Маг для бастарда

Нестерпимое сожаление о потерянной способности вызвало в памяти привычный жест, и мне показалось, что в голове словно чтото сдвинулось.

И вдруг я услышал эмоции Мэлин так же отчетливо, как бывало обычно, когда я снимал шапочку. И в этих эмоциях было намешано столько всего – усталости, облегчения, радости, обиды, тревоги… Бедная девочка, как она еще держится?

– Это неправда, – пришлось признаться мне, – я тогда нарочно так сказал. Иначе тебя нельзя было заставить поесть как следует. Ты выглядела очень бледной и замученной, а поступала наперекор всем замечаниям.

Ее эмоции пронизало недоверие, и бастарда уставилась на меня очень подозрительно. Но потом чтото рассмотрела, вспыхнула неожиданным счастьем и, решительно отставив мисочку, потянулась к мясу.

А я спешно вернул на место невидимую теперь защиту и устремил все помыслы на индюшатину, решив пореже проверять эмоции воспитанницы и не добавлять себе проблем. Их у меня и так столько, что хватит на пятерых.

Глава 12

Выехав на тропу и осмотревшись, я первым делом вызвал в памяти карту и наметил место следующей стоянки, решив устраивать небольшие привалы каждые два часа. А потом пустил вперед поисковичок, настроил сторожки и поехал впереди отряда, бдительно оглядывая горы, ложки, ущелья и кусты. В этих диких местах могли встретиться любые известные и неизвестные неприятности. После разлома направленная на юг волна пронеслась по огромному континенту, как сель, изменяя живых существ и растения.

Слежение за дорогой, поисковичком и окрестностями занимало почти все мое время, но не думать о происшедших со мной изменениях я не мог. Пока мы обедали, мне пришла в голову здравая мысль, что невыгодно носить иллюзию на всем теле, и пока Мэлин с Гаником собирали вещи, я отправился в избушку и оделся. Порадовавшись, что Сагон заставил меня забрать мантии, снятые гувернанткой и конюхом.

– Вы же понимаете, маглор Иридос, что без вас они не могут ехать в одеяниях магов? А вдруг ктото в обозе попросит исцелить или еще какуюнибудь услугу или будет нуждаться в лечении? Нам придется изворачиваться, а на лжецов попутчики смотрят очень подозрительно. Лжец и трус – это два самых нежеланных человека в обозе. Потом уже идет нытик, лентяй и жадина.

– Ладно, – коротко согласился я в тот момент с воином, признавая, что он прав, и жалея, что в крепости нельзя было общаться со стражниками никому, кроме коменданта.

Этот воин вызывал к себе расположение.

Вот потому я и ехал сейчас полностью одетым и в одной из запасных мантий, сохранив иллюзию лишь на лице и руках. И какойто долей разума неотступно возвращался к происшедшим со мной изменениям.

Хотя, что греха таить, меньше всего меня волновал сейчас мой внешний вид, хотя собственная внешность не может не вызывать интереса. Просто я отложил этот вопрос на потом как несвоевременный.

Больше всего сейчас меня волновала потеря кучи нужных вещей, начиная с шапочки и заканчивая дорожными сапогами. Уходя на двадцать лет с плато, свежеиспеченный маглор имеет право взять только самые необходимые вещи. Ничего, кроме самых простых профессиональных инструментов и одежды, – ни денег, ни еды, ни особых приспособлений. Заработать на жизнь нужно своими умениями. И потому мы так ценим все, что удалось взять из дома, внеся в список как необходимое.

И особым пунктом в списке потерянного мною стояли две вещи: именной медальон ковена и зачарованная от всех случайностей коробочка с накопителями, подаренная Ренгиусом. Кроме того, меня очень волновал вопрос, куда делся запас магии, заключенный в накопителях. В себе я чувствовал полный резерв, и иногда даже мне казалось, что он возрос. Молния, поджарившая двух индюков, не принесла скольконибудь заметного ущерба. Но для того, чтобы проверить свои сомнения, мне необходимо было провести пару экспериментов, на которые сейчас совершенно не было времени.

Хотя… а что я теряю? Ведь могу коечто проверить и сидя на лошади!

Незаметно сняв иллюзию с левой руки, я украдкой вздохнул при виде красноватой сеточки и блеснувших сталью когтей и попытался вызвать в памяти кольца, еще три дня назад украшавшие два пальца из пяти. Первым можно было отпереть самые простые замки, вторым, более ценным, распознать несколько самых распространенных ядов и больше сотни стандартных снадобий. Я привык пользоваться ими почти не задумываясь, и лишь теперь начал сочувствовать людским травникам, узнающим зелья на цвет, запах и вкус.

Далеко не сразу и с невероятными усилиями мне удалось пробудить в пальцах ощущение металла. Если носишь кольца постоянно, перестаешь их замечать. И когда очень медленно и неохотно сквозь кожу проступили темные силуэты, сердце кольнула острая тревога. Они были почти вдвое шире, чем раньше, и не имели четких границ, а расплывались, как тающее масло. И, на мой взгляд, означать это могло только одно – процесс преобразования все еще шел, и остановить его было не в моих силах. И это значило, что я больше никогда не увижу ни подаренного мне учителем пояса, ни выданного отцом простого, но очень удобного кинжала, ни мелких вещичек вроде пинцета, иглы и тому подобного.

И что мне нужно немедленно бросить все силы на спасение хотя бы амулета. Он зачарован лучшими магистрами ковена и, по идее, не подвластен никакой магии.

– Привал! – приостановив коня, сообщил я, едва заметил неширокую расщелину, единственный островок яркой зелени среди окружающих нас серых скал.

В этих местах тропа вьется по пустынным, изредка поросшим чахлой травкой склонам, а подобные местечки настолько редки, что грех не воспользоваться.

Соскочив с коня, я первым делом развернул защитный круг и направился в сторону угловатых камней, намереваясь скрыться за ними от спутников. Подвергать психику Ганика видом ненавистной ему бронзовой кожи было жестоко. За Мэлин я не особо волновался, девчонка сразу чтото заподозрила, и к тому же она ведьмочка. Хоть и слабая и неумелая, но все же не простая селянка.

Защитный круг наткнулся на чтото подозрительное, и мне пришлось резко сменить направление. Тревожный сигнал шел от густых зарослей карликовой горной облепихи, и я на несколько секунд застыл перед ними в размышлении, каким именно образом достать незнакомое существо из куста. О том, что это именно живое существо, говорил поисковичок, о том, что полуразумное – мой дар эмпата. Сдвинуть невидимую шапочку во второй раз получилось намного проще.

– Не хочется жечь такие милые кустики, – сообщил я сам себе задумчиво, – наверное, на них кормится осенью много птичек. Да и обжечь никого не хочется… Не люблю обижать тех, кто мне не сделал зла.

– Ты с кем разговариваешь? – Мэлин упорно настаивала на равноправии во время похода, но я пока еще не решил, нужно ли мне такое фамильярничание.

– С тем, кто сидит в кустах, – не стал я читать воспитаннице нотаций при посторонних, – он думает, что я постою и уйду, а того не знает, что это не в моем характере.

– Это точно, ты жутко настырный. – В голосе девчонки сквозь насмешку прозвучала еле уловимая грусть, но я предпочел ее не услышать.

А она присела, сорвала какуюто травинку, свернула колечком, чтото шепнула и бросила в кусты.

– Не балуй, ведьма, – ворчливо пробурчал тоненький голосок, и изпод корней выкатилась крупная ежиха.

Если не смотреть внутренним зрением – совершенно обычная. А на самом деле мелкая нечисть под иллюзией.

– Ну и что вам нужно?

– Скажи, как часто по этой дороге ездят путники и не было ли подозрительных?

– Редко. Все, – коротко ответила она и полезла под куст.

Я уже руку поднял, схватить грубиянку воздушной петлей и вернуть назад, но Мэлин перехватила инициативу.