Маг и кошка

Мэт вдруг почувствовал себя виноватым.

— Вряд ли мужчины слишком часто попадают в ваше царство случайно.

— Да, такое бывает редко, — насмешливо скривившись, отвечала Адонитей. — Просто нам сильно не повезло, что за неделю попалось двое таких.

— Двое? — переспросил Мэт, но тут же вспомнил о недавнем разговоре. — Ах да — ты говоришь о молодом человеке, который отказался от своего счастья.

— Как и ты, — сухо проговорила Адонитей.

— Пожалуй, что так, — смущенно ответил Мэт. — Мне очень жаль, что я вас так разочаровал.

— Да уж, обманщик, — сверкнула глазами Адонитей. — Что ж, странник, возвращайся к своей жене и передай ей наши поздравления, ибо ей достался не супруг, а бриллиант чистой воды. Мало кому удается отказаться от услад, предлагаемых обитательницами Великой Феминии. Не сомневайся: ни одной из нас, пожелавшей родить младенца и доказавшей свое право на это, не пришлось долго ждать возможности зачать. — Она обвела взглядом своих сестер, каждая из которых напоминала сейчас грозовую тучу. — Но похоже, этим придется еще некоторое время подождать. — Она снова обратилась к Мэту: — Ступай своей дорогой, и если тебе придется идти по нашей стране хоть целый месяц, ничего не бойся. Никто не тронет тебя, ибо мы должны вознаграждать по заслугам тех мужчин, которые знают, как хранить верность.

Балкис шла рядом с Антонием. Она смущенно молчала и старательно гасила раскаленные угольки гнева. Не так уж сильно она злилась, конечно, — да и злилась только потому, что Антоний, молча шагавший рядом с ней, все еще выглядел как пришибленный — смотрел перед собой и словно ничего не видел. Балкис догадывалась, какое безумное искушение ему довелось испытать, как, наверное, его телу хотелось поддаться этому искушению!

Но еще она думала о том, какой силой воли надо обладать, чтобы отказаться.

Конечно, если воительницы сказали правду и если Антоний прежде никогда не возлежал на ложе с женщиной, то отказаться он мог из страха перед неизведанным. Да, да, конечно, только из страха он не уступил изголодавшимся по любовным утехам женщинам-воительницам — так думала Балкис. Уж наверняка не настолько глубока была в его сердце любовь к ней, чтобы только из-за этого чувства он отказался от услад.

Так она шла и пыталась справиться со злостью, и всеми силами гнала от себя воспоминания о том, что ей говорили воительницы, — о том, что Антоний по уши влюблен в нее — настолько влюблен, что не в силах был совершить ничего такого, что причинило бы ей боль.

Вернее — причинило бы ей боль, если бы и она была влюблена в него. Но ведь она не давала ему повода думать так! Наверняка не давала! Он был всего-навсего неотесанным деревенским парнем, если на то пошло, непросвещенным и наивным простаком. Вот придут они в Марканду — и там он совсем растеряется, когда окажется посреди хитросплетения улиц большого города, когда столкнется с интригами при дворе пресвитера Иоанна!

Однако Балкис была вынуждена признать, что здесь, в далеких странах, Антоний ориентировался лучше ее и вовсе не уступал ей в сообразительности. Да, она имела опыт дальних странствий, но и Антоний был не новичком в путешествиях по пустыне, он кое-что знал о тех местах, что им предстояло посетить, из разговоров с караванщиками. К тому же он был довольно хорош собой. Эта мысль пришла к Балкис сама собой. В самом деле, ей не нужно было долго вспоминать то странное тепло, что разгорелось в ее груди, когда он впервые увидела Антония, то, как часто тогда забилось ее сердце. Намного труднее ей было забыть об этом чувстве, потому что оно было ей слишком знакомо и напоминало то, что она переживала в обличье кошки в пору течки. Увы, стоило ей взглянуть на Антония — и это чувство вновь овладевало ею. Одного воспоминания о первой встрече было достаточно для того, чтобы сердце девушки забилось чаще.

Балкис решительно отбросила эти мысли, заставила себя разозлиться. Да как он вообще мог смотреть на другую женщину с желанием! Как он смел созерцать обнаженное женское тело! Да, да, у него не было иного выбора — но все равно! Пусть он отказался от утех, но все же…

Конечно, на нее в этом смысле он и надеяться не мог, но разве дело в этом? Если он был в нее влюблен, то любая Другая женщина должна была бы оставить его совершенно равнодушным.

Так ли?

Но тут Балкис пришли на память настоящие кошки в состоянии течки — то, как они были готовы спариться с любым котом. Она не могла избавиться от подозрения, что некоторые женщины могли вести себя точно так же и что только любовь к мужьям удерживала их от такого поведения.

И все же, несмотря на злость, Балкис все больше и больше поддавалась сомнениям. А сомнения эти проистекали из уверенности в том, что женщины-воительницы лучше ее поняли Антония — поняли, что он влюблен в нее, влюблен глубоко и страстно. Мало того: как ни старалась Балкис уверить себя в обратном, она все сильнее убеждалась в том, что и сама питает к Антонию более серьезные чувства, нежели хочет. Чем можно было ответить на эти сомнения — конечно, злостью.

Балкис сердито покачала головой и попыталась выбросить из головы все мысли, что мучили ее. Тут-то она и увидела впереди реку.

— Антоний, посмотри! — воскликнула она. — Это наверняка граница! Перейдем реку — и покинем это царство ведьм! Нам не придется пересекать всю страну!

— Перейдем? — Взгляд Антония наконец стал более или менее осмысленным. — Реку? — Он окинул взглядом широкую полосу серо-зеленой воды. Наконец то, что сказала Балкис, дошло до него. Он встряхнулся. — Граница…

Он обернулся и посмотрел на девушку. В конце концов он избавился от транса. Балкис была готова поклясться, что слышит, как включился в работу мозг ее спутника, и постаралась мысленно убедить себя в том, что столь целительно на Антония подействовало не то, что он видит ее, а мысль о том, что они могут покинуть Великую Феминию, прошагав по ней всего один день, а не сорок два.

— Точно! Мы уйдем из этой страны! Прекрасная мысль! — воскликнул Антоний и решительно зашагал к реке.

Потом он долго молча ходил по берегу, поглядывал на быстрый поток и хмурился — о чем-то сосредоточенно размышлял. Балкис начала нервничать и наконец не выдержала.

— О чем ты думаешь? — спросила она.

— О судьбе того бедолаги, которого мы встретили на дороге, — признался Антоний. — Как ему не повезло, что у него не было такой мечты, как у меня. Мечта спасла бы его.

Балкис чуть было не поинтересовалась, что это за мечта, но в последнее мгновение прикусила язык, испугавшись того, что в ответе будет упомянута она. Она задала спутнику другой вопрос:

— И еще ты, наверное, думаешь, что и тебя могла ожидать такая же страшная судьба?

— О нет, этого бы ни за что не случилось, — с непоколебимой уверенностью ответил Антоний.

Это успокоило Балкис, и она проговорила немного резко:

— Почему же? Ты так уверен, что не потерял бы счет дням?

— Нет, — покачал головой Антоний. — Я уверен в другом: я бы и не начал их считать. — Он умолк, задумался. — Конечно, я не догадывался о том, какая кара может ожидать меня за отказ, но оказалось, что это не кара, а награда. Так что все к лучшему.

Балкис смотрела на него, не мигая, потрясенная тем, с какой легкостью он произнес эти слова. Скорее всего в то время Антоний и не помышлял ни о наказании, ни о награде. Что же заставило его столь решительно отказаться, если он даже не подумал о последствиях?

Она решила, что не желает знать ответ, и требовательно вопросила:

— Что ты ищешь?

— Мост или брод, — ответил Антоний. — Нашел!

Балкис посмотрела туда, куда показывал юноша, и увидела место, где дно реки подступало к самой поверхности по всей ее ширине.