Маг поневоле

— Опять ты меня выручил, — покаянно посмотрел я на друга, скидывая промокшие обноски. — Во всём прав это урод. Придурок я и с головой не дружу. Ты же говорил, что в деревне остерегаться местных нужно и что напоить могут и даже с бабой угадал. Вот только, сколько осляте псалтырь не читай, он умней не станет. Вот и я… Как тот осёл. — Я горестно уставился на, весело подмигивающий в печи, огонь.

— Да не расстраивайся ты так сильно. — Гонда кряхтя, задвинул на дверях массивный засов, (собственно говоря, единственную прочную вещь, в полуразвалившейся халупе). — Это из-за пустоши всё. У нас в деревне бают, что даже если милостью Троих кому-то оттуда невредимым выбраться удаётся, то он всё равно несколько дён сам не свой ходит. И глупости разные вытворяет. Видно Лишний так забавляется! Даже отцы-радетели ходоков, в запретный город, только раз в седмицу посылают, чтоб в себя прийти могли. Тогда хоть надежда есть, что с добычей вернутся. А у тебя ещё и с памятью беда. Чего же хорошего ожидать? Но я думаю и у тебя, со временем, всё наладится. Главное до Вилича благополучно дойти. Но тут я уж пригляжу.

Мой друг ненавязчиво забрал, из моих рук, одежду и ловко пристроил на небольшие жердины возле печки.

Я почувствовал, как на глазах начали наворачиваться непрошенные слёзы. Пусть мир тут поганый и могучим властелином мне, похоже, не быть, но хоть с другом повезло. И, похоже, сильно повезло. Что люди здесь в основном дерьмовые и каждый, ради грошовой выгоды, готов ближнего своего на куски порвать, мне и дня хватило понять. И тем невероятнее была удача подружиться с Гондой. Другом, который поможет, научит, да и просто в беде не бросит. Вон даже рискнул, с Тимофеем сцепится, хотя мог просто, в сторону, уйти.

— А почему ты на предложение Тимофея не согласился? — Решил поинтересоваться я, подвигаясь поближе к печке. Языки пламени весело танцевали на осиновых поленьях, окутывая теплом. — Положение то безнадёжное было. Ещё и тебя бы из-за меня схватили. Это же просто чудо, что Марк с Лузгой так вовремя проснулись. Вон как храпят, — мотнул я головой в их сторону. — Их и из пушки не разбудишь!

— Так ты не понял ничего?! — Весело рассмеялся мой друг, присаживаясь рядом. — А ну да. Ты же не от мира сего. — Хлопнул он меня по плечу. — Всё же с самого начала ясно было. Как только мы в деревню прибежали! Люди здесь плохие. Вот в чём дело то.

— Ну, это-то понятно, — согласился я с ним. — Хорошие ворота закрывать бы не стали.

— Да нет, — поморщившись, Гонда сокрушённо покачал головой. — То, что ворота перед нами закрыть пытались, это как раз нормально. Кому какое дело до чужого обоза? Свои лапти дороже чужих сапог. Так что, если бы обоз не жреческий был, ни в жизнь не открыли бы. — Юноша неспешно развязал узелок и, достав небольшую деревянную баклажку, смачно приложился к ней. — Будут они рисковать из-за случайных путников! Если волколаки за ворота проскочат — беда будет. Живучие твари! — Баклажка перекочевала ко мне. — Года три назад к нам в деревню две такие зверюги заскочили. Фомка-кривой вару на посту нажрался и чего-то там не доглядел. И зачем он ворота открыл? У него уже не спросишь. Они его первого загрызли. Насилу этих тварей одолели. А если бы их больше было?

— И многих загрызли? — Поинтересовался я, с наслаждением глотнув чего-то холодного и освежающего, по вкусу похожего на квас.

— Да почти два десятка, — вздохнул Гонда, поворошив палкой угли. — Очень уж лютые были. Да вдову Фомки, в тот же день, вместе с детьми, на ночь глядя, из деревни выгнали. Хорошо не убили.

— Чего же хорошего то? — Не согласился я. — Ночью в лесу всё равно далеко не уйдешь. Кто-нибудь да обязательно схарчит. Сам же говорил.

— У нас деревня у самого края леса стоит. — Гонда убрал баклажку обратно. — И река рядом. Может и уцелели. Тут уж как Трое решат.

— А почему эти…. Ну, волки, днём на нас напали?

— Не волки, а волколаки, — поправил меня мой друг. — Волки то помельче будут. А что днём напали, так, кто же их знает! — Пожал он плечами. — Обычно они на охоту только с закатом выходят. Не любят они солнца. Пережидают его где-то в лесу. Может, вспугнул их кто-то более сильный. Или оголодали совсем. Хорошо деревня рядом уже была. Не отбились бы мы.

— Ну, в этом я не сомневаюсь, — согласился я. И вернулся к заинтересовавшему меня вопросу. — Деревня то почему плохая? По мне, так моя не лучше.

— А ты разве не заметил, — покосился на меня Гонда, — что никто баллот вчера не тянул? А ведь это, по обычаю, в тот же день, по приезду делать надобно. Смекаешь?

— Это значит они уже кого-то? — Похолодел я от внезапной догадки.

— Видать, в прошлом годе, тоже о таких же, как мы, горемыках, заботу проявили, — зло процедил Гонда. — Понравилось на чужой хребтине выезжать. Поэтому ни я, ни вон они. — Друг кивнул в сторону все громче храпевших ребят, — и не удивились, когда староста пожаловал и варом угощать стал. Прямо как гостей дорогих. — Гонда презрительно сплюнул. — Про тулуп заляпанный, и не вспомнил!

— И всё же пить с ним стали? — Поразился я.

— Так нам-то, как раз, ничего и не грозило, — весело усмехнулся мой друг. — Даже Лишнему ясно, что староста именно на тебя глаз положил. Тут народ глазастый. Сразу поняли, кого окрутить легче будет. К тому же Никодим, не зря, поначалу, с воями бражничал. Наверняка выведал, что твоего односельчанина, как раз, волколаки у ворот и сожрали. А остальным и дела до тебя быть не должно. Лишь бы силком не волокли. А так и пожрали и вару выпили — красота! А больше одного им и не надо было. Сам выдел.

— И ты меня не предупредил, — обиделся я.

— Так я думал, что ты тоже понял, — виновато потупился тот. — Тут и дураку ясно было. К тому же, я заранее с ними договорился, — кивок на лежаки, — что на дармовщинку пожрём, но за тобой присматриваем и местным не отдаём. Да мальца не рассчитали. — Гонда вздохнул. — Тут моя вина. Уж больно вар крепкий был. И сам заснул, и засов не закрыл.

— Но проснулся же! — Я положил руку ему на плечо, — и меня опять выручил. Чуть сам не пропал! — Я с уважением посмотрел на своего друга. — Смелый ты! Их вон, сколько было, а не испугался. Не бросил.

— Я не смелый, я предусмотрительный, — развеселился тот. — Я когда увидел, что ты с бабой ихней на выход наладился, в первую очередь Лузгу растолкал, а потом уже вслед за тобой кинулся. Ох, и чудной ты был! — Приобнял он меня. — Не соображаешь ничего, лепечешь только что-то бабёнке этой. И как клеш в неё вцепился! Хорошо, колодец рядом был!

— А этот щербатый. Как его… Тимофей отомстить не может случаем? — Забеспокоился я. — Уж больно зло он на тебя смотрел. А мы как я понял, здесь задержимся.

— На день точно, — помрачнел Гонда. — Да только беспокоиться нужно не мне, а тебе. Один я им навряд ли попадусь, а при послухах они никого из нас и пальцем не тронут. А вот ты остерегись! — Внимательно посмотрел он на меня. — Не верю я, что Никодим с Тимофеем от своей задумки так просто откажутся. Так что завтра никуда не отходи. И чтоб всё время у меня на виду был. И давай почивать. Ночь уже на дворе.

Ко мне сон не шёл. Слишком много событий преподнёс этот длинный первый день моей новой жизни. Мозг, не желая считаться с усталостью тела, заново прокручивал весь мой дневной путь: моё появление в этом мире; разговор с сестрёнкой и отцом; события на площади; злоба Калистрата; дорога; донос Силантия; бегство от стаи волколаков; застолье, с последующей попыткой похищения. События с самого начала понеслись вскачь, не давая мне прийти в себя, как следует осмыслить происходящее. И только теперь я начал по-настоящему осознавать, что, похоже, попал в этот мир надолго. Да что там лукавить. Скорей всего навсегда. И если не сумею в кратчайшие сроки адаптироваться, то это навсегда, может занять очень короткий отрезок времени. И никакой Гонда тут не поможет. Не вездесущий же он! Не будет вечно рядом находиться. И, в первую очередь, нужно перестраивать мышление. Непуганый я какой-то. Всем верю, подвохов не жду. Видать, в том, прошлом мире, с этим как-то попроще было. Это как домашнего щенка, не видевшего ничего, кроме ласки хозяев, внезапно на улицу выкинуть. Он и кусаться то добром не умеет, а вокруг уже жестокий враждебный мир.