Лживый язык

— Я в замешательстве, — признался я. — Сам не знаю, чего хочу. И Элайза мне по-прежнему не безразлична.

— Не возражаете, если я дам вам один совет? — спросил Крейс, прокашлявшись.

— Нет, конечно. Прошу вас. Я буду очень благодарен. Кажется, я совсем запутался.

— Разумеется, подробности мне не известны, — проговорил Крейс, интонационно выделив последние три слова. — Но на вашем месте я бы окончательно порвал с вашей девушкой, сказав ей всю правду: что вы не уверены в своих предпочтениях и вам нужно время для того, чтобы разобраться в себе. В вашем возрасте не следует подавлять собственные порывы. Нужно все попробовать.

— Но мне страшно. Как-то неправильно все это. Непристойно… Вы ведь понимаете, о чем я?

Крейс ответил не сразу.

— В этом нет ничего грязного и непристойного, Адам, — сказал он после паузы. — На самом деле любовь между двумя мужчинами — это прекраснейшее чувство.

Несколько минут он ничего не говорил. Его глаза нервно забегали по комнате. Было видно, что он смущен собственным признанием и хотел бы вернуть разговор в безопасное русло.

— Где же ключ? Должно быть, где-то на полу, не иначе. — Крейс завертелся на стуле.

— Не волнуйтесь, я найду. — Воспользовавшись удобным случаем, я быстро нагнулся и убрал ключ в карман.

Потом поднялся и зашагал по кухне. Опустился на колени, делая вид, будто ищу ключ. Водя ладонями по полу, я зацепил обо что-то порезанным пальцем. Ранка открылась.

— Бог мой, Адам, смотрите, что вы делаете. Мажете все кровью. Сейчас же пойдите в ванную, смойте кровь.

Я прижал большой палец к губам, слизал кровь. Но едва я отнял палец ото рта, на его подушечке вновь проступила яркая красная капелька.

— Сначала вытру здесь, — сказал я, доставая тряпку из-под раковины. Однако, едва я нагнулся, чтобы вытереть пятна, кровь потекла сильнее.

— Дайте сюда, — Крейс отнял у меня тряпку. — Идите и заклейте пластырем рану, пока не истекли кровью.

— Ладно, вы правы, — согласился я, зная, что это мой шанс достать письмо из почтового ящика. Главное — быстро обернуться.

Я прошел в ванную, открыл шкафчик с зеркалом над раковиной и взял жестяную коробку, в которой лежали мази, растирки и таблетки. Лекарственный запах напомнил мне школу. Стараясь не измазать коробку кровью, я выудил из нее пластырь, наклеил его на порез, потом отвернул краны и осторожно, чтобы Крейс не заметил меня, пробежал через холл на улицу. Солнечный свет ослепил меня. Я быстро спустился по лестнице и, сунув руку в карман, вынул ключ. Собрался вставить его в замочную скважину, но он заскользил в ладони, словно маленькая рыбка.

Я глянул на лестницу, проверяя, не наблюдает ли за мной Крейс, и вставил ключ в замок. Один поворот, щелчок — и ящик был открыт.

Я поднял металлическую крышку, опустил руку в ящик, нащупал шуршащую бумагу и извлек наружу доставленный авиапочтой тонкий конверт, исписанный неряшливым почерком. Письмо было от нее. Мне отчаянно хотелось разорвать конверт и ознакомиться с его содержимым, но нужно было возвращаться в дом. Я убрал письмо в карман, опустил крышку почтового ящика и закрыл замок. Потом бегом поднялся по лестнице, через портего промчался в ванную, завернул краны и вернулся на кухню. Крейс пытался подняться с колен.

— Простите, кровь никак не останавливалась, пришлось держать палец под водой, — сказал я, помогая ему встать на ноги.

— Ну-ка, дайте посмотрю. — Он схватил мою ладонь и поднес ее к лицу. — Рука теплая.

Взгляд Крейса стал подозрительным.

— И что это значит? — спросил я, пытаясь выиграть время.

— Это значит, что вы не останавливали кровотечение, иначе рука была бы холодная.

Я не знал, что сказать. Как он догадался? Неужели видел меня?

— Позвольте я объясню…

— Какой же вы бестолковый, — перебил меня Крейс. — Нужно было включить холодную воду, а не горячую. Неужели ваши родители ничему вас не учили?

Я с трудом скрыл, что у меня отлегло от сердца.

— Надеюсь, вам никогда не придется оказывать мне первую помощь.

Мы оба рассмеялись.

— Ладно, давайте найдем этот чертов ключ.

Незачем говорить, что искали мы недолго. Увидев, что Крейс смотрит в другую сторону, я просто достал ключ из кармана и тихо положил его на пол за одну из ножек обеденного стола.

— Вот он, нашел, — объявил я, показывая на ключ, кончик которого выглядывал из тени, отбрасываемой ножкой стола. Я взял ключ и с гордостью преподнес его Крейсу. Так мальчишка-ныряльщик показал бы хозяину раковину с крупной жемчужиной, которую он только что достал со дна моря.

— Молодец, Адам, молодчина. — Крейс легко потрепал меня по плечу. — Что, пойдемте посмотрим, какие сюрпризы ждут нас в почтовом ящике? Не возражаете?

Больше я не мог отмахиваться от Крейса, так как чувствовалось, что он решительно настроился пойти вместе со мной к почтовому ящику. Возможно, мой рассказ настолько пленил его, что ему теперь хотелось больше узнать об Элайзе, о том, что было между нами. Казалось, он близко к сердцу принял мои проблемы, возможно, даже как-то по-своему ощущает себя частичкой меня. Ну и что? Кому какое дело? Теперь мне нечего было бояться. Письмо я достал. Напал на след. Держал ситуацию под контролем.

Мы медленно прошли через портего. Я поддерживал Крейса, пока он, переступая со ступеньки на ступеньку, спускался по лестнице во двор. Костлявыми руками он держал меня за плечи, иногда касаясь моей шеи. В центре двора, у скульптуры купидона, Крейс на мгновение остановился и пробормотал что-то про любовь, которая выбирает не глазами, а сердцем, ^[19] потом повернулся ко мне и улыбнулся.

— Пойдемте, Адам, проверим, что там есть. — Он жестом показал на почтовый ящик.

19

Фраза из комедии У. Шекспира «Сон в летнюю ночь» (акт I, сцена 1, слова Елены);

полностью в переводе Т. Щепкиной-Куперник звучит так:

«Любовь способна низкое прощатьИ в доблести пороки превращатьИ не глазами — сердцем выбирает:За то ее слепой изображают».

Вставляя ключ в замок, я увидел на крышке кровавый отпечаток пальца, глядевший на меня немигающим темно-красным глазом.

— Нашли что-нибудь? — поинтересовался Крейс.

Я поднял крышку, одновременно пытаясь стереть отпечаток, сунул руку в ящик.

— Здесь ничего нет, — ответил я.

— Хм, странно.

* * *

Теперь я хотел только одного — удалиться в свою комнату, где я мог бы прочитать письмо. Но когда я стал усаживать Крейса в кресло в гостиной, он похлопал по соседнему креслу, предлагая мне устроиться рядом. Глядя на меня с серьезным, озабоченным выражением на лице, он сказал:

— Думаю, нам следует поговорить еще немного о том, что мы обсуждали недавно.

Я не мог пренебречь приглашением Крейса и потому сел, чувствуя, как мое лицо начинает пылать.

— Но прежде чем мы продолжим наш разговор, я расскажу вам немного о себе. Это будет только справедливо. — Крейс провел языком по своим тонким сухим губам. — Я намеренно был с вами скрытен, почти ничего не сообщая о своей жизни. И пожалуйста, не думайте, будто дело в вас… вы тут ни при чем. Просто я должен быть осторожен. По крайней мере, я так считаю. Боже мой, что за вздор я несу?! — Его лицо сморщилось, собралось в складки, словно лист старой бумаги. — Представляю, что вы думаете обо мне. Дряхлый старик, живет затворником, не переступает за порог своего дома…