Мафия

— Дохлый номер, — машет рукой Эвника. — Не клюет…

— Придется по-другому… — говорит адвокат и протягивает девушке початую бутылку боржоми.

Эвника, все время поглядывая на море, быстро заменяет ею ту, что оставил среди закусок Игорь Андреевич. Чураев скрывается, прихватив с собой чикуровскую бутылку.

Дагурова снова выключила видеомагнитофон.

— Игоря Андреевича сам Бог уберег. В подмененной бутылке находилось сильнейшее снотворное. Можете себе представить, какие бы сотворили преступники фотографии, пользуясь его бесчувственным состоянием…

— Для чего Снежков снял эту сцену? — спросил прокурор республики.

— Для того же, для чего хранил фотографии, компрометирующие будущих покровителей Киреева, — ответил Вербиков. — Подстраховка…

— Все ясно, — сказал Орлов. — Провокация.

Он решительно снял трубку телефона и вызвал своего старшего помощника по кадрам.

На том предвыборном собрании в таксопарке кандидатом в народные депутаты выбрали меня.

Назвался груздем — полезай в кузов. А что такое быть в шкуре кандидата, знают только они сами. Тем более, если твоя персона, мягко говоря, не мила местным властям. Власть предержащие умеют создать «благоприятные» условия, чтоб прокатили тебя на вороных. Мытарят с помещениями для встреч с избирателями, привозят на собрания полными автобусами организованное «большинство», освистывающее неугодных, извлекают на свет божий существующие и несуществующие грехи, напрочь перекрывают путь к газетам, радио и телевидению. Один раз пришлось пробираться к собравшимся послушать меня рабочим через забор. Вахтерам было дано строжайшее указание не пускать меня на предприятие ни под каким видом. Выручали доверенные лица и помощники: Катя Балясная и Сережа Морозов. Тот самый журналист, навлекший на себя гнев тестя Киреева. Кстати, до сих пор парень не восстановлен на работе в редакции.

Меня пригласили к себе крестьяне колхоза «Рассвет», которым я, еще в бытность областным прокурором, помог избавиться от опасного соседства — строительства какого-то экспериментального завода, который отравил бы земли и воду вокруг. Колхозники прознали о моем выдвижении в кандидаты в депутаты и захотели встретиться, чтобы поддержать это выдвижение. Округ наш большой. «Рассвет», можно сказать, на самом краешке. А Крутиков вопреки закону и здравому смыслу отпуск мне для встречи с избирателями принципиально не давал. Вот и пришлось лететь самолетом, чтобы успеть обернуться за двое суток.

Когда в аэропорту объявили посадку на рейс, я двинулся к «кукурузнику», стоящему в стороне от многоместных лайнеров. От одного из них, прибывшего из Москвы, тек ручеек пассажиров.

— Захар Петрович! — вдруг раздался знакомый голос.

Я обернулся и увидел Игоря Андреевича Чикурова. Он отделился от толпы прилетевших. С ним — невысокая женщина, тоже в прокурорской форме. В ней я узнал Ольгу Арчиловну Дагурову. Следом двинулся еще один мужчина. В штатском. Его я не знал.

Встреча была столь же неожиданной, сколько и сердечной. Мне представили мужчину по имени и отчеству.

— Наш коллега, — добавил Чикуров. — Из Комитета госбезопасности… Будем вместе.

Я понял: следствие по делу Савельевой и компании вступило в новую стадию. На другом, более высоком витке…

— А вы куда летите? — спросил Игорь Андреевич.

Я коротко рассказал про свои предвыборные баталии.

— Мы обязательно будем голосовать за вас, — сказала Ольга Арчиловна и послала мне воздушный поцелуй…

— Я убежден, что победите на выборах, — сказал Чикуров. — И тогда снова в прокуратуру.

Что я мог ответить им, моим коллегам и доброжелателям? Ведь впереди было столько неясного. И не только для меня… Но оставить без ответа от души идущие пожелания и вопросы я не мог и сказал:

— Поживем — увидим.

Еще раз я помахал им рукой и поспешил к своему маленькому самолету.

Февраль — декабрь 1989 г.