Маг 12

Поддержку в суде император мне обещает, пока он еще может гарантировать такое дело.

Ну и отлично, я пока отправляю требования в редакцию газет и лично хозяевам печатных изданий, чтобы сняли порочащие меня материалы, извинились официально и выплатили мне моральную компенсацию в миллион рублей.

Эти мои требования газеты публикуют, понятное дело, сразу же при этом продолжая дальше поносить мои славные имя и фамилию на своих страницах. Но, невозможная сейчас сумма в миллион рублей интригует всех читателей, теперь, наверно, не найдется в России ни одной читающей личности, которая не знакома с такой нашей перепиской.

Сумма непомерная, конечно, на самом деле заявлена только для привлечения внимания, вот, мол, насколько я дорожу своей честью и достоинством.

Поэтому на следующий день после публикаций отправляю письма с нарочным в редакции провинившихся сплетниц, что приду просить извинений и наказывать неисправимых сплетников своей тростью. И еще время указываю конкретное, двадцать пятое марта, в три часа пополудни в одной редакции обещаюсь побывать и в четыре часа в другой.

Газеты эти послания снова публикуют первым делом на следующий день, надеясь, что я слишком много на себя беру.

И собираясь поглумиться надо мной как следует, когда я приду требовать извинений как частное лицо и окажусь спущенным с лестницы.

Уж пара крепких наборщиков или грузчиков в редакции найдется, чтобы я не мешал никому работать.

Наверняка, куча фотографов будет наблюдать за этим веселым моментом. Что мне на пользу однозначно, раз уж я так буром попер, привлекая к себе внимание прогрессивной общественности.

В назначенное время с парой своих сотрудников и нарядом полиции на всякий случай, одетый скромно, но, с большим вкусом, я поднялся по ступенькам в помещение, где находится первая редакция. Случилось это на Обводном канале, фотографов еще не так много вокруг собралось, всего-то пяток профессионалов с большими ящиками ждут интересного кадра. Как меня под руки выводят из помещения и отправляют полетать.

Спросил, где мне найти журналиста Цимлянского и был сразу же препровожден в комнату, где меня уже ждут.

— Вы же журналист Цимлянский? Ефим Абрамович? — спросил я взрослого дядьку типичной внешности с наглым и как-то изначально подлым лицом.

Рядом с ним с двух сторон его прикрывают двое коренастых мужиков босяцкого вида. Похоже, что просто на улице редакция таких защитников чести и достоинства журналюги нашла, сильно не заморачиваясь с благообразным видом защитников свободной прессы.

— Да, это я! Что вы имеете мне сказать? — смело гаркнул Цимлянский, привлекая внимание остальной редакции, а крепыши немного приблизились ко мне, оттесняя от него подальше.

— Предлагаю вам извиниться передо мной, полковником госбезопасности Сергеем Ржевским, и написать покаянное опровержение своих лживых слов в завтрашнем номере! — так же громко ответил я.

Босяки немного притихли, услышав про полковника, но, Цимлянский не стал себя сдерживать в такой напряженный момент и послал меня подальше:

— Не бойтесь его! Он тут как обычный проситель, а не как полковник! — приободрил своих защитников и еще раз громко ответил циничным отказом на мое абсолютно справедливое требование.

Ну, вроде все я сделал, что положено по правилам приличия, осталось только вызвать обидчика моего на дуэль на пистолетах и решить пролитой кровью наш затянувшийся спор. Однако, он откажется наверняка, как человек без какой-то чести и я останусь тогда оскорбленным в своих лучших чувствах.

Поэтому оскорбленным и обиженным придется остаться ему самому, Ефиму Цимлянскому! Тогда уж пусть сам меня вызывает куда хочет! Потому что сейчас произойдет немедленное оскорбление действием его фигуры!

Я протянул медленно вперед руки, зажав в одной свою трость, провоцируя защитников журналюги. Босяки тут же вцепились в них по команде журналиста. Вцепились крепко и понятно, что нормальному человеку из захвата не вырваться и, значит, с журналюгой не поквитаться сейчас за все обиды.

За моей спиной уже набрался народ в коридоре, предвкушают, как я уйду не солоно хлебавши из редакции газеты «Копейка» и утершись на прощание своей обидой с претензиями.

Это было бы возможно, будь я другим человеком, а так — все напрасные надежды.

Упершихся крепышей я одним рывком бросил друг на друга, они удачно встретили голову встречного индивида каждый своей башкой и повалились на пол редакции, потеряв сознание на несколько минут.

Я перешагнул через разлегшиеся тела, прихватил за воротник с галстуком гражданина Цимлянского и манерно отвесил ему пару пощечин обратной стороной кисти. Манерно, но, Ефиму Абрамовичу так совсем не показалось, глаза у него закатились, а ноги тут же подкосились.

Сзади раздались негодующие крики работников редакции, но, я повернулся лицом к коридору, перевалил обмякшее тело на чей-то заваленный бумагами стол. Потом одной рукой задрал ему полы пиджака на спину и врезал тростью с большой силой по пухлой заднице. Врезал именно, как я могу, почти не сдерживая руку.

Ефим мгновенно пришел в сознание и дико взвыл от страшной боли, забился под моей крепкой рукой. Сотрудники оцепенели на месте, глядя на такое оскорбление действием и не собираясь подставляться сами под мою трость. Я успел еще три раза протянуть по нежным филейчикам продажного журналюгу. Шрамы от таких побоев останутся там навсегда, служа справедливым упреком охамевшему работнику пера.

Он дико визжал первые два раза, а на третий уже потерял сознание, ведь бью я с серьезной силой и очень злым лицом. Поэтому остальные сотрудники только тянут руки в сторону наказуемого, но, сами под мою трость попадать не хотят.

Потом я оставил его валяться на столе, подтянув за шиворот подальше, манерным жестом снял и бросил лайковые перчатки на тело Цимлянского и вышел из кабинета, перешагнув через босяков, которые еще только начинают в себя приходить.

Больше мне препятствий никто не делал и вскоре я оказался на улице, где меня ждет таксомотор с сотрудниками и полиция в пролетке, чтобы дальше сопровождать меня. Служебную машину брать я не стал, так как к моей службе поездка как бы отношения не имеет. Просто личное дело с выставлением претензий по поводу явного оскорбления.

— Господин полковник, журналист Цимлянский жив? — на всякий случай спросил меня один из полиции, который старший урядник.

— Потерял сознание от стыда и осознания своей лжи. Скоро придет в себя, только, боюсь, что долго сидеть не сможет, — коротко бросил я и мы тронулись дальше.

Как не кричали и не звали полицию в окна работники редакции, ведь, это не их участок работы, чтобы протоколировать побои.

Теперь мы едем в более центральную часть столицы, где на Крюковом канале расположена следующая редакция газеты с претенциозным названием «Новое дело».