Мафиози и его одержимость 2
Шрифт:
Ирина долго смотрела на меня, прежде чем ответить.
– Я даже не помню. Это было так давно, что я потеряла счет.
Она вцепилась в одеяло и еще плотнее вжалась в его мягкость. Ее мрачные глаза закрылись, и она обиженно вздохнула.
– Мне было двенадцать, когда меня похитили, - тихо прошептала она. Я чуть не пропустил эти слова мимо ушей и почти пожалел об этом.
Это чертовски больно. Больнее, чем я думал.
Встав, я в отчаянии зашагал по комнате. Мои кулаки сжались по бокам и я подавил желание сломать что-нибудь – убить блядь.
Краем глаза я заметил, что Ирина встала. Ее тело тяжело привалилось к стене, как будто
– Я была сиротой, бежавшая от жестокой системы усыновления, но вместо этого оказалась в адской дыре. Не в том месте. Не в то время. Они увидели меня. В мгновение ока, меня забрали. Завязали глаза, накачали наркотиками, а потом я очнулась в клетке.
Я остановился и повернулся к ней. Она смотрела себе под ноги, погруженная в свои мысли.
– Оно известно под многими именами. Игра. Ищейка. Но сам клуб, где сидят все хозяева манежа, называется - Вор в законе.
Ирина подняла голову, наши глаза встретились. Она поймала меня в ловушку, заставив увидеть ее правду. Ее голос дрогнул, когда она заговорила.
– Это там, где находится Арена. Где происходит игра. Где нас продают, покупают, используют и выбрасывают. Там хозяева зарабатывают миллионы за ночь.
Это ... это было делом Валентина. Вот откуда у него деньги. На чем была построена его Империя. Это был его источник силы и именно то, что я должен был уничтожить. То, что Алессио хотел, чтобы я уничтожил.
– Продолжай, - настаивал я, желая знать все. Я должен был узнать.
Ее пальцы коснулись кандалов, а затем она опустила руки по бокам. Я видел, что ее тело было слабым, хрупким и отяжелевшим. Увядший цветок. Она так напоминала мне мою мышку—мою милую Валери.
– Когда случается что-то плохое, твое сердце спорит с тобой и твой мозг оказывается в беспорядке. Сначала я растерялась. Думала, что это всего лишь сон и я проснусь, и все это исчезнет, - продолжала Ирина, ее слабый голос звучал далеко сквозь рев в моих ушах.
– Мне повезло, что мне было двенадцать. По крайней мере, я понимала, что происходит. Не всё, но большую часть. Я знала, что происходит что-то плохое. Я знала, что будет больно. Я была к этому готова. Я поняла, что моя жизнь закончилась в тот момент, когда меня накачали наркотиками и завязали глаза в первый раз.
Она снова подняла голову, и я увидел слезы в ее глазах. На ее лице не было никаких эмоций, но слезы, стоявшие в глазах, выдавали ее.
– А как насчет тех, кто еще дети? Кому всего семь лет?
– пробормотала она. По ее щеке скатилась слеза.
– Они ничего не знали и не понимали. Они прошли путь от безопасности до того, чтобы быть брошенными в логово Вора в Законе. На арену, на которой они никогда не выживут. Они взывают о помощи. Кричат громко, чтобы их мама и папа спасли их. Они умоляют и плачут. Никто не пришел на помощь, Константин. Маленькие девочки и мальчики. Никто не слышал их криков.
Еще одна слеза скатилась по ее щеке, и она подавила рыдание.
– Ты можешь видеть, как им больно. Как они истекают кровью. Потом они не могут ходить. Их маленькие ножки дрожат, и они падают.
Подняв руку ладонями вверх, она показала мне свои дрожащие руки.
– Я держала одного из них на руках. Я крепко обняла его и сказала,
Я поднес кулак к губам, сдерживая яростный рев. Ее слова причинили боль моей душе.
– Нас сажают в клетки, заковывают в кандалы, а потом выставляют напоказ. Нас используют на глазах у других - у нас отнимают всю невинность, выставляют на всеобщее обозрение.
В отчаянии схватившись за волосы, я закрыл глаза. Меня тошнило, и отчаяние наполняло меня до тех пор, пока мое тело не стало холодным и дрожащим от ярости.
Чертов Вор в Законе.
Я не был ни святым, ни спасителем, ни ангелом. Небеса давно отвернулись от меня, а Ад, наверное, боялся меня. Я вошел в тень к Дьяволу. Я убивал, чтобы заработать на жизнь. Я дышал жизнью подземного мира, я жил жизнью преступления и зла, и я был порочен до мозга костей.
Я сделал слишком много плохого дерьма, чтобы когда-либо быть прощенным за них, но насиловать детей? Отнимать их жизни и невинность самым жестоким способом…
Я не был святым, но эти ублюдки не заслуживали того, чтобы жить.
Ублюдки. Гнев накатывал на меня, как разбивающиеся волны.
Ирина подавила крик боли.
– Мне было двенадцать, когда меня купили в первый раз. Пятнадцать, со вторым покупателем. А потом семнадцать, когда Валентин увидел меня и купил. Он мой третий покупатель, а мне сейчас двадцать один. Я должна быть уже мертва или выброшена - может быть, он скоро продаст меня, найдя новую плоть, чтобы заклеймить. Я слишком стара для Вора В Законе. Я просто жду своих последних минут, но Валентин, кажется, не хочет меня отпускать. Он заклеймил меня. Снова.
Я резко открыл глаза и увидел, как она поворачивается ко мне спиной. Я подошел ближе, и она отодвинула свои остриженные волосы в сторону. И вот оно.
Клеймо. Оно выглядело свежим и жестоким. Кожа была помечена и обожжена. По его виду я понял, что оно сделано от тяжелого клеймящего железа.
Я поморщился от этого зрелища, почти чувствуя боль, которую они, должно быть, испытали, имея на своей коже такое клеймо.
– Я никогда этого не видел. Почему я никогда не видел его на тебе?
– прошептал я, проводя пальцем по приподнятой, покрытой шрамами коже.
Она отпрянула и повернулась ко мне лицом.
– Ты никогда не обращал на меня внимания. Ты никогда меня не видел. Во всяком случае, она выцвела. Прошли годы с тех пор, как они заклеймили меня. Но две недели назад Валентин снова сделал это. Он хотел, чтобы его метка была видна всем.
Ее слова были выстрелом в мое сердце. Она была права. Я никогда не видел правды, потому что никогда не видел ее. Я никогда не смотрел внимательно, чтобы увидеть, что внутри. Ее страдания. Мучения, которые она пережила.
– Когда ты жил в этом поместье, Валентин не так часто навещал меня. Наверное, его внимание было приковано к кому-то другому. Я была свободна на самое малое время. На мне не было ни кандалов, ни ошейника. Вот почему ты никогда этого не замечал - реальность за маской, - пробормотала Ирина.
– Я увидела тебя и подумала, что, может быть, только может быть, я почувствую нежные прикосновения. В кои-то веки.
– Я использовал тебя. Так же, как и Валентин, - прохрипел я сквозь тяжелый комок в горле.