Маг-искуситель (CИ)

— Это не правда, — чуть ли не плакала Силимэри, — он обещал, что больше не будет.

— И ты поверила? Элеонора вертихвостка, каких свет не видывал. Она любого окрутит и глазом не моргнет. И твой муженек у нее не один такой горячо любимый и щедрый на подарки. Она далеко не дура и умеет вертеть эльфами как захочет, а они как дураки млеют от ее красоты и иностранного шарма. Я презираю таких как она. Разлучница проклятая.

В один миг все вокруг позеленело, и Силимэри едва не упала от потери чувств. Ее подхватили, и Атанварниэ подняла тревогу, срочно вызвав доктора Фабиоре. Все вертелось, расплывалось, чьи-то руки заставили ее взять в рот горсть таблеток, поднесли стакан воды и наклонили его. В этот момент в мозгу Силимэри созрел план побега. Она жадно выпила всю воду и сделала вид, что с трудом проглотила лекарства.

Как только ее оставили одну в палате, она выплюнула таблетки в ладонь и спрятала под подушку. Во рту горчило. Сплевывая со слюной частички растворившихся таблеток, Силимэри вытерла рот и подошла к окну.

Раскрыть его и раскурочить решетку было не так то и просто, но с этим заданием она справилась и спустилась в тенистый сад по плетеному канату их постельного белья. Сама в белой пижаме она побежала к высокому забору и, вскарабкавшись на него, отчаянно побежала, куда глаза глядят.

— Набережная, тринадцать, — сердце Силимэри колотилось от охватившего ее страха.

За резным заборчиком, оплетенным лозами винограда, мелькнули две фигуры. Силимэри вошла через калитку в тенистый сад.

— Элеонора, я не хочу тебя ни с кем делить, — стоящий спиной рыжеволосый эльф, тряс красивую женщину в длинном красном платье, расшитом белыми кружевами и рюшками на груди и рукавах.

— Уходи, я прошу тебя, — просила она его, опуская взгляд.

— Нет, я не уйду, — не соглашался эльф, — так больше не может продолжаться. Выбирай: я или он.

— Не смей ставить меня перед выбором, — вспыхнула Элеонора. — Я не люблю этого, ты ведь знаешь. Чего ты кипятишься? Волоинс, милый, меня ведь хватит на вас двоих.

— Шлюха, — он ударил ее по щеке и повалил на землю. — Не бывать этому никогда, слышишь? Ты будешь или только моя, или ничья, — его руки сомкнулись на тонкой шее. — Ну, что же ты молчишь? Давай, клянись, что будешь только моя, или я придушу тебя прямо здесь и прямо сейчас.

Силимэри в замешательстве застыла, выглядывая из-за широкого ствола яблони. Ее разум опять помутился. Из соседнего двора доносились детские крики, а она стояла, как вкопанная, и смотрела, как Волоинс, тот, любовь к которому переходила из весны в весну, убивал на ее глазах свою любовницу.

Элеонора не могла произнести и слова. Ее руки сначала отталкивали Волоинса, а спустя некоторое время безжизненно упали.

Волоинс, осознав, что натворил, встал с измученным выражением лица и выставил перед собой руки, широко расставляя дрожащие пальцы.

— Видят, святые эльфы, я не хотел тебя убивать, — раскаялся он и бегом скрылся с места преступления.

Силимэри, как зачарованная, медленно подошла с лежащей на земле красивой женщине, всматриваясь в ее необыкновенные черты. Она присела рядом и погладила ее по щеке, затем закрыла ее стеклянные глаза, и в этот момент за соседским забором возникла другая женская фигура. На нее встревожено смотрела Ваминея Абернелио.

Со стороны калитки донесся звук остановившихся колес и фырканье единорогов, но Силимэри будто пригвоздило к телу Элеоноры.

— Это не я, — кричала она немым голосом, — это не я.

Объятия Иглесиаса вывели Силимэри из кошмарного сна.

— Драга моја, шта није у реду? (Милая моя, что с тобой?)

— Что? — переспросила Силимэри, не понимая вопроса, но, собравшись с мыслями, ответила. — Я вспомнила, как это было: это не я задушила Элеонору Арранитри. Моя совесть чиста.

Эпилог

В Империи Эльфов наступила осень. Сарнатаурон — город моряков, готовился к зимней спячке: разноцветные клумбы отдавали эльфам последние яркие краски, напоминающие о солнечном лете.

Силимэри в свободном зеленом платье из плотной теплой ткани наклонилась над кустом радужных роз с садовыми ножницами и, обрезав последний сухой черенок, бросила его в кучу отживших цветов. Ее глаз порадовала пестрая клумба в осенних цветах, назло холодным ветрам цветущим пышными вьющимися кустами-шапками. Силимэри заботилась о том, чтобы ее новый сад в новом доме как можно дольше оставался цветущим и красивым.

На тротуарной дорожке под развесистым кленом, роняющим медные листья, появилась улыбающаяся Венисуэль. На ней было длинное оливковое платье с рукавом и строгим воротничком, белый фартук и теплый пуховой платок на плечах. — Госпожа Силимэри, господин Иглесиас уже вернулся из порта: он повел Дотриэля в стойло, а Луизия уже приготовила ванильные пирожные, как вы и просили, со взбитыми сливками.

— Это хорошо, Венисуэль, — Силимэри выпрямилась и погладила себя по круглому животу. — Малыши просят сладенького! — Она еще раз окинула взглядом клумбу. — Я разыщу Иглесиаса, а ты, пожалуйста, прибери эту кучу сухих цветов, — она указала на обрезанные стебли и радостно побежала искать мужа.

— Милый, — звала она его, приближаясь к конюшне.

— Милая, я здесь, — ответил Иглесиас на чистом эльфийском.

Она пошла на голос. У деревянной перегородки стоял ее возлюбленный. В черном коротком сюртуке, черных штанах, высоких кожаных сапогах. Он по-прежнему носил длинные волосы и заплетал их в хвост на затылке. На нем была белая рубаха. Верхние пуговицы расстегнуты, и золотая стрекоза в красном янтаре привлекала внимание к его сильной груди.

— Ты кормишь единорогов? — Силимэри положила руки ему на плечи и прильнула в объятия.

— Прощаюсь с ними. Я говорил с Уилбером: наш корабль прибудет завтра утром, — он нежно поцеловал ее в губы и приложил руку к животу, — наши двойняшки родятся в моем городе, и это случится совсем скоро.

— Но в апреле мы приедем сюда! Ты обещал!

— Любое твое желание — для меня закон!

На груди Силимэри тоже блеснула золотая стрекоза в красном янтаре.

— Я люблю тебя, мой волшебник, и буду любить до последнего вздоха.