Мадам Марракеш
Шрифт:
Малага пылко воскликнула:
– Прекрасно. Значит, я буду носить чадру и джеллабу. К тому же, представьте, какие преимущества это дает в старости, когда мое лицо покроется морщинами и испортится фигура. Да, он и не очень уж отличается от нас. Окончил Оксфорд.
– Но он остается мусульманином. И тебе придется принять ислам.
– Не обязательно. Мы это много раз обсуждали. Но, в принципе, я не возражаю и против этого. Я воспитана так, что практически ни во что не верю, а Абдул очень интересно рассказывает об исламе. Так что я начала проникаться верой. Я чувствую, что смогу поверить в ислам. Разве это не чудесно, найти
Чендлер сжал ее ладонь обеими руками и заглянул в глаза.
– Малага, ты не обычная, не средняя женщина. Ты и месяца не выдержишь такой жизни. Ты же себя знаешь. На тебя никогда не надевали путы, не запирали в клетку. И поверь мне, детка, все его оксфордское образование здесь ровно ничего не значит.
Неожиданно Грег стукнул бутылкой кока-колы по столу. Все чуть не попадали со своих стульев, они забыли о его присутствии.
– А я не вижу причин, почему бы Малаге не выйти замуж за араба. Это замечательные люди. Я… – Тут он повернул голову.
Старик и его хромая жена медленно двигались мимо них. Ее палочка методично постукивала по мраморному полу. Они заняли соседний столик. Послышался высокий капризный голос:
– Стенли, где мой носовой платок? Тебе придется вернуться в номер за моим носовым платком.
– Элли, дорогая, он у тебя в боковом кармане.
– Нет, это не тот. А мне нужен тот носовой платок.
Грег прохрипел.
– Бедный парень. У него нет ни минуты покоя. Она впилась в него, как пиявка. В уборную и то он ее водит. Могу поспорить, что там ему приходится снимать с нее трусы. Я это точно знаю, они живут рядом. Когда они разговаривают, я слышу каждое их слово. Она должна умереть. Уверен, если она умрет, счастливее его никого не будет. Но сколько же ему еще ждать? Ладно, мне противно на нее смотреть. Я ухожу ужинать.
Он с шумом отставил стул и удалился. Джереми облегченно вздохнул.
– Надеюсь, потеря такого очаровательного собеседника никого из нас серьезно не огорчит. Возвращаясь к тебе, Малага, я скажу: Чендлер прав. Я понимаю, что это не мое дело, но тебе следует серьезно подумать, прежде чем принимать окончательное решение. Ты уверена, что все это не влияние магической атмосферы Арабских Ночей? Почему бы тебе не вернуться в Сан-Мигель, там полно таких же экзальтированных личностей, как и ты. Ты там окажешься в своей тарелке.
Губы Малаги вытянулись в ниточку.
– Меня тошнит от этого Сан-Мигеля и всех его обитателей. Я провела там слишком много времени.
– Ну хорошо, а как насчет Торремолиноса? Это очень приятный городишко.
– Торремолинос? О Боже! – глаза ее вспыхнули. – А ты был там в мертвый сезон? Слышал, есть такие тюрьмы, открытые для посещения? Так вот, Торремолинос – это открытый дурдом. Присмотрись к его постоянным обитателям. Пары среднего возраста и старше. Они ненавидят друг друга, но так долго женаты, что не решаются изменить привычкам. Пожилые мужики, с красными мордами, вечно под мухой. Их жены, с волосами, выкрашенными в цвет красной охры. Они позорят даже таких мужей. Намазанные, как самые дешевые проститутки, они бросаются на каждого мужика, буквально на каждого.
– Звучит заманчиво. Место прямо для Изобель. Кто-то должен ей рассказать об этом.
Малага продолжала.
– Хорохорящиеся старые алкоголики-импотенты и шестидесятилетние нимфоманки. Все это жалко и отвратительно. Неужели эти старые идиоты не понимают, что
в их возрасте возможен только один стиль поведения: достоинство и благородство. А они еще осуждают молодых.Джереми вздохнул.
– Похоже, Торремолинос заслуживает того, чтобы стереть его с лица Земли.
Чендлер не выпускал ладонь Малаги.
– Малага, – он сжал ее пальцы, – зачем ты это делаешь? От скуки? Чтобы как-то развлечься? Это каприз?
Она посмотрела ему прямо в глаза. Черты лица ее смягчились, и его озарила мягкая, даже застенчивая улыбка.
– Я люблю, Чендлер. Первый раз в жизни мужчина не тянет меня в постель, а потом уж говорит: «Здравствуйте». Первый раз в жизни меня любит мужчина. Меня, а не то, какова я в постели. Когда Абдул со мной, я чувствую, что любима. И мне – ты только не смейся… мне, понимаешь, с ним тепло. И знаешь что? Я согласна на всякие там путы. Пусть будут путы. Я устала от той жизни, которую веду, и буду рада услышать от любимого, что следует делать, а чего нет. Рада ощутить заботу о себе. И… ну, я уж все сказала – я люблю.
Серьезный Чендлер не смог сдержать улыбку.
– Малага, ты, наверное, не поверишь, но я тебя понимаю. Я понимаю, что значит любить. Благословляю и желаю много, много счастья.
Он вдруг закашлялся и отпустил ее руку.
– Что-то я опять ударился в патетику, почти пустил слезу. Приходи с нами ужинать. Я угощу тебя шампанским. А сейчас нам всем надо идти и переодеваться к ужину.
Все поднялись. Чендлер, уже стоя, покачал головой.
– Джереми, старый дружище, нам не следовало ездить в Фес. Смотри, сколько тут всего произошло, стоило нам на минутку отлучиться.
Карлотта добавила со вздохом.
– А никто даже и не поинтересовался, как мы там провели время.
Глава двадцать седьмая
Грег сидел в своей лоджии. Он развалился в кресле и немигающими, похожими на две пуговицы, глазами уставился куда-то на верхушки деревьев. Одна рука свесилась с подлокотника, другой он машинально перебирал в кармане мелочь. Челюсти при этом беспрерывно работали – он жевал. Солнце было еще жаркое, и его лучики то и дело проходили по лбу Грега. Но он их не замечал.
– Элли, дорогая…
Голос старика из соседней лоджии заставил его насторожиться. Грег повернул глаза (именно глаза, а не голову) в сторону двери, соединяющей лоджии. Челюсти продолжали интенсивную работу.
– Элли, дорогая, мне нужно отвести машину в гараж. Ее нужно помыть. Ты побудешь немного одна?
– О, Стенли, ты же знаешь, как я не люблю оставаться одна. А вдруг что-нибудь понадобится.
– Это не долго, дорогая. Самое большее двадцать минут. Я тут же возьму такси и приеду назад. Я не пойду пешком. Твой носовой платок, твоя сумочка, твоя книга – все здесь, на столе. Ну, я пошел. Веди себя, пожалуйста, хорошо.
Грег услышал тихий звук, вероятно, поцелуя. Затем на соседней лоджии стало тихо. Змеиные глаза его опять возвратились в исходное положение – на верхушки деревьев. Тишину нарушало жужжание пчел над жасминовыми кустами и смех, доносящийся от бассейна, скрытого внизу, под сплетением веток. Через некоторое время Грег опять услышал на соседней лоджии какие-то шорохи.
– Стенли…
Опять этот дребезжащий голос. Грег скосил глаза вправо.
– Стенли, где же ты?
Голос стал громче и задребезжал еще больше.