Мадемуазель травница

Хозяин леса шел, с усилием переставляя ноги, и даже не стал сопротивляться, когда я усадила его на табурет. Я зажгла свет и поставила перед ним толстую глиняную кружку с морсом.

Мадам Бернар кроме этого оставила еще гренки и сыр, но не стоило спешить. Возможно, позже потребуется «подсластить» разговор. Я села за стол и подперла щеку кулаком. Не меньше пяти минут мы молчали, друид даже не пил. Просто замер на табурете и почти не шевелился.

— Вы постоянно ходите в капюшоне, — заметила я, когда мне надоела тишина.

Он будто встряхнулся и с заметной остановкой поднял руку, чтобы наконец-то стянуть капюшон.

Ничего неожиданного я не увидела. У него не выросли рога и даже цвет глаз, кажется, не изменился. Хотя в неярком свете могло и мерещиться. Из нового появилась усталость. Кожа посерела, и щеки немного запали. Будто он не спал уже пару-тройку дней.

— Почему вы так смотрите? — поинтересовался друид и отпил морса.

— Думаю, почему вы прячетесь под капюшоном, если у вас нет ни рогов, ни рыльца.

Он отставил кружку и с неудовольствием посмотрел на меня. Понимаю, что вряд ли кому-то понравится сравнение с бесом, но сам же спросил. Да и невозможно с ним иначе. Пока не уколешь, он молчит.

Мой резковатый тон Дюбоис отметил только взглядом, зато наконец-то заговорил:

— Капюшон позволяет мне ходить там, где я хочу, и не останавливаться через каждые два шага, чтобы ответить на глупый вопрос прохожего. Пока люди не знают моего лица, я живу спокойно. Стоит кому-то понять, как выглядит друид, проблем не оберешься.

— Вроде тех проблем, что голыми вас поджидают у дома? — не смогла сдержать очередной укол.

— Других. Вроде «я срежу всего один колосок», а потом половина леса истреблена, — ответил друид со спокойствием удава.

— Как по мне, это все глупости. Друидов уважают и даже боятся. Никто бы не стал вас отвлекать попусту. Зато люди могли бы заглянуть вам в глаза и понять, что вы на них не сердитесь и не угрожаете. А то, знаете, с вашим ростом даже шаг вперед уже угроза, — добавила я, все еще подпирая щеку кулачком. — А глаза многое говорят.

— Глаза ни о чем не говорят, — с равнодушием ответил друид. — Говорят всегда только поступки.

— И о чем же говорит тот поступок, когда вы не пришли на мой зов? А когда появились, то сразу исчезли?

Его невозмутимость задела. Таинственный и хмурый друид глаголил прописные истины и, похоже, совсем не понимал, что до сих пор мы с ним ничего не обсудили. Даже ту злополучную карту.

— Я был занят, — просто ответил он. — Великое древо волновалось. У друидов прибавилось работы.

— Вы не отвечали три дня. А когда появились, сразу бросили меня ночью один на один с трупом.

— Мне нужно было идти. — Его голос стал на тон ниже и показался еще более успокаивающим, чем раньше. — Утром все разрешилось, так что не сгущайте краски.

— Простите за любопытство, но куда же вам нужно было идти ночью?

Друид какое-то время рассматривал меня, а потом с нескрываемой усталостью потер лоб.

— Когда древо волнуется, мир нестабилен. Тогда друиды берут посохи и скрепляют землю своим словом. День…

— И ночь они стоят, чтобы землю не трясло, — закончила я за него, поднимаясь. — Вы бы мне еще, месье Дюбоис, рассказали целиком Песнь о мире. О том, как в корнях Великого древа снуют бесы, которые хотят попасть в наш мир, но сила древа их сдерживает. И всякая душа попадет вниз, если потревожит покой древа, что держит мир. А коли сможет жить и не мешать другим, так останется в кроне. Заново родится и выберет, быть ему человеком или добрым духом.

Я выдохлась к концу речи, но все же договорила:

— Моя наставница хорошо меня учила.

— Тогда зачем спрашивать?

Затем, что мне было страшновато!

Он думает легко быть одной на новом месте? В той части королевства, о которой даже наставница толком ничего не знала. Но уверила, что меня ждет друид и он поможет устроиться.

Но кто же о таком говорит в глаза?

В общем, я лишь вздернула выше нос и отошла к двум грубо обтесанным полкам, на которых стояли утварь да всякие нужные в хозяйстве баночки.

Друид говорил о поступках. Вот и посмотрим, как он оценит мои, так скажем, благородство и порыв. Я перебрала склянки, перетряхнула две коробочки, но медовые соты, которые должна была оставить мадам Бернар, так и не нашла. Что ж, будет месье друид пить горькое лекарство.

— Я пересмотрел карту, — заговорил он, и я чуть не выронила миску с травяным сбором от неожиданности. — Вы можете ходить везде и собирать любые травы, кроме золотой путейки. Ей надо подрасти.

— Не ожидала, если честно, — сказала я и развернулась к друиду. — Сначала вся карта красная, а теперь наоборот?

— Я оценил ваши содранные локти.

Кажется, это можно было принять за извинения. Друид, конечно, ничего к этому не добавил. Только смотрел как будто бы с долей надежды. Пришлось кивнуть.

Я вновь отвернулась, чтобы взять свою любимую каменную ступку. Стоя к друиду спиной и чувствуя его взгляд, я растерла пригоршню разных трав в пыль. Потом пересыпала их в чистую кружку и залила холодной водой. На взвары и настои сейчас не хватало времени, но помог старый приём — измельченные травы и вода. Никакого секрета, лишь грубый способ применения ценных ингредиентов. Трав надо в этом случае больше, а воды поменьше.

— Вы готовите это мне? — спросил друид, и я вздрогнула. Он стоял очень близко и заглядывал через плечо.

Прекрасно. К таинственным появлениям из мрака прибавилась бесшумная походка. И, возможно, чуть позже у меня появится заикание, после наших с ним встреч.

— Да, это прибавляет сил, — сказала я и протянула кружку. — Лучше пить залпом.

Друид взял напиток, но взгляда от меня не отвел. И вдруг как-то мимолетно улыбнулся. Мы стояли очень близко друг к другу, я даже могла разглядеть еле заметные морщинки у глаз. Такие, что бывают у молодых, но часто улыбающихся людей.

Друид действительно немногим старше меня! Двадцать три? Может быть, двадцать пять?