Маг-крестоносец
Шрифт:
— Их нет, но мы позаботились о том, чтобы сохранить знания об их искусстве ради того, чтобы не дать им снова обрести владычество, — мрачно проговорил дастур.
Мэт медленно поднял голову:
— А именно к этому стремится Арьясп!
Дастур кивнул:
— Я готов обучить тебя.
Мэт пробыл у дастура две недели. Все это время он изучал самые главные заклинания и основы магии. Он пришел к такому выводу, что зороастрийская магия основана на астрологии, предсказании будущего. Мэт был поражен тем, насколько точны оказались маги в своих предсказаниях. Правда, наблюдения за звездами они сопровождали тайными стихами на древнем замысловатом языке. Однако при том, что переводческое заклинание
Почему-то он полагал, что парсы в его родном мире понятия не имели ни о какой магии. Напротив — скорее всего они избегали ее как чумы. Но ведь они не жили в мире, где действие магии было настолько очевидным.
Со временем Мэт выяснил, что на самом деле жрецы не предсказывали будущее — они видели, если можно так выразиться, очень много различных «будущих» — от кошмарного до на редкость удачного, а также те цепочки событий, вследствие которых то или иное будущее могло осуществиться.
— А вы можете предсказать судьбу отдельного человека? — поинтересовался Мэт, зачарованный панорамой небес, раскинувшихся над вершиной холма неподалеку от деревушки.
— Всего лишь приблизительно, — признался старик жрец. — Мы способны предсказать только самые главные события — рождения, женитьбы, смерти. Мы можем подсказать, как себя вести, чтобы добиться процветания, и предупредить относительно поведения, которое может привести к краху всей жизни.
Мэт нахмурился.
— Однако все это вы можете предсказать и для всего своего народа, и даже для всего мира.
— Именно так, — подтвердил жрец. — Но когда речь идет о целых народах, то их судьба складывается из судеб отдельных людей. А судьбу отдельного человека нам трудно предсказать настолько точно.
— Потому что конкретный «он» и конкретная «она» являются неотъемлемыми деталями общей картины, — заключил Мэт.
Но как только перед жрецами представал весь спектр вероятностей, они могли увидеть и те последовательности событий, которые бы привели к той или иной из них, а затем могли складывать стихи, с помощью которых Ахурамазда сумел бы успешнее бороться за то, чтобы эти события произошли.
— Потом все общины парсов включают эти молитвы в ежедневное богослужение, — объяснил старик. — И каждая молитва придает крупицу силы божеству Света.
Мэт понимал, что в его родном мире такое было бы невозможно. Он развил дальше мысль, высказанную жрецом:
— Тысячи этих крупиц энергии соединяются и накапливаются, и поскольку у Ангра Майнью нет общин, которые бы возносили молитвы в его честь, победителем в конце концов станет Ахурамазда.
— Однако, — заметил старик, — теперь такие почитатели у Ангра Майнью появились.
— Верно, — угрюмо кивнул Мэт. — Благодаря Арьяспу. — И тут его вдруг озарило. — Но если бы у Ангра Майнью не было жрецов и общин, откуда бы у него вообще взялась сила для борьбы с Ахурамаздой?
— Сил ему придают каждое злое слово, мысль, деяние, — ответил жрец.
— И соответственно, всякое доброе слово, мысль или деяние укрепляют Ахурамазду, — сделал вывод Мэт.
— Именно так, — лучисто улыбнулся старик. — Ты понял смысл нашего назначения на свете.
А Мэт подумал о том, какое число злых дел совершают и еще совершат орды варваров-завоевателей, и мысленно содрогнулся.
Мэт постиг правила парсийского стихосложения, научился тому, как сложить стихотворение, за счет которого Ахурамазда обрел бы силы для боя в каждом конкретном случае. Жрец-старик радовался его успехам. Правда, его забавляло постоянное присутствие на уроках еще одной «ученицы».
— Твоя кошка, — сказал он как-то раз, смеясь, — не меньше тебя интересуется нашими занятиями.
— Просто она очень терпелива, — ответил Мэт. Наконец две недели истекли,
и за это время дастур научил Мэта всему, чему только мог. Он очень сокрушался из-за того, что Мэт не может остаться подольше и поучиться еще, но понимал, что тому нужно идти на север, дабы уяснить, какова «ахиллесова пята» Орды, если она у нее имелась. Жители деревни закатили в честь Мэта прощальный пир, а на следующее утро все вышли проводить его.Когда хижины исчезли за горизонтом, Балкис, занявшая обычное место на плече Мэта, спросила:
— Они грустили или были рады, что мы уходим?
— Их сердца — с нами, — ответил Мэт и тут же сменил тему:
— Если тебе придет в голову поколдовать на зороастрийский манер, не вдавайся в сложности! Пробуй только самые простые заклинания. Я не хочу, чтобы ты, скажем, разлетелась на клочки, произнеся сложное заклинание и не зная обратного пути.
— Совсем ты мне не доверяешь, — обиженно фыркнула кошка. — Даже я успела убедиться в том, что эти их заклинания ускоряют благоприятный ход событий независимо от того, к кому обращены — к Ахурамазде или христианскому Богу.
— Лучше бы так оно и было, — вздохнул Мэт. — В противном случае нам бы от них никакого толка не было.
Вообще-то Мэт был уверен в том, что высшее существо для всех религий одно и то же и что это высшее существо должно слышать мольбы всех людей, на каком бы языке ни звучали эти мольбы и каковы бы ни были представления этих людей о бесконечности и безграничности возможностей высшего существа. Более того: чем дальше, тем больше Мэт убеждался в том, что в этом мире волшебство, создаваемое поэзией, было могущественней деяний любого высшего существа, к коему поэтические молитвы обращались. Символизм и направленность стихов были сильнее непосредственного вмешательства высших сил. Добрые намерения в этом мире приводили к положительным последствиям, а вот в родном мире Мэта такое случалось не всегда. Наверняка Источник Добра мог четко видеть намерения в сердцах людей и откликаться на те символы, в которых эти намерения выражались. При этом простейшие заклинания — к примеру, заклинания, предназначенные для того, чтобы разжечь огонь или вывести бородавку, похоже, были для здешнего высшего существа оскорбительны даже при том, что, по идее, Бог должен быть невыразимо терпелив и внимателен ко всяким мелочам. Мэт подозревал, что простейшие чудеса в этом мире, как и в его мире, происходят благодаря манипулированию законами природы. Но только в этом мире манипулирование законами природы осуществлялось с помощью стихов и песен, а не с помощью математики и экзотической аппаратуры. Мэт догадывался о том, что здесь вряд ли бы смогли работать компьютеры — вот только не знал, хорошо это или плохо.
Когда солнце приблизилось к зениту, Мэт с Балкис разыскали тень под гималайским кедром, уселись там и принялись за остатки прощального пиршества, которыми их нагрузили гостеприимные жители деревни.
— Вот еще одна выгода странствия в кошачьем обличье, — заметил Мэт. — Ешь намного меньше.
— Да, но вкус пищи ощущаешь настолько же остро, и переваривается еда столько же времени, сколько бы переваривалось ее большее количество в теле человека, — отозвалась Балкис и впилась зубками в кусок мяса, приправленный карри. Проглотив кусок, она добавила:
— Мне нравится здешняя кухня.
Мэт согласился с ней, но самые острые блюда ей все-таки предлагать не стал. И еще он был донельзя удивлен тем, что кошка способна мурлыкать во время еды.
После обеда Мэт улегся на землю, намереваясь вздремнуть. Балкис устроилась у него на животе. Но только Мэт успел закрыть глаза и погрузиться в дремоту, как кошка неожиданно взвизгнула и спрыгнула на землю.
— О-ох! — вздохнул Мэт и, успев рывком сесть, увидел прямо перед собой обезумевшие глаза незнакомца в набедренной повязке и тюрбане. Маньяк был вооружен дубинкой, коей намеревался врезать Мэту меж глаз.