне. Кто-то очень настойчиво требует к себе внимания, навязчиво, приставучи.
Габриэль все-таки достает смартфон, а у меня неприятный холодок бежит по телу. Машинально прикрываю грудь и вытягиваю ноги. Кажется, что даже температура в домике изменилась.
— Да, Карлотта, — напрягаюсь, дергаясь от ее имени.
Его баба. Та, с кем он в кафе пришел.
— Я тебя не бросал, — сжимает со всей силы корпус телефона. — У меня были срочные дела, — а голос вдруг становится таким нежным. Неужели… — Милая, я скоро буду. Да, конечно. Как всегда.
«Милая, я скоро буду». «Срочные дела».