Маг по случаю

Видимо, как и Лара, Сар’хак имеет возможность вселяться в людей, но, по причине пола, вселяется только в мужчин. Кроме того, в нашем мире он явно ограничен в возможностях и не может воздействовать на меня напрямую, поэтому действует через посредников. Его план с самолетом я уже понял. Сперва он влез в голову второму пилоту, и тот слегка подшаманил с радиовысотомером. Затем, ментально уничтожив реципиента, демон попытался внедриться в сознание КВС. Однако командир воздушного судна оказался крепким орешком и взять его полностью под контроль демону не удалось.

Собственно, поэтому у нас получилось вовремя узнать, в чем проблема, и проникнуть в кабину. Другое дело, что это всё равно ничего не дало. Посадить самолет я так и не смог, причем, дважды. Стоит ли наступать в третий раз на те же самые грабли? Не знаю, не знаю. Попытка, как говорится, не пытка. А ошибаться нельзя. Она у меня последняя…

Мысль, что я снова действую по шаблону, заставила задержаться в кресле ещё на минуту.

Лара сидела молча, уставившись в одну точку. Складывалось ощущение, что она просто смирилась с проигрышем и теперь пробовала представить, что будет с ней после победы Сар’хака. По её же словам, выходило, что ничего хорошего. Странно. Бросить бороться, когда схватка ещё не окончена…

Я неожиданно вспомнил, что она говорила, когда мы только узнали, что случилось с пилотами: «Я же не лётчик. И вылечить его не сумею. Был бы он женщиной, попробовала бы вселиться в неё…» А чуть погодя: «Ты в лабиринте. И если не найдешь выход, погибнешь».

Лабиринт. Почему лабиринт? Может быть, это иносказание? Может быть, это не просто выбор правильного алгоритма, как посадить самолет, а что-то более важное, основательное? Может быть, речь идёт о лабиринтах сознания?

Сознание… Что будет, если его изменить?..

Нет, не так… Что будет, если в него вселяется кто-то другой… здоровый и сильный… в больного… практически мёртвого…

Я резко повернулся к Ларисе.

– Помнишь, как на суде чёрный шар говорил, что во мне сохранились зачатки магии?

– Ну… да. Помню.

– Вселяться в другое тело – это тоже зачатки или это уровень выше?

– Вселиться в живого, в того, кто сопротивляется, достаточно сложно.

– А в мёртвого?

– В мёртвого можно, но – смысл? У мёртвого нет сознания, его мозг пуст, а тело управляется плохо .

– А если человек жив, но уже без сознания и практически умирает?

– В такого вселиться легче. Обычно так делают начинающие целители… Постой! – глаза у ведьмы расширились. – Ты хочешь… – она мотнула головой в сторону пилотской кабины, – вселиться в кого-то из них?

– Да. Хочу. Я собираюсь вселиться в сознание умирающего пилота и так или иначе заставить его посадить самолет. Поможешь?

– Да, но…

– Что но?

– Ты не умеешь.

– А ты научи?

– Как?!

– Не знаю, – пожал я плечами. – У вас же наверняка есть методики.

Лара ненадолго задумалась.

– Да. Методики есть. Только, боюсь, они тебе не понравятся.

– Плевать. Я не кисейная барышня. Понравится, не понравится, главное, чтобы работали.

Глаза ведьмы опасливо сузились:

– Ну, хорошо. Я тебя за язык не тянула. Сейчас ты получишь то, что заслуживаешь, за что я сама убила бы тебя без раздумий.

Ответить я не успел. Через секунду моя голова словно бы взорвалась от обрушившегося на неё яростного потока мыслей, воспоминаний, картинок…

Парк. Вечер. Мы с Ирой идём по дорожке. Горят фонари, шелестит ветер, шуршит под ногами листва. Я говорю, говорю, говорю. Она слушает, слушает, слушает. Слушает и постепенно оттаивает…

Мы стоим на балконе и смотрим вдаль. Светятся окна домов, колышутся кроны деревьев, в небе сверкают звезды, полная луна висит над землей, словно волшебный маяк. Ира стоит рядом. Я ощущаю её каждой клеточкой и чувствую себя абсолютно счастливым…

Я просыпаюсь, откидываю одеяло, встаю, собираю разбросанную по полу одежду. Ира прильнула к подушке и тискает её во сне, словно игрушечного медведя. Вздыхаю и, скрепя сердце, приступаю к сеансу «магического внушения». Теперь, когда Ира проснётся, она будет думать, что ничего не было, что всё это был только сон…

Ира сидит за столом и крутит в руках смартфон, все еще сомневаясь, звонить или нет. Потом всё же решается и набирает знакомый номер. Она звонит жениху, с которым поссорилась накануне…

Подъезд многоквартирного дома. Седьмой этаж. Напротив лифта, перед дверью в однушку стоит парень с букетом цветов. Его рука тянется к кнопке звонка, но вдруг останавливается на полпути. Выглянувшая в холл соседка – бабушка божий одуванчик – с заговорщицким видом манит парня к себе…

Соседская квартира. Ирин жених с потемневшим лицом рассматривает «шпионские» кадры, снятые бабушкиным видеодомофоном. Вот мы с Ирой поздним вечером заходим в её квартиру. Девушка на картинке радостно улыбается. Вот ранним утром я выхожу наружу. Удовлетворенный, довольный, насытившийся…

Квартира Иры. Её жених вне себя. Он что-то кричит ей в лицо, что-то обидное, злое. Потом швыряет на пол цветы, разворачивается и уходит. Громко хлопает дверь. Девушка, закрыв руками лицо, бессильно опускается на диван. Её плечи сотрясаются от рыданий…

Вечер. Ира стоит на балконе. Её руки дрожат, по лицу текут крупные слёзы. Перила, на которые опирается девушка, кажутся такими непрочными, ненадежными, хлипкими. Внизу – темнота. Спасительная. Безмолвная. Стоит только качнуться вперёд, и она сразу решит все проблемы.

Картинка приближается. Я вижу ауру девушки. Она не цветная, Ира – обычный человек, не маг, но она светлая, очень светлая. Яркие огоньки играют и переливаются, соревнуясь со светом полной Луны. Потом аура неожиданно начинает темнеть, словно бы что-то чёрное, злое пытается её поглотить. Темные щупальца тянутся вверх, как стебли ядовитых растений, опутывающих здоровое и чистое дерево.

Я уже знаю, что сейчас будет, но сделать ничего не могу. Ядовитые нити не оторвать, они выскальзывают из моих призрачных рук, их становится больше, светлые огоньки тают, будто падающие на ладони снежинки.

Девушка прижимается к самым перилам и…

«Не надо», – шепчет чужое сознание.

Ира меня не слышит.

Темнота несётся навстречу.

Боль, ужас, отчаяние. Они заполняют собой всю ауру без остатка.

Рвущийся из груди крик обрывается на самой высокой ноте…

Вероятность, что наш роман закончится плохо, составляла почти девяносто процентов.

Я теперь знаю, что это означало. Знаю, что сам превратил эти девяносто в сто…

– Ты как, в порядке?