Маг полуночи
Шрифт:
Голос Арея не изменился, но Мефодий ощутил вдруг, как к его шее несется изогнутый клинок двуручного меча. Холод – и вот уже его отсеченная голова катится по паркету. Мефодий закричал и быстро присел, схватившись руками за голову. И… понял, что она на месте.
Повязка с его глаз упала. Он увидел Арея, который задумчиво разглаживал черную ленту – абсолютно целую. Никакого меча в руках не было.
– Браво, синьор помидор! Я почти доволен. Нельзя сказать, что ты идешь семимильными шагами, но все же тащишься помаленьку… – сказал он.
Снаружи нерешительно скрипнула дверь, ведущая из дома № 13
– Кто это? Отвечай не оборачиваясь, – велел Арей.
– Э-э… Тухломон. С ним еще кто-то… Девчонка! – сказал Мефодий не без гордости. Все же между ним и комиссионером были две сплошные стены.
– Опиши ее!
– Примерно моего возраста. Светлые пушистые волосы, завязанные в два хвоста на голове – торчат под немыслимыми углами. Джинсы. На шее шнурок с маленькими крыльями. Колечко в нижней губе. Рюкзак с какой-то дудкой.
– И смешал же ты в кучу колечки и рюкзаки… Девчонка-то симпатичная? – вдруг перебил его Арей.
– Ну… да! Безумно, – сказал Мефодий, чувствуя, что слегка краснеет.
– Так ты говоришь, симпатичная? – прищурился Арей.
– Я не говорил «симпатичная!» Это вы сказали! – возмутился Мефодий.
Арей хмыкнул.
– Зато ты сказал: «Бэ-эзумно!» А между «бэ-эзумно симпатичной» и просто симпатичной чудовищная пропасть. Будь осторожен, мальчик. Не слишком доверяй дочерям Евы. Не исключено, что нам придется в самое ближайшее время снести этой девчонке голову.
– Почему? – напрягся Мефодий.
– Потому что три трели ее флейты могут сделать из тебя дуршлаг и освободить все эйдосы из моего дарха. Имей в виду, что по всем признакам эта девчонка – страж света.
Глава 9
Седьмой страж на киселе
– Тук-тук! К вам можно? – голосом, в котором так и булькал сироп, спросил Тухломон, просовывая в кабинет Арея свою мягкую голову.
– Попытайся, но вообще-то комиссионерские дни: понедельник и пятница! – сухо сказал Арей.
– Ах, батюшка, у меня семь пятниц на неделе! Я такой весь… такой весь… – И, не найдя слов, Тухломон одним только передергиванием плеч ловко выразил, какой он весь.
Прошмыгнув-таки в кабинет, комиссионер забегал по нему, всплескивая ручками и блея. Несмотря на то что вел себя Тухломон крайне развязно, ощущалось, что он не в своей тарелке. Лицо Тухломона ни на секунду не оставалось неподвижным. Оно гнулось, вздрагивало, брови прыгали, нос шмыгал – все как у пластилиновой крыски. Дафна пока не заходила. Видно, осторожный комиссионер, считая, что Арей пока ничего не знает и надо его подготовить, велел ей остаться в приемной у стола Улиты.
Мефодий хмуро уставился на Тухломона. После той истории с эйдосом, который Тухломон чуть не увел у него, он терпеть не мог комиссионера.
Зато Тухломон продемонстрировал Мефодию свою крайнюю симпатию. Ловко подскочив, он поцеловал его в плечико, а когда Мефодий его оттолкнул, ухитрился еще поймать на лету и поцеловать его ручку.
– Ах, барич, право! Не любите вы меня – оченно мне это в обиду! – укоризненно сказал Тухломон. – Как у нас в Аиде мудрецы-то говорят? Кто старое помянет – тому… хе-хе… эйдос вон. Ежели и расстроил вас когда, исключительно по недоразумению. Вижу:
человек хороший сидит – дай, думаю, возьму его эйдос на сохранение, пока какая другая сволота меня не опередила! Ежели хотите – можете мне за то носик свернуть или по щечке кулачком… Без всякого стеснения! Мне это только на пользу пойдет.Давая Мефодию полную возможность пройтись по его физиономии, Тухломон, наклонившись, надул щеки и закрыл глазки.
– Лучше я мечом! – сказал Мефодий, не имея особенного желания хлестать его по липким щекам.
Тухломон поспешно открыл глаза. Заметив разрубленный стол Арея, он удивленно моргнул и с беспокойством уставился на футляр меча, который Мефодию доставили из Канцелярии.
«Ага, испугался! Понял, что это такое!» – восторжествовал Мефодий, но комиссионер уже поспешно семенил к Арею, сунув влажную ладошку в задний карман.
– У меня для вас трофейчик, шеф! Как выражение моей признательности за мудрое руководство и прочие высокие пороки! Вы мне истинно как отец родной, благодетель! Век мне эйдосов не видать, ежели хоть на грошик соврал! – Тухломон так расчувствовался, что даже всплакнул и громко высморкался в возникший вдруг у него в руках красный платок.
– Хорош лопотать! – сказал Арей.
Тухломон вытащил из-за спины руку.
– Вот. От чистого сердца. Вы наш орел, а это ваши крылышки-с!.. – сказал он.
Что-то блеснуло у него в руке. Мефодий увидел, что комиссионер держит в руках цепочку. На лице Арея появилось что-то хищное. Не принимая пока у Тухломона подарок, он пристально разглядывал ее.
– Полк златокрылых? – спросил Арей.
– Собственными ручками снял-с! Одолел в честном бою-с! Они просили-с пощады-с, но я был неумолим-с и свиреп-с! – похвастался Тухломон.
Арей с сомнением взглянул на него и принял крылья. Мефодий машинально заметил, что он, так же как Тухломон, держит крылья строго за цепочку, не прикасаясь к ним, как к чему-то чужеродному и опасному. «Странные они, эти стражи. И дархи чужие не берут, и крылья…» – подумал Мефодий. Сам он чувствовал, что может взять золотые крылья без опасений. Пока может, пока цел его эйдос и он совсем не превратился в стража мрака…
– Это сделала девчонка, не так ли? – произнес Арей. Это был даже не вопрос, а утверждение.
– Ну, в общем, да. Только снял-с их я-с! – с обидой сказал Тухломон.
– Сколько их было?
– Стражей света? Двое.
– Вторые крылышки, стало быть, заиграл? Для кого же? Не для нашего ли руководящего горбунка? – с презрением спросил Арей.
Подслушав эту лестную характеристику, горбун Лигул выглянул на мгновение из разбитого портрета, зыркнул внимательными злыми глазками и скрылся.
– Ах, шеф… У меня такое слабое здоровье. Ножки ноют, ручки отваливаются. Никто не любит бедного больного Тухломончика. Только бедный больной Тухломончик один всех любит! – оправдываясь, сказал Тухломон и снова попытался всплакнуть.
– Грыжу поправь, вывалилась! – посоветовал Мефодий.
Комиссионер раздумал плакать и поспешно схватился за живот.
– Ах, молодой человек! Не надо так шутить со старыми людьми! Старые люди во все верят и от всего плачут. А грыжа у меня выпадает порой-с. Один раз чуть не потерялась, – сказал он грустно.