Маг 10
Шрифт:
Похоже, что тайна моего появления пока не разошлась даже по Кремлю. Профессура тоже ничего про меня не знает, только видела меня несколько раз и оценивала результаты моего вмешательства.
В этот раз проинструктированная заранее секретарем охрана не сажает меня на обычный стул, а сразу подводит к Сталину, сидящему на банкетке, отставив одну ногу вперед.
Буденный и Ворошилов тоже подаются ко мне, как бы прикрывая своего Вождя от меня. Наверняка, у них и оружие наградное при себе имеется сейчас, чтобы сразу же прекратить мое покушение на самого товарища Сталина.
— Ну, этого
Подошедший парадным шагом офицер выдал мне оба камня по очереди, не зная, естественно, какой из них мне потребуется сейчас. Я забираю один, второй отдаю обратно.
Потом я спросил у пациента:
— Что будем лечить, товарищ Сталин?
— А попробуй, товарищ Автанадзе, вот это мое колено поправить.
Под внешне небрежным тоном Вождя скрывается нетерпеливое ожидание чуда, как я чувствую определенно. Боль в суставах давно уже отравляет ему жизнь, поэтому он постоянно прохаживается во время совещаний.
Так, суставы, значит, Вождя беспокоят больше всего и особенно в правом колене, выставленном навстречу ко мне.
Я показываю на один из стульев сотруднику при ларце, он приносит его и подставляет так, чтобы мне было удобно держать руку с камнем над больным коленом Вождя. Я пока сажусь и характерным жестом растираю ладони перед сеансом.
Торопиться я не собираюсь, моя необходимая незаменимость должна повышаться с каждым сеансом, поэтому протягиваю руку с камнем для внутренних повреждений и держу его около колена будущего Генералиссимуса пять минут.
Напрягаю все мышцы, в лице и теле, чтобы показать степень своего старания, непростое это дело так держать себя несколько минут. Будто выдавливаю что-то такое из себя с огромным трудом.
Потом откидываюсь с видом вымотавшегося человека и опускаю руку с камнем вниз. У меня его тут же перехватывает его специально поставленный человек и убирает в ларец.
Зато, оба добровольных свидетеля в военной форме с большими звездами на петлицах смотрят на мои потуги с понятным недоверием настоящих людей революции, обильно проливавших кровь за нее на фронтах гражданской войны. Которые не верят ни в бога, ни в черта и особенно во всякую жизненную энергию.
Но, очень даже верят в интуицию и правильность решение товарища Сталина.
Однако, сам товарищ Сталин уже, кажется, что-то успел понять. Ноющая боль в колене прекратилась совсем, это он уже наглядно чувствует, трогает само колено, вытягивает и сгибает ногу снова и снова. Потом встает, толкаясь рукой от банкетки, прохаживается к окну и обратно в сторону стола.
— Иосиф, что ты? — обращается к нему Ворошилов, однако, Сталин не обращает внимания на его слова, а все пытается прочувствовать свое давно больное колено, которое простудил еще в Нерчинске в пятнадцатом году.
Потом Вождь подходит ко мне, продолжающему сидеть с расслабленным от прошедшего напряжения видом на стуле.
Охранники продолжают сопеть мне в ухо, однако, сразу же оказываются отправлены подальше от меня жестом руки.
— Виктор Степанович, дорогой! Я его не чувствую совсем! Ты что сделал? Меня эта боль уже двадцать лет мучает, еще со ссылки, — негромко говорит он мне.
Я пытаюсь встать, однако, мне разрешают
сидеть, Сталин садится сам напротив меня и, склонив ко мне голову, жадно спрашивает:— Так что, ты меня совсем вылечил? Этой своей энергией?
— Нет, товарищ Сталин. И энергии у меня столько нет, и чтобы сустав полностью поправить, нужно раз пять так пройтись.
— Что тебе нужно для этой самой энергии, чтобы ты ее быстрее набирал? — следующий закономерный вопрос.
— Да уже в общем-то мне почти все предоставили. Осталось немного еще получить по списку.
Не думаю, что мои требования дошли до Вождя, поэтому жду его реакции. Думаю, что мои запросы лучше решать с кем-то из его подчиненных, а никак не с Вождем обговаривать, какая именно баба мне требуется в постели.
— Мне доложили про твои пожелания, однако, в подробности я не вникал. Что там у тебя?
— Так, товарищ Сталин, — нерешительно говорю я, — Стоит ли мне ваше время и внимание отвлекать на такие мелочи?
— Ничего, отвлекай. Так что, можешь второе колено поправить сейчас? — жадно спрашивает хозяин Страны Советов, перескочив на самую волнующую его тему.
— Сейчас — точно нет. Завтра смогу чуть набраться силы, но, возможно, улучшение не получится заметить так явно, — виноватым голосом сообщаю я, — Дня два, а лучше три ее набирать положено, чтобы заметное улучшение произошло. Чем больше времени пройдет — тем лучше, товарищ Сталин.
Повеселевший Вождь поднялся на ноги, посмотрел на своих наркомов, маршалов и командармов гражданской войны, что-то прикинул, но, не стал проводить совещание по поводу моей информации.
Похоже, что и сам не готов, позабыл мои предостережения по поводу страшно тяжелой войны впереди.
Да и не до того ему сейчас, случившееся лично с ним чудо исцеления требует времени все осмыслить и продумать.
Однако, я теперь точно — самый главный для Вождя человек!
— Иди, Виктор Степанович! Я распоряжусь!
Понявшие в один момент изменение настроения начальства охранники бережно развернули меня и повели на выход из кабинета, даже придерживая за руки.
Сразу же отвезли в квартиру и даже помогли поднять на третий этаж по широкой лестнице.
Стеша меня радостно встречает, я тоже ей устало улыбаюсь и заваливаюсь в кровать.
Нужно соответствовать легенде, что я потерял все силы и не способен на всякие амурные подвиги, вот как я выложился. Начну радостно прыгать по квартире и ее теребенькать, завтра же будет доложено, что я просто притворяюсь уставшим целителем. А это уже явно антисоветская деятельность корячится, если я могу больше.
Нет уж, теперь как сеанс лечения, так оставшийся вечер провожу обязательно в кровати. Благо они по вечерам и ночам будут проходить. Ну, я так надеюсь на стабильность образа жизни Вождя.
Зато с утра знакомый комиссар госбезопасности уже звонится в квартиру. В руках у него старый список моих пожеланий и он даже оправдывается, что все передал наверх, а ответа не получил.
Похоже, что с утра ему поставили на вид недоработки в моих хотелках и приказали все выполнить теперь уже как являющиеся вопросом государственной важности. И подлежащие первоочередному исполнению.