Мачты и трюмы Российского флота

В декабре 1976 года я тяжело заболел. Областная больница, наполненная плановостью и отсутствием милосердия, подписала контракт на мое лечение. Врачи, мудро нахмурив брови, носили на лице печать сострадания и стремились повысить показатели в графе “выздоровление”. Больные боролись за жизнь, помогая друг другу. Конвейер воспроизводства рабочей силы трудился с бездушием автомата по штамповке гаек. Консервативное лечение не помогло. В середине декабря мне была сделана одна операция, в конце - другая.

Начался сепсис. Молодой крестьянский организм сгорал при температуре 41,2 градусов по Цельсию. К Новому году я никого не узнавал. Прощаться с жизнью не хотелось, но сил сопротивляться оставалось все меньше. Товарищи по учебному отделению, молодые здоровые слушатели, навещали регулярно, принося для больного колбасу, которую я есть не мог и коньяк, который мне был противопоказан. Посему и то, и другое уничтожалось самими посетителями. Мудро качали головами врачи, сестры добросовестно делали уколы, которых я уже не чувствовал...

Сосед по палате, молодой зоотехник одного из колхозов области, обреченный на смерть злокачественной опухолью, надеясь жить сам, свою надежду старался вложить в умирающее тело молодого моряка.

— Не ссы, Петруха! Я таку бабу тебе дам, что она и с того света тебя вытащит, а не только из этой передряги! Мы с тобой, Петруха, еще попьем водочки!

31 декабря вся больница праздновала Новый год. Я очнулся от предложения соседа по палате:

— Петя, давай отметим Новый год, как и все остальные!

Сил отказаться не было. Двадцать граммов коньяка три раза в день применяются в медицине как биостимулятор. А если двести? А если четыреста и сразу? Чем черт не шутит! За Новый год, за тех, кто в море, за мир и дружбу было принято на грудь по целых семьсот.

На следующий день я проснулся с совершенно ясной головой. Температура - 37,2. Сестричка, расправляя боевые шрамы на лице, внесла капельницу.

— Спасибо! Уберите эту клизму! Хотите коньяка?

Возрадовавшись за больного, в нарушение всех инструкций, сестричка милосердно согласилась.

Через месяц, сдав два экзамена прямо в больнице, - инфекционные болезни и Уставы ВС СССР - я был выписан. “Пятерка” по “инфекциям”, которые я знал слабо, “четверка” по Уставам, которые зубрил в течение года. Капитан второго ранга Дельфун мотивировал снижение оценки на один балл тем, что я, выполняя постельный режим, не сдавал строевую подготовку. Жизнь вошла в свою колею.

Незаметно подошла летняя, последняя сессия. Четыре государственных экзамена. Система предъявляла к оплате счет. Шесть лет учебы, переваренные в желудках определенными суммами государственных денег, требовали отчета. Топливо, залитое в организм эскулапов, требовало определить коэффициент его полезного действия. Индикатором чего и служат государственные экзамены.

Десять дней на подготовку. Весна. Буйствующие в крови эритроциты. Зов предков. Любовь. Отвращение к учебникам. Неудачные попытки друзей и знакомых засадить меня за книгу... Первый экзамен. Хирургия. “Отлично”.

Десять дней. Весна. Эритроциты. “Терапия”. “Отлично”. То же по ОТМС и научному коммунизму. Поздравления, слезы радости. Благодарность начальника курса. Лейтенант!

День выпуска новоиспеченных врачей-лейтенантов выдался исключительно солнечным. Душу переполняли только положительные эмоции. Лейтенанты, почувствовавшие себя полковниками, развязно-небрежно толпились во дворе факультета перед торжественным построением, стараясь не замечать старших по званию, замирая от страха перед возможным внушением со стороны начальства. Мудрые начальники “не видели” нарушений субординации.

И вот, наконец, прозвучала команда на построение. “Становись!” Суетливый топот сотен ног. Строй. Встречный марш.

— Товарищ полковник! Слушатели военно-медицинского факультета на торжественный митинг, посвященный очередному выпуску советских военных врачей, построены! Начальник курса, подполковник медицинской службы Савинков.

— Здравствуйте, товарищи!

— Здра-а-а желаа-а-а, товарищ полковник! Поздравляю вас с окончанием учебы!

— Ура-а-а, ура-а-а, ура-а-а!

— На знамя... равняйсь! Смирно!

Торжественный марш. Митинг объявлен открытым. Государственный гимн. Мурашки по спине. Холод внизу живота. Влюбленные глаза приглашенных. Гордость за свою Родину. Счастье.

— Товарищи офицеры! Врачи! Дорогие гости! Шесть лет мы вместе ждали этого торжественного момента. Вместе радовались и огорчались. Вместе грызли гранит науки. Вы получили самую гуманную профессию, стали офицерами. Родина потратила на вас много усилий и средств. Теперь она вправе потребовать отдачи. Вам предстоит работать в сложных условиях, с риском для жизни. Будьте достойны высокой чести, оказанной вам - стоять на страже здоровья людей, защищающих независимость и свободу.

К торжественному маршу! Поротно! Первая рота... прямо! Остальные... напра-во! Шагом... марш!

Старательно печатая шаг, любуясь собой, забыв обо всем на свете, лейтенанты двинулись в Кремль. К вечному огню. В Нижегородскую крепость.

Присяга врача Советского Союза. Кортик на поясе и погоны лейтенантов на плечах. Море цветов, радость, торжество, праздник. Спасибо, Родина! Я люблю тебя! Я всех люблю! Я ваш! Я для вас, люди!

После торжественного вечера, проведенного в ресторане “Москва”, где в бокалы шампанского сыпались лейтенантские звездочки, и в кувшинах с водкой мокли кортики, счастливые и возбужденные врачи-офицеры разъехались по домам.

К обеду следующих суток все собрались во дворе факультета. Всеобщее возбуждение спало. У всех на уме - ожидание будущей неизвестности, неуверенность. Так, наверное, чувствует себя дитя, впервые отнятое от груди кормилицы.

Мы получали свое первое офицерское денежное довольствие. Жуликоватые финансисты тянули время. Два, три, четыре часа ожидания вызвали в офицерах легкое раздражение. И наконец... распишитесь. Удивительно, но по случайной иронии судьбы, все получили разные суммы, чего не должно было быть, так как должности пока у всех были одинаковыми, да и звания тоже. Финансовая наука точная. Пусть уж разность сумм останется на совести прапорщика из финансовой службы. Плевать. Прощай, несправедливый старшина Опарин, клептоман хозяйственник Тимашов, лекции, наряды, выговоры, строевая подготовка и отец-защитник всех униженных и оскорбленных - полковник политической службы Пим.

Из Горького с Ниной мы улетели порознь, чтобы встретиться после отпуска в Москве перед вылетом во Владивосток.

Глава 5 ДРАНГ НАХ ОСТЕН!

Пролетел первый лейтенантский отпуск, пролетело лето. Простившись с родными, я улетал к месту службы - на Краснознаменный Тихоокеанский флот.

Стоя в аэропорту города Минска в ожидании рейса на Москву, я вспоминал два прошедших месяца благодатного отпуска, когда золото погон на плечах давало возможность гордиться собой, уверенно сочинять небылицы о тропических ночах и опасных походах, наблюдая, как простые деревенские люди верят каждому слову, как мама смотрит на свое любимое чадо, приписанное волею министра обороны к очень дальнему Востоку. Было жаль самого себя, родную деревню, родителей и прошедшую юность. Впереди неизвестность, даль, море, корабли, надежды, сквозь которые робким ростком пробивалось тщеславие.