Мадьярские отравительницы. История деревни женщин-убийц

В конце марта к власти в стране пришел жестокий коммунистический режим [13] . Он установил тотальный контроль над прессой, учебными заведениями, банками и сформировал новые вооруженные силы: Венгерскую Красную армию.

Жители Надьрева больше всего боялись военизированного отряда под названием «Ленинцы», который действовал в сельской местности, бессмысленно убивая и подвергая пыткам тех, кого он считал противниками нового режима. Как стало известно жителям деревни, в одном селе «Ленинцы» выбили женщине зубы стамеской, а другой пришили язык к ее носу, в соседнем селе они забили гвоздь в голову мужчины. В Сольноке командир отряда «Ленинцев», народный комиссар по военным делам Красной армии, казнил двадцать четыре человека, включая председателя городского суда [14] .

13

В период с 21 марта по 6 августа 1919 года в Венгрии (примерно на 23 % ее территории) существовала Венгерская советская республика. Фактически власть была сосредоточена в руках комиссара иностранных дел Белы Куна.

14

Расправа «Ленинцев» в Сольноке над лицами, обвиненными в контрреволюционной деятельности, действительно была организована народным комиссаром по военным делам Венгерской советской республики Тибором Самуэли, однако командиром «Ленинцев» являлся Йожеф Черни.

Репрессии в стране стали повсеместным и неизбежным фактом, и жители Надьрева с тоской вспоминали те дни, когда деревенский глашатай зачитывал им не список совершенных за последнее время злодеяний, а предложения о продаже коровы или какой-либо другой домашней скотины.

Венгерская Красная армия пыталась организовать сопротивление иностранным захватчикам, однако была вынуждена отступать. С момента окончания Первой мировой войны осенью прошлого года большая часть Венгрии была оккупирована, в основном румынскими войсками. Более четырех месяцев Красная армия Венгерской советской республики удерживала последний рубеж у Сольнока, прежде чем сдаться румынам в конце июля.

* * *

Пятница, 1 августа 1919 года

Телеграфный аппарат в деревенском отделении почты и телеграфа трещал не переставая. Большинство депеш информировало о захваченных населенных пунктах по мере продвижении румынских войск, жаждущих объявить о своей победе, к столице Венгрии. Поступали также сообщения о грабежах и вооруженных стычках в этих населенных пунктах.

До местных жителей доводили лишь обрывки этих новостей, однако деревенские прекрасно понимали, что их ожидает, и были готовы к самому худшему. И большинство из них предпочли бы, чтобы кто-нибудь другой, кроме секретаря сельсовета Эбнера, руководил ими в нелегкие времена, которые им предстояли.

Эбнер казался им персонажем одной из сказок, которые рассказывали деревенским чудесными летними вечерами перед войной странствующие сказители. В те замечательные предвоенные годы через деревню проходило множество торговцев, вразнос продававших различные товары или устраивавших разные представления. Среди этих коробейников были и патлатые пророки, предлагавшие увесистые Библии, и шпагоглотатели, и точильщики ножей, и цыгане с танцующими медведями, и поэты. Но самыми многочисленными и популярными были сказители. По вечерам все устраивались в хлеву, где в яме горел огонь, а по кругу пускался кувшин со спиртным. Дети в ночных рубашках прижимались к дремлющей корове, привязанной в стойле, или же друг к другу, укрывшись одеялом. Взрослые следили за очередной историей с неослабным вниманием. Некоторые слушали, закрыв глаза, чтобы сказочные образы более четко формировались в их воображении. В танцующих тенях от огня рассказчик наполнял хлев образами королевских подвигов, магических воронов, различных животных, наделенных божественной силой, и своекорыстных, туповатых аристократов-толстосумов, которые напоминали деревенским секретаря Эбнера.

Среди жителей Надьрева Эбнер выглядел иностранцем, эдаким старцем с Альпийских гор, который носил ботинки, купленные на заказ, и тирольскую шляпу с пучком козьей шерсти, заправленным за ленту. Его неизбежным атрибутом являлась большая палка, которой он, морщась (поскольку страдал ревматизмом рук) отгонял бродячих собак.

Эбнер был назначен секретарем сельсовета в 1900 году, в том же году тетушка Жужи была назначена деревенской повитухой. Должность, которую занимал Эбнер, являлась самой высокой в деревне. Сам Эбнер рассматривал занимаемый им руководящий пост как свое право по рождению. Он назначал сам себя в различные советы директоров и присваивал себе различные звания, но все время проводил в основном на охоте и в азартных играх.

Эбнер считал услуги тетушки Жужи одним из бонусов своего положения. Повитуха бесплатно лечила его от всего, что его беспокоило (а также его жену и двух избалованных дочерей). Тем не менее Эбнер искренне симпатизировал ей. Когда она вразвалку входила в корчму семейства Цер и плюхалась за стол напротив него, он всегда был рад ее видеть.

В свою очередь, тетушка Жужи знала, что Эбнер был именно тем человеком, который ей был нужен во главе Надьрева: могущественной, но ленивой особой, считавшей жителей деревни своей частной собственностью. Ему доставляло удовольствие издеваться над ними. В захолустном Надьреве он никого не воспринимал всерьез. Даже повитуху.

Тетушка Жужи однажды устроила Эбнеру испытание. Они вместе выпивали в корчме, когда она сунула руку в карман фартука и достала оттуда свой флакон. Развернув его из белой бумаги, она протянула его Эбнеру.

Тот поднес флакон поближе к лампе на столе и внимательно изучил молочный раствор. Затем откупорил флакон и понюхал его содержимое, раздувая ноздри большого носа. Он настолько близко поднес флакон к своему лицу, что тот щекотал жесткие волоски его моржовых усов.

Эбнер не почувствовал ничего, кроме слабого запаха металла. Для него содержимое флакона пахло просто застоявшейся водой.

– Что это? – поинтересовался он.

– Мышьяк, – ответила повитуха. – Его здесь достаточно, чтобы убить сотню человек. Но ни один врач никогда не смог бы найти его следов.

Эбнер рассмеялся. Повитуха с ее фантазиями всегда забавляла его. Тетушка Жужи рассмеялась вместе с ним и сунула зелье обратно в карман своего фартука.

Однако в этот день Эбнеру было не до смеха: он с глубокой тревогой воспринял в деревенской ратуше известие о приближавшейся румынской армии. Он срочно вызвал к себе в кабинет деревенского глашатая, сунул ему в руку полученную телеграмму и велел поторопиться. Было крайне важно как можно быстрее сообщить полученную новость жителям Надьрева. Глашатай схватил измятую депешу и выбежал из ратуши вместе со своим барабаном. Эбнер выбежал вместе с ним, чтобы собрать сельский совет на экстренное заседание.

Прибежав на главную деревенскую площадь, глашатай протолкался сквозь стадо овец и мулов, которые пили воду из корыт рядом с колодцем, встал перед скамьей для порки провинившихся и яростно забил в свой барабан.

«Вороны», сбившиеся в кучку у колодца с ведрами у ног, прекратили судачить между собой и насторожились.

Когда глашатай закончил барабанную дробь, он прокричал так громко, как только мог:

– Внимание! Румынские войска наступают на Надьрев!

«Вороны» разлетелись в разные стороны. Разбегаясь по домам, женщины были похожи на колонию мечущихся растерянных муравьев. Вода выплескивалась из их деревянных ведер. Глашатай перешел во двор церкви, и небольшая толпа опоздавших собралась рядом с ним, чтобы выслушать его и затем также поспешить домой. Некоторые из деревенских лихорадочно выпрягали лошадей из повозок и галопом скакали в поле, чтобы там сообщить зловещую новость.

Оказавшись дома, перепуганные жители деревни делали все, что могли, чтобы спасти свое добро. Некоторые прятали ценности в домашних винных погребах (это было одно из лучших мест для надежного тайника). Другие, пробежав по дому и собрав одежду с богатой вышивкой, ценные кувшины, дорогие карманные часы, приобретенные в Будапеште в качестве сувениров, относили все это в подвал. Чтобы замаскировать вход в него, они обрывали с заборов виноградные лозы и тщетно пытались использовать их в качестве камуфляжа. И они прятали свои деньги везде, где только их можно было утаить.

Румынские войска не могли расположиться в усадьбах на окраине Надьрева, поскольку Венгерская Красная армия разрушила все эти усадьбы. Таким образом, румынам оставалось только разместить свой личный состав в деревне. Солдатам предстояло спать в хлевах, а офицеры, перед которыми стояла задача обеспечить румынскую власть в деревне, должны были остановиться в самых достойных для этой цели домах Надьрева.

Когда румынская кавалерия вплотную приблизилась к Надьреву, сельский совет понял, что вряд ли может как следует подготовиться к предстоящей оккупации. Единственное, что было в его силах, – это защитить наиболее уязвимых из числа деревенских жителей от жестокого обращения, которому, как он опасался, могли подвергнуться эти люди со стороны безжалостных румынских солдат. Исходя из этого предположения, сельсовет понимал, что самым беспомощным в деревне являлся Шандор-младший.