Магазин работает до наступления тьмы 2

— Дойдем лучше до кондитерской, — сказал Хозяин, заворачивая за угол. — Если будешь хорошо себя вести, купим тебе крендель или этот их круглый пончик с вареньем…

Не успев договорить, он боковым зрением заметил зияющую пустоту на том месте, где только что была мышастая макушка. В следующее мгновение послышались начальственный окрик господина Канегисера и топот его помощника. Иеремия помчался вперед по улице, Хозяин — назад. Сам господин Канегисер с несвойственной ему суетливостью заметался, расспрашивая прохожих, не видели ли они девочку, вот такого роста, русая, под мышкой несла грязную шляпу… Все испуганно качали головами, охали, советовали подождать до вечера — сама придет, когда проголодается, — или обратиться в полицию. Матильда, только что чинно прогуливавшаяся под надежной охраной, буквально растворилась в воздухе.

— Что ж, — господин Канегисер зажег папиросу и привалился спиной к стволу старой липы, — надо уметь признавать поражения.

— У Иеремии часом нет талантов к розыску себе подобных?

— Ерема примитивный элементаль… Он был бы полезен лишь в том случае, если бы мерзавка утопла или заблудилась в тумане.

— Что ж, остается ждать Начальства и молиться. Вы еще помните молитвы?

— Начальство не осведомлено о нашей прогулке. — Господин Канегисер глубоко затянулся и выпустил дым в яркое мартовское небо. — Это было целиком и полностью мое самоуправство.

— Но…

— Она снилась мне. Она даже не была собою, она была тоской, от которой становилось нечем дышать. Каждую ночь я сидел вместе с ней взаперти безо всякой надежды… А тут такая погода пропадает.

Лицо господина Канегисера озарила виноватая мальчишеская улыбка, и на мгновение всезнающий наставник по духовидению превратился в растерянного юнца.

— Я слышал, из бывших духовидцев получаются отменные кадавры для особо ценных монад. Некоторые свойства тела сохраняются и после изгнания души.

— Любая подходящая плоть подлежит повторному использованию. Это сберегает природу… Ерему жаль, он не любит перемен.

Они постояли еще немного, внимательно изучая носки собственных ботинок.

— Наверное, мне стоит вас поблагодарить, господин Канегисер. Мне, признаться, давно и до чертиков надоело это… — Он задумался, но так и не нашел нужного слова и вернулся к уже имеющемуся: — Это. Может, вам потому и снится прошедшая жизнь, что она обыкновенно мерещится умирающим, а наше нынешнее существование — не более чем бесконечно растянутый во времени предсмертный миг?

— Не бесконечно, — ответил после паузы господин Канегисер. — Когда-нибудь это прекратится, так или иначе.

— Вот и славно. Человек ко всему привыкает, а я не хочу привыкать к… подобному состоянию.

— Понимаю вас.

И тут в пространство между ними, заслоняя саженными плечами солнце, шагнул молчаливый Иеремия. Он держал за шиворот Матильду, которая прижимала к груди стиснутый кулачок и голосила:

— Пусти! Я не убегала! Не убегала! Я же сама вернулась!

***

Она медленно разжала пальцы, и взору озадаченных «дядюшек» предстало колечко из самого паршивого серебра, с полупрозрачным красноватым камнем, в котором, будто кровь в воде, клубились более темные включения. Господин Канегисер протянул руку, но Иеремия мягко отстранил ее, и кольцa первым коснулся тот, кому оно предназначалось. Тот, кому несла его Матильда.

Тесный ледяной обруч обхватил голову, и зрение его раздвоилось. Словно на искусном витраже, сквозь который проступали многолюдная улица и удивленное лицо господина Канегисера, он видел, как на зеркальном паркете умирает девушка в белом платье с окровавленным лифом. И еще он видел и отчетливо ощущал свою руку — свою женскую руку, сжимающую нож с длинным тонким лезвием, и на указательном пальце блестело то самое кольцо с полупрозрачным камнем… Он поспешно передал кольцо господину Канегисеру и по его удивленному лицу понял, что наставник пережил то же видение. Затем кольцо оказалось у Иеремии, и тот с самым невозмутимым видом тщательно завернул его в платок и опустил в карман. Господин Канегисер с особой гордостью отмечал его «почти полную невосприимчивость к чудесам».

— Вещь не в себе! — В глазах духовидца мелькнул азартный интерес. — Возможно, у нее чутье.

— Ничего я не чуяла, оно само меня звало, — возразила Матильда. — Пело и пело, как тот охранник, который проверяет меня по утрам. Во сне он все время поет в опере.

— Вещь с чувственными проявлениями, очень любопытно…

— И как ты заполучила кольцо, ты его украла? — перебил Хозяин.

— Нет! — оскорбленно вскинула левую бровь Матильда. — Я упросила одну даму отдать его мне.

— Что же ты ей сказала?

— Я сказала, что иначе я выдавлю глаза ее песику. А потом ей самой.

***

Через несколько дней в пансион пришло официальное письмо с синей сургучной печатью. Оно уведомляло, что его переводят в Париж, все инструкции он получит в конторе в ближайшее время, а в помощь ему назначается фамильяр Матильда, инвентарный номер такой-то.

— По всему выходит, что вас отправляют заведовать тамошним перекрестком, — шепнул при встрече господин Канегисер. — До меня дошли слухи, что прежний управляющий совершенно утратил доверие. И поздравляю с фамильяром! Теперь вы Хозяин, это большой и ответственный шаг. Ерему в первые дни невозможно было выманить из-под кровати.

***

И еще одна фотографически подробная картинка перед очередной лакуной в памяти: они вместе с Матильдой стоят на крыльце конторы Начальства в ожидании автомобиля. Матильда с видимым наслаждением ковыряет в ухе — это развлечение она открыла для себя совсем недавно. На голове у нее все та же шляпка с розовой лентой. Он опирается на трость, прощальный подарок соседей по пансиону — славные все-таки были люди, хоть и запомнит он по имени одну только заполошную гетеру Леночку.

В другой руке у него саквояж, похожий на докторский. В саквояже — склянка из темного стекла с плотно притертой пробкой. А в склянке — сердце Матильды. Частица, которую изъяли из живого мыслящего существа, чтобы превратить его в бабочку на булавке.

— Не волнуйтесь, — напутствует их господин Канегисер. — Говорят, в Париже прогрессивные нравы.

Или это было уже в другой раз? Да, определенно в другой.

***

— …С разыскиваемым фамильяром? Отвечайте.

— Прошу прощения? Я задумался.

Одутловатый человек пожевал губами, прокашлялся, отпил воды из безупречно прозрачного стакана и повторил:

— Ощущаете ли вы по-прежнему психическую связь с разыскиваемым фамильяром?

Тон у него был такой, словно ему и так всё понятно и его ждут куда более важные дела, но долг и приличия велят продолжать.

Хозяин бросил взгляд через стол на господина Канегисера, который на секунду перестал сосредоточенно крутить пуговицу на рукаве.

— Нет, — покачал он головой. — Разумеется, нет. Полагаю, она давным-давно вернулась в свой лучший из миров.

Эпизод 3. Наш портал в тумане светит

Толпа переминается с ноги на ногу в огромном, патологически разросшемся подъезде. Люди ждут своей очереди, чтобы сесть в лифт и подняться к жилым ячейкам. Потом они отстоят очередь на ужин, точь-в-точь как в пропахшей картофельным пюре столовой, очередь в ванную и очередь в постель, где все улягутся плотным рядком, чтобы места хватило. Весь мир — одна большая очередь, блаженны ждущие безропотно, ибо их есть килограмм масла в одни руки и долгая счастливая жизнь, а если найти верного спутника и ждать вместе, бок о бок, то и на него дадут. Главное — вовремя сверяться с номерком на ладони, дотерпеть и не прозевать.