Магические традиции

— Вернемся к этому разговору через годик. Быть может, ты к этому времени захочешь, чтобы у меня появилась любовница?

Лили недовольно отвернулась от него, но Сириус продолжил:

— Секс втроем? Любовника тоже, кстати, я могу завести. В плане секса у магов нет предрассудков. Это жениться я должен на женщине.

Лили удивленно уставилась на Сириуса:

— Что? Ты…

Он расхохотался:

— Нет… наверное. Не пробовал. Но если вдруг кого присмотришь — говори, я подумаю над этим.

Лили покраснела и обиженно отвернулась от него. А Сириус внезапно обнял ее сзади, уткнулся в макушку:

— Ты когда злишься, похожа на маленькую девочку. Так и хочется тебя еще больше подзадорить. Например, дернуть за локон.

И Сириус тут же осуществил сказанное. Лили ойкнула попыталась вырваться из его объятий, а Сириус же крепко перехватил ее за талию и чуть приподнял. Впрочем, тут же поставил и чуть ли не потащил к выходу из комнаты:

— Опаздывать — верх неприличия. Умением приходить вовремя на ужин детей приучают к тому, чтобы они потом на важные встречи не опаздывали. И если мы придем после шести, то завтра мама тебе это припомнит как минимум пять раз. Скорее — семь.

* * *

Вальбургу Лили побаивалась. Они еще ни разу не оставались наедине, но Лили и вчерашнего ужина хватило, чтобы почувствовать себя крайне неуютно под строгим взглядом будущей свекрови. Вальбурга была красивой женщиной лет тридцати-сорока на вид. Она немного отличалась от своей семьи: в отличие от остальных Блэков, черты лица у нее были мягче, приятнее. Большие глаза, полные губы, нежный овал лица. Черные волосы она гладко зачесывала назад, а из макияжа у нее — только идеально ровные стрелки и яркая помада темных оттенков. Она была красива и величественна, властный низкий голос и взгляд с прищуром дополняли образ женщины, которую нужно как минимум уважать. Как максимум — ее следует бояться. И Лили была уверенна, что матери Сириуса она не нравится.

Вальбурга же уже второй день оценивала невестку. Она быстро сошлась с Беллой и Цисси, но они обе были к ней явно расположены, а Белс еще и тараторит без умолку — она просто ненавидит неловкую тишину. А Нарцисса вряд ли смогла что-то узнать во время болтовни сестры.

Но при этом девочка воспитана. У нее красивая походка — ровно держит спину и смотрит вперед, а не себе под ноги, как большинство маглорожденных.

— У тебя хорошая осанка, — похвалила она Лили, когда только садилась за стол.

Девушка вздрогнула, но все же ответила ровным голосом:

— Спасибо.

— Такая осанка и походка не появляются из ниоткуда, — продолжила Вальбурга.

Лили вздохнула. Объяснять эту часть своей биографии она не любила:

— Моя бабушка — балерина. Мы с сестрой долгое время посещали танцы, а до этого года я проводила у бабушки Лизы в Лондоне как минимум две недели.

В Коукворте не было полноценной балетной школы. Лили с сестрой посещали обычные танцы, но так в Англии начинают многие. Увы, бабушке пришлось отказаться от своей мечты сделать внучек знаменитыми балеринами: Петунья была жутко стеснительной и даже на показательных выступлениях отказывалась выходить на сцену, а Лили обладала неподходящей фигурой. Балерины — высокие и худенькие, как нимфы. А Лили — фигуристая и маленькая. То, что у нее будет женственная фигура, бабушка поняла еще до прихода письма из Хогвартса. Но даже после этого бабуля била ее жестким японским веером по спине, если Лили начинала горбиться. И требовала, чтобы внучка вставала во все балетные позиции. Лили даже в Хогвартсе приходилось делать растяжку — уж лучше тянуть шпагат в небольшой школьной ванной под гневные требования соседок освободить помещение, чем летом позволить бабушке вернуть ее в форму за пару дней. Пару дней боли и слез.

Вальбурга величественно кивнула. Единственный магловский вид искусства, который она признавала, был балет. И она знала, что у профессиональных танцовщиц идеальная осанка и плавная походка. Радует, что это не придется исправлять. С манерами тоже возиться не придется. Лили прекрасно ориентировалась во всех стандартных ножах и вилках, не резала ножом все подряд, осторожно отщипывала кусочки булок, при этом не косилась опасливо в сторону соседей. Она знала, как правильно. Даже умела есть рыбу с помощью приборов, а не руками. Быть может, впоследствии возникнут трудности с чем-то более редким, но пока она прекрасно справлялась.

Речь тоже, слава Мерлину, у девушки поставлена. Быть может, аристократической привычки растягивать гласные у нее и нет… но Вальбурга всегда считала эту манеру речи неприятной. Голос хороший — довольно низкий, с едва заметными мурчащими нотками. Если научиться говорить медленно и низко, приглушая голос, то сможет удерживать внимание собеседников без труда. Голос — тоже средство воздействия на людей.

— Знаешь какой-нибудь язык, кроме английского?

Лили неуверенно потупилась, но все же призналась:

— Средне говорю по-французски. И знаю несколько фраз на русском. Но свободно — только по-английски.

Вальбурга нахмурилась. Для обычной английской девчонки Лили была даже слишком образована. Мало кто из маглорожденных сможет хотя бы кофе заказать на другом языке. А если говорит, что знает средне — значит действительно знает. Оценивают свой уровень знания обычно те, кто язык все же учит.

— У тебя явно необычная семья.

Все за столом молчали, с интересом прислушиваясь к их беседе. Порции за ужином маленькие, но непременно четыре смены блюд, не считая десерта. Вино в бокалах тоже меняют как минимум раз. Иногда — два. Лили едва отпивает из них, но тоже ведет себя так, будто пить вино за ужином для семнадцатилетней магловской девушки — что-то нормальное, хоть и не особо привычное.

— Моя бабушка Лиза… балерина. Из русской эмиграции, была бы дворянкой в России. Здесь родилась, здесь вышла замуж за интеллигентного англичанина из простой семьи. Поэтому мой папа воспитывался в строгости, он единственный ребенок в семье. Мой дедушка с маминой стороны — сквайр. В сороковые годы он, в некотором роде, сменил землю на пакет акций крупной текстильной фабрики. Из-за некоторых событий, произошедших еще до моего рождения, дедушка лишился почти всего своего состояния. Но воспитание у меня действительно достаточно строгое.

Лили замолчала. Рассказывать о семье она не любила. Папина родня еще ничего — всего лишь своеобразное поведение бабушки, но люди искусства вообще плохо поддаются критериям нормальности. А вот с маминой стороны все гораздо сложнее. Даже продав землю и растеряв состояние, дед не лишился гонора и аристократических замашек. Он был не самым приятным человеком. Его старший сын по молодости попал в немало передряг — он бросал учебу, портил чужое имущество, транжирил деньги, за ним постоянно тянулся шлейф штрафов и судебных исков. Однажды деду даже пришлось его откупать от тюрьмы. В итоге дед зря растратил свое состояние: дядюшка Лили — настоящий уголовник. Выйдет на свободу через пару лет. Петунья в вечерней молитве совсем не по-христиански просит, чтобы дядюшка отошел в мир иной до освобождения.

Несмотря на высокую должность отца и сохраненные семь процентов акций, которые и позволили папе занять должность на фабрике, жили Эвансы не особенно богато. Выплачивали ссуду за дом, никогда не экономили на еде и образовании, плюс вынуждены поддерживать определенный уровень жизни, чтобы не вызывать лишних сплетен. Папа должен иметь качественные костюмы, мама и Лили с сестрой — хорошие наряды для выхода в свет, обстановка в доме, хорошая машина, каждый год семья отдыхала за границей. Кроме того, поддерживали уход за маминой мамой — суховатой старушкой, что явно не собиралась помирать лет до ста, проживая в дорогом доме престарелых. А еще обучение Петуньи: колледж тоже требовал немало, она смогла получить лишь частичную стипендию. Все это делало Эвансов бережливым средним классом, навсегда застрявших недалеко от той черты, что отделяет обычных людей от богатых.