М*даки
Шрифт:
Тут мне хочется успокоить уважаемого читателя, что мудак – это озабоченный, то есть можно сказать: озабоченные из Сохнута – это, конечно, ниже рангом, чем пророк Моше и великий Эзра, но тоже кое-что.
И если мне удалось успокоить уважаемого
А если не удалось успокоить, то что? – там все могут быть мудаками, а тут – не те же люди?
Первыми прибывшими к еврейскому двору были меньше-большевики, не нашедшие себе места в русской революции. К ним присоединились больше-меньшевики, выброшенные русской революцией. И совсем быстро появились большевики, успевшие унести ноги от русской революции. И стал еврейский двор советским.
Но продолжу с последних слов про мудаков из Сохнута, которые под мудрым руководством ума, чести и совести эпохи – партии мудаков…
Тут мне снова хочется успокоить уважаемого читателя. Но не такой уж он и мудак! Поэтому продолжу с последних слов про партию мудаков, которая широко представлена в кнессете мудаков.
Мы говорим партия – подразумеваем кнессет.
Мы говорим кнессет – подразумеваем партия.
И хоть не такой уж он и мудак, но всё же хочется успокоить уважаемого читателя, что мудак – это озабоченный, а мудак в кнессете – это озабоченный народный избранник и неозабоченному там не место. А озабоченный народный избранник,
на место которого претендуют тысячи, – это мудак из мудаков.Поэтому продолжу с последних слов про кнессет мудаков – завезут скоро «нашего миллионного».
И без плача, подобного плачу пророка Моше вместе с народом или плачу великого Эзры вместе с народом. Может быть потому, что, наверное, легче плакать над одним и над ста тринадцатью легче плакать, но когда ожидается «наш миллионный» – над миллионом не плачут.
Или: плачут евреи по еврею, а по гою не плачут.
Глава шестая
Власть и народ – неделимы, и я – ваш покорный мудак.
Наверное, уже пару часов мы стояли под моросящим, холодным дождём. Десятка полтора – вся демонстрация. Все в дублонах – лучшая одежда для такой погоды. Я, в курточке, был мокрый и замёрз. Замёрзли руки, ноги, губы, мозги, и только одна мысль не замерзала: когда конец?
Иногда мы что-то кричали, кто-то давал интервью по-английски, демонстрацией явно интересовались.
По мокрой холодной спине вдруг скатилась струйка. Она не холодила. Я не шевелился. Скатилась ещё струйка. Потом ещё и ещё, струйки уже не различались. Вода текла по телу. Курточки как не было. Руки висели, ноги стояли колами, тело не гнулось.