Маэстро

– Нужно взбодриться, Марат. Пока ты сидишь дома взаперти, ты только сильнее погружаешься в апатию, – убеждала его Маша. – Нужно начать! Снова войти в привычную колею.

– Моей привычной колеи давно нет.

– Ну хорошо, в другую колею. У меня ведь получилось.

У Маши получилось как ни странно. И ей даже не пришлось изменять себе, надевать короткую юбку и петь пошлые песни, вдруг ставшие популярными. Да и смешно бы это было. Нет, она по-прежнему выходила в платьях в пол и исполняла романсы. Сольных концертов, правда, не устраивала, но в сборных ей всегда находилось место, и коллеги исправно звали ее на свои юбилеи, телевидение приглашало.

– Вот смотри, через неделю концерт «С любовью к женщинам», к Восьмому марта. Телевизионная съемка будет. Давай выступим дуэтом! Я созвонюсь с организаторами. Уверена, они придут в восторг. Все-таки на концерте для женщин твое появление куда более уместно, чем мое.

– Я сам могу позвонить, – фыркнул Марат. – Еще не хватало, чтобы ты за меня просила.

Через неделю они приехали в концертный зал «Россия» вдвоем. Организаторы и правда пришли в восторг, для Агдавлетовых выделили персональную гримерную, в которой даже поставили фруктовую тарелку, бутылку коньяка и бокалы.

– Это что, так теперь принято? – Марат с удивлением рассматривал «поляну». – Прямо в гримерках? Даже до выступления?

– Еще скромно накрыли, – кивнул заглянувший к ним на огонек Леня Волк. – Я тут один «заказник» работал, на яхте, попросил чаю. Ну связки согреть, сам понимаешь. На воде, прохладно, ветер. Являются два мордоворота в костюмах, один ящик водки тащит, второй поднос с разносолами всякими: икра, балык, кальмары какие-то. Извини, говорят, братан. Все есть, что пожелаешь. А чая нет. Я так смеялся.

– Обхохочешься, – угрюмо кивнул Марик.

Редактор концерта поставил семейный дуэт Агдавлетовых в конец программы. С одной стороны, это почетно. Зрители всегда запоминают последние номера, да и драматургия любого концерта строится по принципу «самое лучшее на конец». С другой стороны пришлось ждать своего выхода, невольно наблюдая выступления коллег. По большей части коллег юных. От старой гвардии присутствовали только Волк и Кигель, но Андрей отстрелялся в начале, потому что спешил еще на какое-то мероприятие. А Леня с хором МВД закрывал концерт сразу после Агдавлетовых.

– Знаешь, мне иногда кажется, что худсоветы были не таким уж злом, – заметил Марат, стоя в кулисах и наблюдая за происходящим на сцене. – Маша, ну ты послушай, что они поют. «Зараза, не дала два раза». Маш! Да нас редакторы расстреляли бы за такой текст. Автор вылетел бы из Союза писателей, как пробка. А артиста закрыли на всю оставшуюся жизнь. Хорошо, если не в дурдоме.

– Пусть поют, тебе какое дело? Мы с тобой только лучше будем выглядеть на их фоне.

– М-да? А мне кажется, мы с тобой выглядим как два сбежавших из музея палеонтологии экспоната, – мрачно заметил Марик. – И вон там еще третий экспонат трется. Ленька, иди сюда. Хватит девушек глазами пожирать!

– А как таких не пожирать-то? – хохотнул Волк. – Знаешь, Маэстро, мне новые времена даже нравятся. Ну когда еще мы могли на девок в одном белье полюбоваться? Только в постели! А теперь они так на сцене прыгают. Прости, Машенька. Я в эстетическом смысле!

– Да я знаю, что ты у нас эстет.

– Ценитель, – не удержался Марат. – Завидую я тебе, Ленька. И тебе, и Андрею. Как-то легко у вас всё.

– Я бы так не сказал. – Волк поддернул брюки и присел на колонку. – Тоже иногда выть хочется. Но как там сказал поэт? Времена не выбирают, в них живут и умирают. Умирать пока рановато вроде.

– Да, рановато, – пробормотал Марик.

– А сейчас на нашей сцене Народные артисты России Мария и Марат Агдавлетовы! – прозвучало со сцены.

– Народные артисты Советского Союза, – педантично поправил Марик, делая шаг на сцену. – Если меня лишили страны, это не значит, что лишили звания.

* * *

– И вы должны звуком передать эмоции! Не текст, который написал автор! А те эмоции, которые он в текст вложил! И…

Марию Алексеевну прервала трель телефонного звонка. Она с раздражением взглянула на притихших студентов. Просила же выключать мобильные перед занятием. Весьма неприятно, когда звонок прерывает чей-нибудь вокализ у рояля.

– У кого звонит, признавайтесь!

– У вас, Мария Алексеевна!

Она взяла оставленную на учительском стуле сумочку, извлекла из нее трезвонящую ракушку. Ну и кому она могла понадобиться? Теперь Марии Агдавлетовой звонили только ученики, но все они сейчас сидели перед ней. Сделала знак студентам, чтобы сидели тихо, вышла в коридор.

– Да, я слушаю.

– Машенька! Ну наконец-то! Мне стоило огромных трудов разыскать твой номер. Что же ты скрываешься? Ты разве не получила мое письмо?

Мария Алексеевна прислонилась к стене. Только ее и не хватало сейчас. Этот звонкий, как у девочки, голос, особенно странно звучащий у глубокой старушки вкупе с задорным блеском глаз и слишком яркой помадой забыть невозможно.

– Получила, Алиса Максимовна. И уведомление о том, что вы подали на розыск наследства, получила тоже. Только я ведь вам все сказала еще на похоронах. Нет никакого наследства.

– Как же нет?! Сынок-то мой не последним человеком был. Не поверю я, что добра он не нажил. Сколько концертов давал, сколько званий ему присваивали. Скрываешь ты, вот и подала я на розыск.

– Алиса Максимовна, я уже объясняла вам. Марат много лет не работал, несколько лет болел. Все сбережения, которые у нас имелись, уходили на лекарства.

– А квартира?

– Это моя квартира, Алиса Максимовна. От мамы доставшаяся. А квартиру Марата мы продали десять лет назад.

Когда Марик унаследовал домик в Республике, а сама Республика вдруг спешно начала отделяться от некогда могучего государства, они сочли за благо домик продать. И ту кооперативную квартиру, которая попортила Марату столько крови, тоже продали. А на вырученные деньги расселили коммуналку в самом центре Москвы, где у Маши оставалась комната от мамы. Сделали ремонт в стиле «ампир», как им обоим нравилось. Филиал Большого театра, шутили друзья. И прожили несколько не самых счастливых лет.

Наверное, если вдаваться в юридические тонкости, Алиса Максимовна могла претендовать на какую-то долю этой квартиры. Но если посмотреть на тонкости моральные…

С мамой Марата, своей свекровью, хотя настоящей свекровью Мария Алексеевна всегда считала бабушку Гульназ, она встретилась только на похоронах мужа. Но наслышана о ней была предостаточно. В последние годы Марат часто вдавался в воспоминания. Собственно, воспоминания – это все, что у него оставалось.

– Марат вполне определенно высказался по поводу квартиры и всего имущества. После моей смерти там будет музей певца Агдавлетова.