Мачо в перьях
Шрифт:
— Славка, это провокация! Не поддавайся, крепись! — громким шепотом приказала Маруська.
Крепиться было очень трудно — я не могла оторвать глаз от аппетитных кусков мяса. Мой желудок сразу же во весь голос заявил о своих правах, да и Манькин тоже не безмолвствовал. Игнат немного послушал этот необычный диалог, а потом вдруг улыбнулся. Совсем по-человечески улыбнулся, честное слово!
— Да садитесь вы уже, глядеть на вас тошно! Того и гляди, желудки вас самих начнут переваривать…
Если честно, дело как раз к тому и шло, поэтому мы с Марусей не стали дожидаться повторного приглашения.
Полчаса спустя, когда в кастрюле остался один кусок шашлыка, а бутылка мартини наполовину
— Ну, кто был прав? Я же предупреждала — провокация!
Наверное, Манька права, и какой-нибудь подвох в действиях ее любимого имелся, но я никак не могла его углядеть. Впрочем, даже и не пыталась — шашлык и мартини оказали на меня столь положительное действие, что я мысленно выдала Игнату индульгенцию на все провокации как в прошлом, так и в будущем. Однако у подруги имелись иные соображения на сей счет. Она сама налила себе мартини, выпила, даже не разбавив его соком, и с тяжким вздохом расправилась с последним кусочком шашлыка. После этих нехитрых действий Маруська обратилась к супругу с прямым вопросом:
— На убой, что ли, нас откармливаешь? Хочешь, чтобы мы скончались от обжорства прямо тут, на твоих глазах? Очень изощренный способ мести двум беззащитным девушкам за… м-м… их невинную шалость!
Игнат заметно погрустнел. На его благородном челе образовалась скорбная складка, а взор потух.
— Самое ужасное во всей этой истории, — вздохнул майор, — чудовищная ложь, изобретенная вами и прикрытая благородной целью. Поисковый отряд, места боевой славы… Андрюху жаль: повелся мужик на бабьи уговоры, по морде, считай, ни за что схлопотал. Он ведь телеграммы слал от вашего имени, мол, все в порядке, месим грязь в нижегородских лесах, но дело наше правое… А шантаж Завалова? Чья идея? Впрочем, я и так знаю, — Игнат выразительно посмотрел на Маруську. Подруга смущенно хмыкнула, а я лишний раз подивилась необыкновенному оперативному чутью ее супруга. Майор усмехнулся: — А теперь на минуточку представьте, каким идиотом я себя почувствовал в один совсем не прекрасный день, когда утром получил очередную телеграмму, а вечером увидел Маруськину физиономию в телевизоре! Обалдеть! Диктор Центрального телевидения сообщает мне, где в данный момент находится моя собственная жена! Вот уж никак не подумал бы, что Нижний Новгород теперь расположился в районе экватора!
Мне было невыносимо стыдно, даже уши пылали. Я не решалась на оправдания, а вот Маня отважилась на реплику:
— Ты все равно нас не отпустил бы в такую даль, да еще на целый месяц. Ты вообще ведешь себя как феодал недобитый, словно мы твоя личная собственность. Чтоб в Грибочки поехать, приходится неделю уговаривать, а тут — остров! А нам ведь приключений хочется, ощущений всяких острых. Мы женщины, в конце концов!
— Кто женщины? Вы, что ли?! Да вы катастрофы ходячие! Нормальные женщины дома сидят, щи мужьям готовят и детишек рожают, а не таскаются по всему миру в поисках приключений. Ха, острых ощущений им захотелось! Ну и как, получили? Если нет, так бога ради — забросим вас куда-нибудь на Северный полюс или в другую горячую точку, их сейчас навалом… — Игнат потихоньку начал закипать.
Вспомнив, как он рвался в кулачную атаку на террористов и как его с трудом удерживали здоровые мужики, я незаметно пнула ногой Маньку, чтобы она прикусила свой длинный язык хотя бы на время. Подруга прониклась и немедленно дала задний ход:
—
Не надо… В смысле, в горячую точку не надо: людям там и так хреново, а с нами совсем пропадут…— Это точно, — согласился Игнат.
— Мы больше не бу-удем! Правда, Славик? — для убедительности Маруська шмыгнула носом и утерла несуществующую слезу.
Конечно, клясться на Библии, зная Манькин неугомонный характер, я бы не стала, но, на всякий случай скрестив пальцы обеих рук, торжественно провозгласила:
— Никогда! — и тут же наябедничала: — А Маня на острове о ребеночке мечтала…
Чувствительный удар по коленке дал понять, что я сболтнула лишнее. Зато Игната это сообщение взбодрило:
— Да?! Мы этим займемся в самое ближайшее время, правда, любимая?
— Угу, — обреченно кивнула любимая и еще раз двинула по моей коленной чашечке. Было больно, но я изобразила на лице полный восторг по поводу окончательного примирения супругов. Судя по горящим глазам Игната, он был готов немедленно приступить к производству детишек. Однако Маруська осадила любимого:
— Милый, а ты разве не расскажешь, чем дело закончилось? И вообще… — Маня начертила рукой в воздухе знак вопроса. — Хотелось бы узнать подробности. Мы как-никак главные героини этого шоу.
Я не могла не согласиться с подругой, тем более что подробности «шоу» волновали меня со страшной силой. Желание к воспроизводству себе подобных у майора сразу пропало. Он свел брови к переносице, отчего сразу сделался похожим на разгневанного самца гориллы, виденного нами на острове, и вперился в нас пронзительным милицейским взглядом. Ну, мы с Маней тоже прошли суровую школу жизни, потому выдержали этот взгляд со стойкостью, достойной наивысших похвал. Немного помявшись, Игнат все-таки заговорил, и рассказ его, признаюсь, произвел впечатление…
Как ни странно, история началась с убийства некоего Штейна Эдуарда Семеновича. Да-да, того самого Штейна, которым Манька шантажировала господина Завалова. Штейна убили у подъезда его дома, когда тот возвращался в родную Дубну после тяжелого трудового дня. Эдуард Семенович работал в рекламном отделе одного из коммерческих телевизионных каналов. Когда уставший и издерганный начальством Штейн выходил из стареньких «Жигулей», пуля киллера пробила насквозь его сердце. Вторая пуля — контрольная — угодила аккурат в центр лба. Расследование убийства почему-то поручили не местным ментам, а убойному отделу МУРа.
Оперативники убойного отдела, в числе которых, как вы понимаете, был и наш Игнат, пребывали в крайнем недоумении. Как такое могло случиться? Штейн — рядовой сотрудник рекламного отдела, а убийство явно заказное! Никаких связей с криминалом, подпольного свечного заводика или еще каких-либо грехов за погибшим не водилось. Мужик жил один в двухкомнатной квартирке в Дубне и горько оплакивал гибель своей единственной дочери Ксении.
Ксюшу Штейн-отец схоронил буквально за три дня до собственной смерти. Молодую женщину сбила машина, когда та возвращалась с работы. Место ее работы было, в общем-то, обычным для дубнинцев: АЭС, а точнее, испытательная лаборатория при станции. Опрос соседей семьи Штейнов и сослуживцев Ксении и самого Эдуарда Семеновича дал неожиданный и обескураживающий результат.
Три года назад Ксения Штейн вышла замуж за гражданина Зимбабве Ингумбо Эсембе Нгали. Этот самый Нгали оказался на редкость внимательным, заботливым, любящим супругом. Папаша Штейн сперва был против брака. Особенно ему не нравилось, что будущий зять — мусульманин. Однако дочь была счастлива, и Эдуард Семенович смирился. В конце концов, решил он, счастье дочери важней религиозных предрассудков! Видя, как живут молодые, старик только радовался и уже втайне мечтал о симпатичных смуглых внуках.