Мафусаиловы хляби

Дарья от облегчения снова разрыдалась, с трудом сдержавшись, чтобы не кинуться ему в ноги. Он снова спасает жизнь! На этот раз Машкину…

– Сходи пока домой, вдруг появились какие-то новости. Из вещей возьми только теплую обувь. Унты или что-нибудь вроде того. Остальное я беру на себя.

Дарья кивнула, постаравшись вложить в свой взгляд всю благодарность, на какую была способна.

– Только…, - Он немного смутился, - Лучше никому не говори, что собралась к кочевникам. А если не удержишься, то… хотя бы меня не упоминай. Видишь ли…

– Я понимаю. Репутация… Я никому ничего не скажу.

– Тогда до встречи.

Дарья выскользнула в коридор, со смутным любопытством подошла к зеркалу и оглядела себя. Да уж… неудивительно, что Олег Иннокентьевич спросил, когда она в последний раз ела. С той стороны на нее таращился красными, отекшими глазами скелет. Пухлая куртка не скрадывала, а, наоборот, подчеркивала ее худобу. Все лицевые косточки были туго обтянуты шелушащейся, обветренной кожей. Прелестные карие веснушки, густо усыпавшие ее переносицу и прежде молодящие ее, теперь выглядели неопрятной старческой пигментацией, а бледно-рыжие, похожие на проволоку, волосы торчали дыбом, как у домовенка Кузи.

Она отвернулась от зеркала и тут же словно съежилась до размеров семилетки. Как и тридцать лет назад Анна Геннадьевна стремительно шагала ровно по центру коридора, игнорируя наличие встречного потока. Да, постарела, да, совсем высохла и одряхлела. Но это без сомнения была она. Тот же исступленный до фанатизма, сканирующий взгляд, от которого встречный поток расступался перед ней, как воды Красного Моря перед Моисеем. Разве что красного галстука на жилистой, тощей шее не хватало и комсомольского значка на груди.

Дарья прижалась к стене, пропуская нелепую и, одновременно, жуткую фигуру. Та задержала на ней немигающий, мутный за толстыми линзами взгляд, губы ее недовольно поджались, словно вынося Дарье вердикт – такую в пионеры не возьмут. А потом без стука вошла в директорский кабинет и закрыла за собой дверь.

Дарья отлепилась от стены и потащилась домой. Впереди полтора часа – целая вечность – прежде чем она, наконец, начнет делать что-то для своей дочери! Лучше было бы сразу отправиться по адресу, но оставалась еще смутная надежда, что во дворе ее встретят возбужденные соседки и сообщат радостную новость. Ну, или хоть какую-нибудь новость… С витрин магазинов и остановок на нее тут и там глядели машки. Уже порядком выцветшие и пожамканные после снега и последовавшей за ним оттепели. «ВЫШЛА ИЗ ШКОЛЫ И ПРОПАЛА».

Снова и снова в мозгу билась уверенность, что если бы Машка вышла из школы, то непременно пришла бы домой. А то, что она вышла… нет тому никаких подтверждений, кроме заверения учителя. А учитель был уверен только в том, что Машка после последнего урока вышла из класса. Ни камер, ни свидетелей. Никто из ребят тоже ничего не мог вспомнить. Даже дурак-Подковыров, уличенный в нежных чувствах к ее дочери, только испуганно фыркал и возмущенно утверждал, что знать ее не знает и в глаза никогда не видел.

Зайдя к Людмиле, Дарья предупредила соседку, что до утра ее не будет. Мол, убедила кой-кого из волонтеров повозить ее по тайге чуть в стороне от основных поисков. Потом собрала небольшую сумку, в которую кинула пару шерстяных носков, теплый свитер, бутылку воды и смену белья, хоть и сомневалась, что ей представится возможность в дороге сменить трусы.

…

Дом Олега Иннокентьевича располагался на самой окраине поселка, можно даже сказать - за окраиной. Среди высоких кедров, сосен и пушистых елок стоял высокий кирпичный забор с автоматическими воротами. А во дворе просторный, одноэтажный дом и, в притирку к нему – огромный гараж, который, как вскоре выяснилось, был и гаражом, и мастерской, и кладовкой, и погребом. Аккуратный, вымощенный тротуарной плиткой дворик был аскетически пуст. Ни цветочных клумб, ни теплички. Лишь беседка с большим мангалом и жаровней-гриль. Все ей говорило, что не встретят ее на пороге ни подтянутая, моложавая жена, ни пара-тройка разновозрастных детишек.

Когда она пришла, Олег уже был дома и занимался жаровней, раскладывая на раскаленной решетке несколько увесистых стейков.

– Ого…, - Дарья улыбнулась и потянула носом дымок. Невероятно, но на нее вдруг навалился страшный голод. А ведь еще час назад она стояла у открытого холодильника, пытаясь заставить себя сварить хоть пару яиц, и не смогла, - Вы кого-то ждете?

– Перекусим по-быстрому, а остальное возьмем в дорогу. На гарнир времени нет, но я уже загрузил пару контейнеров с овощами и хлеб, - он поймал Дарьин недоуменный взгляд и пояснил, - Заночевать придется в тайге, а к рассвету выйдем обратно. Не переживай, я даже на работу не опоздаю. Еды только кажется много,но ты просто не представляешь, как тайга будит аппетит.

– А почему не выехать сразу?

– Опасно. В ночном лесу лучше вести себя тихо, а мой старичок, знаешь ли, очень горластый, - Он кивнул в сторону приготовившегося к путешествию старенького, но ухоженного вездеходика с изображением таящегося в кустах льва на боку, - По молодости часто выбирался на охоту и рыбалку, но с возрастом делать это стало все ленивее.

Дарья с любопытством взглянула на него. Сколько ему? 54-55? Выглядел он на десяток лет моложе. Если верить недавнему отражению в зеркале, даже сама Дарья в свои 37 выглядела сейчас старше него. А не верить ему оснований не было… Удивительно, что его никто до сих пор не охомутал. Впрочем, возможно, что он приверженец свободных отношений…

Вскоре она получила в руки картонную тарелку с огромным куском мяса, горбушку хлеба, горочку маринованного лука и кружку свежесваренного кофе.

– Спасибо вам за все, - жалобно пробормотала Дарья, жуя сочное, с хрустящей корочкой мясо, - Для меня никто и никогда не делал столько, сколько вы… А, вы ведь в сущности посторонний человек… Я понятия не имею, получится ли у меня когда-нибудь отблагодарить…

Пообедав, они забрались в хорошо прогретое нутро вездехода и двинулись в путь. Тепло, уютно. В желудке ощущалась давно забытая, сытая тяжесть. Дарья с удовольствием подливала себе из термоса сладкий, крепкий кофе и глазела на густой, сумеречный лес.

– Вы без карты…, - произнесла она, - уже ездили к ним?

– Я хорошо знаю Тунгусску. Много раз ездил на рыбалку. Но нет, к шаманам я пока не обращался. И да. Я не женат.

– Что?

– Видел, как ты осматриваешь мое жилище не предмет женской руки, - Он кинул на нее озорной взгляд, но тут же снова посерьезнел, - Как-то не сложилось. Дело не в женщинах. Дело, наверное, во мне. Слишком ценю свое личное пространство и с трудом переношу чье бы то ни было общество. Это еще с юности пошло. Наверное, поэтому, отработав положенный срок, не сорвался прочь отсюда к огням большого города, хотя были такие возможности. Ну, а после того, как, благодаря тебе, я стал местным героем, то и карьера пошла в гору… Поэтому это скорее я тебя должен благодарить за в общем-то счастливо сложившуюся жизнь.

Они помолчали. Из динамиков негромко звучал старый, умиротворяющий джаз. В салоне пахло освежителем воздуха, кофе и кожей. Подсветка на приборной панели навевала что-то радостное, новогоднее. Вот бы еще Машка сейчас была с ними… Щебетала бы что-нибудь на заднем сидении…

– Скажи, - спросил он вдруг, разгоняя ее мысли, - Чего ты от них ждешь?

– Та женщина сказала, что они укажут, где Машка.

– И ты на самом деле веришь в это?

– Мне нужно во что-то верить. Разве вы не понимаете?