Мацзу

— Пальни по ним шрапнелью, чтобы не веселились, — предложил я капитану.

— Да запросто! — радостно отреагировал он и крикнул расчету носовой пушки: — Парни, пальните по берегу, разгоните этих дикарей!

— Есть, командир! — послышалось из темноты.

Тридцатидвухфунтовка, стоявшая перед фок-мачтой, рявкнула злобно, выплюнув вместе с бомбой узкий яркий язык пламени, осветивший на мгновение полубак и длинный бушприт. Через несколько секунд появилась вспышка поменьше над берегом — и до нас докатились с коротким запозданием звук взрыва и панические крики людей и ржание лошадей. Значит, попали в цель.

— Парни, еще парочку и возьмите дальше по берегу! — скомандовал Уильям Холл.

Видимо, Айсиньгёро Ишань зачем-то (китайская мудрость — она такая, малопонятная логичному европейцу) согнал на берега реки всю свою армию, потому и следующие две бомбы со шрапнелью тоже нашли свои цели. Командиры других британских кораблей увидели это и поддержали нас. Наверное, чтобы не скучно было, потому что в затее с брандерами что-то пошло не так. Британские матросы на маленьких плавсредствах успешно справились с ними, отгоняя длинными шестами и баграми ближе к берегу, где никому не будут угрожать. К тому же, на большей части сампанов груз так и не разгорелся. Даже если такие брандеры налетали на корабль, матросы перерубали канат и отправляли их в свободное плавание. Утром жители прибережных деревень в эстуарии реки Жемчужной обзаведутся халявными сампанами. Война двулика: кому-то горе, кому-то радость.

В серых утренних сумерках «Немезида» первой медленно пошла на разведку вверх по течению, буксируя четыре баркаса с десантом. За нами следовал пароход «Атланта», сменивший «Мадагаскар» и «Королеву», убывшие в Калькутту. С обоих берегов по нам палили из гингальсов, не нанося ущерба. Мы разгоняли китайцев бортовыми шестифунтовками. Пары ядер хватало, чтобы уцелевшие стрелки бросались наутек.

Мы миновали Кантон, как британцы называли огороженную крепостными стенами часть провинции Гуанчжоу, и уже собрались вернуться к основным силам вслед за двумя другими пароходами, как вдруг слева из-за мыса высочила военная двухмачтовая джонка и пальнула из носовой пушки. Ядро пролетело левее. Наша тридцатидвухфунтовка была точнее. Бомба угодила в фок-мачту, завалив ее, а шрапнель выкосила почти весь экипаж. Джонка, лишенная управления, продолжила поворот вправо, пока не уткнулась носом в берег. Когда мы проходили мимо нее, корма начала отжиматься течением. Поднятые нами волны ускорили этот процесс, после чего джонка отлипла от берега, развернулась бортом к течению и так и поплыла вниз.

В бухте за мысом стоял китайский флот: около полусотни военных джонок разного размера, чуть меньше готовых брандеров и десятка два сампанов, пока не снаряженных и связанных попарно. По моему совету Уильям Холл, отработав машинами враздрай, развернулся бортом к ним и открыл огонь из пушек бомбами и ядрами. Китайская артиллерийская батарея, замаскированная на берегу, пальнула по нам залпом, но после нашего ответа сразу замокла. Как предполагаю, расчеты самоудалились на безопасное расстояние. Зато китайским плавсредствам деваться было некуда. Ответного огня они не вели, поэтому капитан парохода решил приберечь порох и ядра, отправил в атаку баркасы с десантом. В течение трех часов мы захватили сорок три военные джонки и тридцать два брандера. Сампаны даже не считали. Десант закрепился на берегу, а «Немезида» и «Атланта» смоталась за парусниками, притащив в бухту «Скворца» и «Серу», чтобы оказывали пехоте артиллерийскую поддержку. Вниз по течению реки оттащили по приказу коммодора Гордона Бремера две большие военные джонки для, как я догадался, предстоящей десантной операции. Около полудня нам разрешили встать на якорь, отдохнуть после трудов ратных. К тому времени весь экипаж валился с ног от усталости. Зато ночь провели нескучно.

71

Штурм Кантона начался через сутки. У китайцев пока нет такого понятия, как город, потому что, особенно в южных районах и на морском побережье, живут очень плотно, а британцы считали таковым одну из крепостей, самую большую, огражденную каменными стенами высотой до девяти метров. Рядом с ней находились кирпично-каменные поменьше: четыре севернее и три южнее. Плюс несколько земляных укреплений с артиллерийскими орудиями. Кто-то называл фортами их все, кто-то только сооружения из камня и кирпича. Вот это всё и собрался захватить экспедиционный корпус. Большая часть его высадилась южнее населенного пункта, ниже по течению, меньшая — выше по течению, в бухте, захваченной нами. «Немезида» моталась челноком, буксируя туда транспортные суда, джонки и баркасы с пехотой, пушками, припасами…

Северная группировка должна была нанести главный удар, а южная отвлекать внимание. Мне было скучно сидеть на пароходе «Немезида», вставшем на якоря в бухте, отправился вместе с пехотинцами, которых мы притащили на буксире. Заодно решил опробовать свою новую винтовку, приобретенную в Калькутте во время последнего захода. Британцы называли ее нарезным мушкетом Брансуика. На самом деле это был штуцер — короткоствольная (тридцать дюймов) винтовка увеличенного (восемнадцать миллиметров) калибра. У нее два нареза в стволе и капсюльный замок. Пока что капсюль — это медный колпачок с отогнутыми, центрирующими лепестками, чтобы удобней было надевать на брандтрубку замка, заполненный смесью из гремучей ртути (воспламеняет), бертолетовой соли (дает кислород) и сульфида сурьмы (высокотемпературное пламя). Заряд все еще заталкиваешь в дуло шомполом, но уже не надо насыпать порох на полку — занятие довольно хлопотное, особенно в бою, когда весь на нервах. Поскольку штатная пуля плохо прилегала к стенкам ствола, из-за чего часть пороховых газов терялась понапрасну, я заменил ее пулей Минье, который еще не придумал или не успел внедрить свое изобретение. У нее в задней части была выемка, тонкие стенки которой при выстреле раздвигались и плотно прилегали к стенкам, заполняя канавки. В итоге повысились дальность и точность, в чем я убедился, стреляя по мишеням. Осталось проверить в настоящем деле.

Я примкнул к правой колонне, которая должна была захватить два восточных форта. Она состояла из Восемнадцатого королевского ирландского полка под командованием подполковника Адамса и подразделений Бенгальского волонтерского полка и Мадрасского туземного полка. Шел я вместе с ротой Патрика Пиктона — белокожего, точнее, уже сильно обгоревшего и потому краснокожего капитана двадцати лет от роду. Судя по бравому виду и радостному блеску в глазах, это было его первое сражение. Видимо, купил патент. Для этого надо сперва приобрести чин лейтенанта, прослужить два года, а потом уже, продав свой, доплатить за капитанский. Стоит это удовольствие тысяча шестьсот фунтов стерлингов. Для сравнения, зарабатывающий десять фунтов в месяц считается в нынешней Британии средним классом. На самом деле командовал ротой пожилой лейтенант, прослуживший дольше, чем этот богатый сопляк живет на свете, и делал это неброско, что ли, не задевая самолюбие капитана. Он спокойно, без суеты и крика, подправлял приказы старшего командира, иногда меняя на противоположные. Сержанты и рядовые понимали пожилого лейтенанта с полуслова и делали, как он велел. Мы сопровождали, помогая, артиллеристов-сипаев, которыми командовали офицеры-британцы. Эти выслужили свои чины. В артиллерии и инженерных войсках, как и на флоте, патенты не продаются и надо сперва закончить Королевскую военную академию. Артиллеристы толкали и тащили с помощью канатов одну двадцатичетырехфунтовую пушку, две двенадцатифунтовые, четыре девятифунтовые, две шестифунтовые, три мортиры калибром пять с половиной дюймов и установку Конгрива. Боеприпасы к ним распределили между пехотинцами роты, к которой я самоприкрепился.

От бухты до стен Кантона по прямой было километров пять-шесть. Предполага-лось, что одолеем это расстояние за час. На самом деле времени ушло раза в два больше. Только мы отошли от берега реки, как наткнулись на рисовые чеки, залитые водой. Разделяли их узкие, одни человек пройдет, земляные гребли, кое-где укрепленные бамбуковыми колами. В каждого чеке оборудовано деревянное колесо с лопастями и педалями. Крестьянин садится за него и крутит ногами педали, подобно велосипедисту, гоняя воду. В стоячей рис загнивает. Вот на преодоление этого препятствия и ушла большая часть времени. От пушек большого калибра отказались на первом же чеке. Из девятифунтовок взяли всего две, о чем позже сильно пожалели. Давно я не видел такого самоотверженного труда и не слышал столько отборных ругательств, хотя послужил на многих кораблях разных стран. После преодоления рисовых чеков белые мундиры всех, кто перемещал пушки, стали цвета детской неожиданности из-за ила, а может, и от натуги.

Дальше было кладбище. Оно не сильно отличалось от европейских. У мертвых больше общего, чем у живых. Хотя и здесь было классовое расслоение: одни покоились в подземных семейных склепах, на поверхности выложенных каменными плитами и с невысоким каменным надгробием с иероглифами, наверное, фамилией рода, а другие, большинство, имели всего лишь деревянную табличку, воткнутую в могильный холмик. Хоронят, завернув в кусок материи, как и во многих других азиатских странах. Бедняков — в мешках из джута и даже в циновках.

За кладбищем нас поджидало около тысячи китайских солдат, вооруженных аркебузами и луками. Про точность первых даже говорить не буду. Вторые били прицельнее, но обычные стрелы летели медленно, и британские солдаты успевали уклониться. Зато местное ноу-хау — стрелы с пороховым зарядом, работавшим, как реактивный двигатель, сумели ранить пару морских пехотинцев. Британцы подошли на дистанцию выстрела из мушкета и сделали залп. На этом доблестные китайские вояки, потерявшие несколько человек убитыми и ранеными, решили, что навоевались вдосталь, пора и честь знать, и драпанули в сторону ближнего форта.

Мы подтащили к нему пушки на дистанцию метров двести и начали обстрел. Сперва картечью согнали самых смелых со сторожевого хода. Затем начали бить ядрами по башне. После шестого залпа наши наблюдатели заметили, что гарнизон убегает в сторону главной крепости. Деревянные двустворчатые ворота оставили нараспашку. Внутри ни души, если не считать разгуливавших по двору кур. Они здесь особой породы, как шутят британцы, полученные от скрещивания курицы с кроликом, потому что перья больше похожи на пух и на ощупь, как шелк, из-за чего получили от них название силки (silky — шелковистый). Эти птицы немного меньше российских и клюв и открытые части кожи синеватые. Зато кладовые были заполнены продуктами, которых гарнизону из тысячи человек хватило бы на несколько месяцев. Нашли и кувшины с байцзю. Если бы пожилой лейтенант вовремя не увидел и пресек попойку, на этом наступление нашей колонны и закончилось бы.